Явка в Копенгагене: Записки нелегала

— Будете в Буэнос-Айресе, обязательно заходите к нам, — сказал на прощанье мистер Хатчисон.

— Мы будем рады вас видеть, — добавила миссис Хатчисон.

Мистер Хатчисон дал нам свою визитную карточку, на которой значилось: «Акционерное общество по переработке пищевых продуктов. Аргентина — США.

Управляющий делами». Та самая фирма, куда я безуспешно пытался устроиться в 1961 году. Вот чудеса!

— Что ж, связь неплохая, — сказал я «Весте».

— Да, надо постараться ее развить, — отвечала она. — А то с американцами у нас не густо.

Впоследствии связь эту нам удалось закрепить.

На рассвете следующего дня вы выехали в обратный путь. Заночевали в портовом городе Бахия-Бланка, а утром направились в курортный город Некочеа, где мы условились встретиться с Крамерами, которые забронировали для нас номер в гостинице. Здесь мы намеревались отдохнуть несколько дней, покупаться в океане, а затем отправиться в Буэнос-Айрес, где нас ждали дела и дочурка, по которой мы ужасно соскучились.

С Крамерами мы проводили на море целые дни, а вечерами засиживались в пивном баре «Гамбринус», расположенном на главной улице города. Рядом находился кинотеатр, единственный приличный кинотеатр во всем городе. Гостиница была построена в колониальном стиле, то есть окна заменяли двустворчатые двери с жалюзи, выходившие на галерею, опоясывавшую по всему периметру большой прямоугольный внутренний двор. Галерея была вымощена плиткой кремового цвета, весь двор был залит асфальтом красного цвета с традиционным фонтаном посредине, облицованном бело-голубой фигурной керамикой. В больших бетонных, желтого цвета вазах благоухали розы. Двор поливался несколько раз в день, поэтому, несмотря на жару, в комнатах было довольно прохладно.

Заблокировав дверь специальной защелкой, приобретенной еще в Европе, мы приняли радиограмму Центра, тут же ее расшифровали, после чего я, свернув в трубочку запись текста и использованные листики шифроблокнота, поставил все это в керамическую пепельницу и поджег верхний конец бумажной трубки. Листики шифра вспыхнули как порох. Бумага же горела ровным пламенем, медленно сгорая сверху донизу, почти не дымя. В пепельнице осталась лишь небольшая кучка пепла, я спустил ее в унитаз, а саму пепельницу тщательно сполоснул под краном и протер полотенцем. Это была обычная процедура после проведения радиосеанса и расшифровки радиограммы. Оставшиеся неиспользованные листики шифра я вложил под подкладку обложки своей записной книжки, которую я всегда носил с собой.

В тот злополучный вечер я, как обычно, положил записную книжку в задний карман брюк, застегнув его на пуговицу. Посидев вечером с Крамерами в «Гамбринусе», мы решили пойти в кино на последний сеанс. Шел американский боевик с участием Юла Бриннера, и мы с удовольствием его посмотрели. Народу было менее ползала, и по окончании фильма мы зашли в бар, затем прогулялись по набережной, после чего отправились в отель и разошлись по своим комнатам. И тут только, уже в. номере, я привычно хлопнул ладонью по заднему карману: книжечки в кармане не было, как и пуговицы, на которую был застегнут карман. Несмотря на душную летнюю ночь, меня прошиб холодный пот.

— Что с тобой? — спросила «Веста», взглянув на мое вмиг посеревшее лицо.

— Пойдем к фонтану, подышим свежим воздухом перед сном, — сказал я, увлекая ее во двор. Деловые разговоры пи дома, ни тем более в отеле мы никогда не вели. — Я, кажется, потерял записную книжку, где хранились шифры, — сказал я, когда мы сели на каменную, еще теплую от солнца скамью, опоясывающую фонтан.

— Но ведь ты их обычно оставлял в карнизе шторы. Может, и сейчас они там?

