Ящик водки. Том 4

И вообще. Где критерии, по которым можно определить — вот «своя», а вот — «чужая» армии? То, что в «своей» приходится принудительно служить; а в «чужой» нет, вряд ли делает «свою» более привлекательной. И если наличие всеобщей воинской обязанности является единственным отличием «своей» от «чужой», то, может, просто пойти с шапкой по миру, собрать денег, да и нанять кого-нибудь вроде средневековых швейцарских наемников, и пусть они нас обороняют. «Свои» же мальчики останутся целы и невредимы и будут заниматься производительным трудом, а не строительством генеральских и чеченских дач. Не так ли испокон веку делали древние славяне, нанимая варяжскую дружину? И ничего, никто не считал их дураками, а даже наоборот.

— Какова ваша ниша в российской жизни?

— Нету никакой ниши. (Хихикает.)

Здесь-то что не так? Здесь я ведь над собой смеюсь. Это ведь у меня нет ниши [5] . Что ж так переживать? Ох уж мне это доброе минкинское сердце! До всего-то у него есть дело. И даже за меня, грешного, переживает. Прямо первохристианин какой-то.

Интервью закончилось. Мир не рухнул. Стоит и Россия. Но Минкин — не унимается! Дальше опять его текст. Я считаю — шедевр.

5

О нишах чуть ниже. Подождите, там Минкин дает мне перцу.

Вот единомышленник Чубайса, Гайдара и др. Вот кого назначал Ельцин заведовать Госкомимуществом, точнее, продажей всего имущества России.

Как обычно, у Минкина плохо с логикой. Я, например, из этого текста так и не понял: кем меня назначил Ельцин? Сначала вроде бы понятно — заведовать Госкомимуществом, а потом автор поправился: точнее, говорит, продажей всего имущества России. Чем первая часть фразы неточна, мне непонятно. Да и не заведовал я продажей всего имущества России, поскольку большая часть этого имущества (недра, земля, железные дороги, оборонная промышленность, космическая промышленность, атомная энергетика и еще огромное количество всего) не продавалась. Я заведовал лишь той его частью, которую было принято решение продавать.

В правительстве был человек, который абсолютно не верил, что страна может подняться. И, значит, был там, наверху, для чего-то другого.

Минкин! Где логика? Я уже говорил, что сомнения (как бы так по необиднее высказаться) в блестящих перспективах России у меня возникли в период примаковского премьерства. Причин для этого была масса. Некоторые из них я уже перечислил. Кстати, я и сейчас считаю, что, мягко выражаясь, не все тучи рассеялись. Однако почему из этого делается вывод, что я в период своей работы в правительстве «абсолютно не верил, что страна может подняться»? По-моему, такой вывод — откровенная натяжка. Если угодно, то я верю, что страна может подняться. И много делал и делаю, чтобы она поднялась. Например, вместе со своими партнерами построил всю энергетическую инфраструктуру морского порта в «Усть-Луге». Однако у меня есть подозрения, что оптимистический сценарий — не безусловен.

Странно также выглядит предположение о том, что люди идут в правительство исключительно для того, чтобы «абсолютно верить, что страна поднимется». Как правило, они идут туда «для чего-то другого». Например, для того, чтобы работать. А «гордиться общественным строем» — удел тех нынешних говорунов, которые, боясь делать реальные реформы, пасуют перед лицом их болезненных, но неизбежных социальных последствий.

Перед нами типичный русский холоп (хоть и немец). Будет смотреть, как подыхает лошадь, и пальцем не шевельнет: она же не его — барская, соседская, чужая, зачем ей жить?

Яша, лакей Раневской (Чехов, «Вишневый сад»), когда никто не слышит, говорит старому Фирсу: «Скорей бы ты подох». И тут же просит барыню: «Возьмите меня с собой в Париж! Здесь жить невозможно, одно невежество».

Вот как Минкин все здорово придумал! Какая глубина проникновения в образ типичного русского холопа! Вот так вот они, холопы, и думают? И им нет дела до того, что барская лошадь может умереть? Как интересно. Сроду бы не мог предположить такого.

Я вот всегда считал, что типичный русский холоп (даже если он, например, немец или еврей) выделяет именно господскую лошадь [6] , самозабвенно за ней ухаживает, делая смыслом жизни угождение барину. Взамен рассчитывая, что тот, в случае чего, заберет его в Париж.

6

Кстати, хоть с точки зрения «типичного русского холопа», хоть с любой другой, барская, соседская и чужая — это три разных лошади. Соответственно, к ним всем разное отношение. И еще: «типичный русский холоп» — это синоним русского крепостного крестьянина. А он (быть может, Минкин этого не знает) является предком 90 процентов русских людей. В частности, например, и моим пращуром. Предки моей матери — выходцы из европейской части России, из крестьян, а значит, они были крепостными. Гордиться здесь нечем, но и скрывать я этого не собираюсь. Я не могу похвастаться принадлежностью к каким-либо избранным народам, которые счастливо избегали рабства.

Однако, как правило, барин плохо замечает рабскую услужливость и верность, воспринимая ее как должное. Барин бросает своего холопа на произвол судьбы сразу, как только тот перестает быть ему нужен. Ну, вот как вас, Минкин, бросил Гусинский.

Ой, извините, я, кажется, ненароком сказал бестактность? Фи, какой мужлан! Конечно же, ничего общего. Безусловно, вас с Гусинским связывала просто настоящая мужская дружба. Как я только мог подумать иначе?

С высокомерным презрением он говорит «они», «русские»… Он не говорит «русише швайн», потому что это неприлично. Но он так думает. Это очевидно.

Он не может думать иначе. Потому что либо «русише шваин», либо Кох —швайн».

Минкин! Опять вы за свое? Нельзя так бахвалиться своей проницательностью. Это «неприлично». Только вдумайтесь, что вы несете: «…Он так думает. Это очевидно. Он не может думать иначе». Минкин! Я так не думаю. Это — очевидно. Уверяю вас, я могу думать иначе. И даже более того — иначе думаю. Также мне очевидно, что более самонадеянного человека, чем вы, я не встречал в своей жизни. Неужели вы думаете, что если вам кажется некий посыл безальтернативным (это ваше неумолимое «либо — либо»), то так оно и есть?

Поверьте, мощь вашего разума не безгранична. Более того, она очень скромна. Даже я вижу границы этой вашей мощи. Что же тогда говорить о по-настоящему умных людях?

Кстати, я продолжаю делать вид, что не замечаю националистических выпадов Минкина. Правильно ли я делаю? Бог его знает… Я давно заметил одну особенность. У части нашей так называемой «интеллигенции» шовинизмом считается только антисемитизм. В отношении же других народов они вполне позволяют себе выпады, которые никогда не позволили бы в отношении евреев. Странно… А я считал, что в этом отношении тоже должны быть все равны. Может, Минкин мне разъяснит, в чем мое заблуждение?

Человек хочет считать себя хорошим и честным. Голубой воришка Альхен воровал и стыдился, чувствовал, что поступает нехорошо, обирая старух в богадельне. Он не идейный.

Будь Альхен таким же идейным, как Альфред Кох, считай он, что старухи — швайн, что они — мусор, что должны подохнуть, тогда чего стыдиться?

Если любишь или хоть уважаешь, обворовать совестно. Но если презираешь, если не считаешь за людей — тогда, как говорится, сам бог велел.

Человек с таким образом мыслей не может не воровать. Особенно если обеспечена безнаказанность, если проделки оформляются в виде постановлений правительства. За мысли нельзя наказывать. Почему же у людей, которым я показывал интервью Коха, возникало желание его наказать? Должно быть, потому, что понимаешь, как он действовал, если он так думает.

Так вот к чему Минкин клонил! Наконец-то! Эта корявая «логика» была нужна для того, чтобы доказать, что я не мог не воровать. Бог мой! Как все оказалось просто…