Ящик водки
Шрифт:
– Вот это красивый поступок! Причем он не стал дожидаться вручения, чтоб там устраивать шоу. А тонко поступил, аккуратно. Тонкий человек. О чем я тебе и толкую.
– Путин оказался хитрее. Он сам к нему поехал. А вот Исаич, говорят, принял его достаточно сухо. Разговаривать с ним фактически отказался. Поговорил перед камерой на общие темы, и все. А на приглашение нанести ответный визит вроде бы не откликнулся.
– А орден ему Путин туда привез? Так из кармана внезапно выхватить и – опа! – приколоть. И ничего уже не
– Да, незаметно на спину приколоть.
– И человек уже зашкваренный.
– Первой степени.
– Различной степени.
– С бриллиантами и бантами.
– Или так: «Я тебе, Солж, привез списки чекистов, которые мучили честных диссидентов. Что с ними делать? Погоны оторвать? Или того? Как скажешь, так и будет. Хочешь – расстреляю их к такой-то матери. У меня их тем более полно. И все они требуют, чтоб я их устроил получше…»
– Не, я думаю, он к нему приехал с другой речью.
– Типа – похвали меня, и все будет хорошо?
– Нет. «Ну что, старый козел, видал? Все равно наша взяла. Поэтому я тебе предлагаю: давай, чтоб атмосферу не портить, ты меня как демократического президента прими и расскажи, как все замечательно. Вот ты орал на весь мир – КГБ, КГБ. А вот меня народ избрал! Не Сахарова какого-то, а меня. С этим народом надо только так. Ты слезу лил, жалел. А хули его жалеть?»
– И говорит: «А хочешь, я тебя еще раз посажу?»
– Думаю, не случайно были утечки в Интернете: типа Солж стукачом был в лагере…
– Это и при советской власти гнали. Кагэбэшные утки. Хитрые такие.
– Помнишь, Сталин сказал Надежде Константиновне: «Ты сегодня вдова товарища Ленина, а завтра мы ему получше можем вдову подыскать – если ты болтать будешь много лишнего». Так и тут – они его за Можай загонят и умрет он стукачом, а не великим писателем. Посадят его – и народ будет улюлюкать: «Смерть сталинскому жополизу!»
– Это кто – сталинский?
– А Солженицын! Так пресса подаст. (В момент написания главы Лесин был министром. А сейчас нет. Но влияние на процессы имеет. – Примеч. авт.). Лесин даст команду – и нет великого писателя. Зато есть стукач.
– А-а-а! Пресса! Пресса – она может…
– Ну да. На легкой работе, лагерный придурок, и всего какой-то червонец отмотал. Не разговор.
– И жену бросил – тоже припомнят.
– Тоже – темка. И вообще он никакой не Солженицын, а Солженицер… Так они и расстались, придерживаясь нейтралитета.
– А вот еще у нас регистрация партии обманутых вкладчиков. В народных массах это все в одном ряду – приватизация, «МММ».
– Да пошел ты на хер! Ты меня с Мавроди сравниваешь! Мне неинтересно настроение масс.
– Почему это – неинтересно?
– А я так устроен. Мне неинтересны мнения народных масс и вообще заблуждения. Я, как человек разумный, должен
стремиться к истине.– Ни хера себе. Ты же писатель! И вдруг декларируешь, что тебе настроения народных масс не интересны.
– Мне правда интересна. Как сказал вышеупомянутый Солженицын, «а ищет сердце правды».
– Значит, ты не писатель, а философ и мыслитель.
– Народные, понимаешь ли, массы. Да если б в Средние века шарообразность Земли поставили бы на голосование, что б было?
– Хуже бы не стало.
– Но и лучше б не стало. Ты б вот не смог мобильным телефоном пользоваться. И космической связью. Если б считалось, что она плоская.
– Наоборот, так было б лучше: поставил антенну одну на всю Землю, и звони хоть из Китая.
– Но Земля-то на самом деле круглая! Она не подчиняется заблуждениям большинства! Антенна-то не работала бы. А ты в нее деньги вложил.
– А может, она б работала? Откуда ты знаешь? Ты что-то сильно умный сегодня, как я посмотрю!
Бутылка четырнадцатая. 1995
Хит 1995 года – залоговые аукционы. Про то, как делили богатства страны, откровенно и беспристрастно рассказывает Кох. Свинаренко в этот год всего лишь путешествовал по планете и командовал первым русским глянцевым журналом.
– Алик! Чем ты занимался в 95-м?
– Я что, на допросе?
– Хорошо. Ты не на допросе. Хорошо! Протокол ведь не ведется… Разве только мы сами себя пишем… Ну да ладно, я скажу. Занимался я тем же, чем и в предыдущий год. Глянцевым журналом «Домовой» занимался.
– А «Лучшее перо “Коммерсанта”» – это было уже в прошлом? К тому моменту?
– Да нет же. «Домовой» тогда был – не знаю как сейчас – в составе Издательского дома «Коммерсантъ».
– А в каком году ты последний раз написал в «Коммерсантъ»?
– В 99-м.
– А я – в 2003-м. Это была заметка про Ирак. Помнишь?
– Ну. Хорошая заметка была, бодрая. Так ты все-таки чем занимался в 95-м? Весь год залоговые аукционы проводил?
– Нет, они проводились один месяц. А к ним целый год шла подготовка. Версталась нормативная документация, выпускались всякие указы президента…
– А ты был кто у нас на тот момент?
– Первый зампредседателя Госкомимущества. А начальником был Сергей Беляев.
– Что касается повестки дня, то есть года, то залоговые аукционы – самая интересная тема не только 95-го, но, может, и всей книги. Читатели ждут этого. Иные – со злорадством. Они говорят мне: «Ну-ка, ну-ка! И как же вы будете выкручиваться?» Вот ты меня обвиняешь, что я их поминаю всуе…
– А давай все-таки в режиме диалога действовать! Дай и я скажу. Вот ты считаешь, что это кульминационный момент книги.