— На этот раз я брал их с собой в книжке. Ты посиди здесь, я быстро вернусь. Я мог потерять ее лишь в одном месте: в кинотеатре. Пуговица на кармане оторвалась.

Кинотеатр находился неподалеку, и минут через десять я уже подходил к нему, с тем, чтобы убедиться, что он закрыт. Было уже два часа утра, но ночная жизнь в курортном приморском городе все еще бурлила.

— Банана кон лече, сеньор, — заказал я себе бананово-молочный коктейль, остановившись у стойки уличного кафетерия рядом с кинотеатром. — А что, кинотеатр уже закрыт?

— Да, служитель закрыл кинотеатр и уже с час как ушел.

— А утром когда он приходит?

— Не раньше шести утра. Он там убирается до самого обеда, потом снова уходит, а в шесть он уже запускает на первый сеанс.

Я вернулся в отель. «Веста» ждала меня у фонтана.

— Кинотеатр уже закрыт, но там еще не убирались. Завтра к шести мне надо туда пойти. В это время приходит служитель и начинает уборку. А сейчас пошли, попробуем поспать.

Мы легли. Сна не было. Разные, самые невероятные мысли распирали голову.

«Как же это я мог так опростоволоситься? Конечно, фильм был длинный, сколько раз меняешь позу. Пуговичка, закрывавшая карман, была, очевидно, слабо пришита и оторвалась, а книжечка, в довольно скользкой обложке, могла потихоньку выскользнуть из кармана. Забыл, дурак, заповедь: задний карман — чужой карман! Служитель по окончании фильма, по-видимому, дождавшись, когда зрители покинут зал, гасит свет и уходит домой, так как ему наутро чуть свет снова на работу. Вряд ли он станет осматривать зал сразу после сеанса. А если нет? Если все же он ее нашел? Или кто-нибудь из зрителей? Хотя зал был наполовину пустой, ни спереди, ни сзади никто не сидел, да и мы уходили из зала одними из последних. Найти ее мог только служитель. А если он все же нашел ее, то что он с ней сделает? В лучшем случае он ее просмотрит и придержит у себя, поскольку книжечка испещрена деловыми записями и может объявиться хозяин, от которого можно получить на чай. В худшем случае он снесет записную книжку в полицию. Там, конечно, ее могут подвергнуть тщательному осмотру и могут обнаружить (или не обнаружить) тонкие листики голубого цвета с колонками цифр, заделанные в корочки книжки. И тогда книжечка попадет к спецслужбам. Но не в том беда, что несколько листочков попадет к ним в руки, ведь основной шифроблокнот остался дома в тайнике. А в том, что на синей глянцевой обложке только мои отпечатки пальцев, а они, эти отпечатки, как и у всякого гражданина этой страны, имеются в Центральном департаменте Федеральной полиции, и выявить по ним хозяина записной книжки можно в считанные минуты. Да и по некоторым телефонам моих деловых контактов, имеющихся в книжке, выйти на меня можно без особого труда. Два-три дня — и все. И конец! И таких «лопухов», как я, посылают на нелегалку! Да их к разведке на пушечный выстрел нельзя подпускать! Столько усилий затрачено, столько людей задействовано, такое доверие оказано — и все насмарку из-за какой-то паршивой пуговички на кармане! Тьфу! Мелочь какая! И семью свою подвел. Воистину, казнить, нельзя помиловать!»

«Веста», приняв снотворное, забылась под утро тяжелым сном. Я же продолжал бодрствовать, ворочаясь с боку на бок, пока сам под утро не уснул. Спал я не более получаса, но за это время мне успел присниться сон: в утреннем тумане я изо всех сил гребу на резиновой надувной лодке в открытое море, где призывно маячит перископ нашей подводной лодки, которая пришла за мной. Вдруг из тумана появляется катер с группой людей в штатском, и их старшой, с большими вислыми усами, в черных очках и в черной широкополой шляпе гаучо, потрясает над головой моей синей записной книжкой и кричит в мегафон: «Остановитесь, сеньор! Вы забыли свою записную книжечку! Остановитесь! Нам с вами есть о чем поговорить!»

Я проснулся весь в поту, рывком вскочил с кровати. Сердце бешено колотилось. Сквозь жалюзи брезжил рассвет. На часах было пять утра. Я умылся холодной водой по пояс, и сразу спокойствие и уверенность вернулись ко мне. «Все будет хорошо, — подумал я. — Такой сон мне только на руку. Ведь я все же проснулся, прежде чем тот дядя с усами меня зацапал».

Я оделся и, стараясь не разбудить жену, проскользнул в пустынный дворик отеля. Прошел мимо кинотеатра, который все еще был закрыт. Дошел до набережной. Стояла тихая погода, и огромный красный диск солнца уже выплывал из океана, обещая еще один жаркий день. Побродив с полчаса по пустынным пляжам, углубился в узкие улочки прибрежной части города и вскоре снова вышел к кинотеатру. Город уже начинал просыпаться, открывались уличные кафе, тщательно отмывались шампунем тротуары из керамической плитки кремового цвета, дворники подметали улицы пальмовыми ветвями и поливали из шлангов проезжую часть улицы. Остановившись у стойки уличного бара, я заказал себе чашечку черного кофе и стал наблюдать за входом в кинотеатр, на двери которого по-прежнему висел замок. Без пяти минут шесть. Я допил вторую чашечку кофе, когда появился служитель кинотеатра, высокий, лет тридцати, с черной шапкой прямых набриолиненных волос и с тщательно ухоженными, такими же черными усами. Нагнувшись до самой земли, он стал отпирать висячий замок, запиравший огромную подъемную штору из гофрированной стали, закрывавшую вход в кинотеатр. Вот он потянул за цепь, и штора легко ушла куда-то вверх. Подняв штору и открыв внутреннюю дверь, он прошел в фойе. Я тотчас шагнул вслед за ним:

— Буэн дия, сеньор!

— Буэн дия! — обернулся он ко мне, вопросительно глядя на меня.

— Я тут был вчера на последнем сеансе и потерял одну вещицу. Вы позволите мне пройти к тому месту, где я сидел?

— Пожалуйста, сеньор, проходите. Только в зале пока еще темно, поэтому возьмите фонарик. — Он извлек из кармана своей куртки маленький фонарик и подал мне его.

Я прошел прямо к своему месту. В луче фонарика блеснула пуговичка от заднего кармана моих брюк, но записной книжки не было. Положив пуговичку в карман, я лег на покрытый паласом пол и стал при помощи фонарика лихорадочно осматривать прилегающее пространство. На сером ковровом покрытии ничего не было. Лицо покрылось испариной. Наклонившись над откидным сиденьем, я направил лучик фонарика между сиденьем и массивным подлокотником кресла. «Вот же она, черт бы ее подрал!» — возопил я про себя. В узком промежутке, в том месте, где откидное сиденье крепилось к боковине, тускло поблескивал позолоченный корешок злополучной книжечки. Двумя пальцами я не без труда извлек книжечку из щели и, поцеловав ее, сунул в карман.

— Ну что, нашли? — спросил служитель кинотеатра, который к тому времени уже зажег огни в зале и с веником и совком в руках приступал к уборке.

— Нашел, нашел, сеньор, мучас грасиас, — сказал я, возвращая фонарик.

Мне хотелось расцеловать от радости этого креола, скромного служителя провинциального кинотеатра в курортном городе Никочеа.

Попетляв для очистки совести по узким улицам портовой части города, я направился в отель. Дверь скрипнула, и я встретился с напряженным, полным тревоги взглядом жены. Вытащив книжицу из кармана, я молча продемонстрировал ее «Весте», и она облегченно вздохнула: