Явление тайны

– А что они сделали? Они трахались?

– Это так важно для тебя?

– Еще бы!

– Для меня тоже. Мне больно от мысли, что сын Флетчера касается твоей сестры. Но и Флетчеру от этого тоже больно. В этом мы с ним согласны. Вопрос был в том, кому из нас первому удастся выбраться на поверхность и воспользоваться этим.

– И это оказался ты.

– Да, я. Мне повезло. Моих воинов, моих тератов, легче всего добывать у умирающих. Одного мне подарил Бадди Вэнс.

– Где он сейчас?

– Там, откуда мы пришли. Помнишь, тебе показалось, что кто-то идет за нами? Я тогда сказал, что это собака.

– Покажи мне его.

– Вряд ли он тебе понравится.

– Покажи, папа. Пожалуйста!

Джейф свистнул. На этот звук деревья позади них всколыхнулись, как до того во дворе. Но на этот раз между них показалась голова – голова какого-то глубоководного чудища, выброшенного на берег, распухшего и исклеванного чайками так, что в нем открылось пятьдесят новых глаз и с десяток ртов, кожа вокруг которых висела лохмотьями.

– Здорово, – выдохнул Томми-Рэй. – Ты взял его у комика? Он что-то не кажется мне смешным.

– Такие исходят из людей, стоящих на пороге смерти, – сообщил Джейф. – Испуганных и одиноких. Они самые лучшие. Как-нибудь я расскажу тебе, в каких местах и из каких подонков я добывал материал для своих тератов.

Он оглянулся на город.

– Но здесь? Смогу ли я найти это здесь?

– Умирающих?

– Уязвимых. Тех, кого не предохраняет никакая вера, никакая мифология. Безумных. Испуганных.

– Можешь начать с матери.

– Она не безумна. Может, она и близка к этому, и страдает галлюцинациями, но она защитила себя. У нее есть вера, хоть и дурацкая. Нет... мне нужны люди без веры, нагие люди.

– Я знаю таких.

* * *

Если бы Томми-Рэй мог читать мысли людей, с которым сталкивался на улицах каждый день, он указал бы своему отцу сотни адресов. Все это были люди, которые покупали в Центре фрукты и готовые завтраки, люди с отменным здоровьем и ясными глазами, как и он сам, на вид счастливые и уверенные в себе. Может, иногда они обращались к психоаналитику, или повышали голос на своих детей, или плакали по ночам, когда очередной день рождения неумолимо приближал их к последней черте; но они жили в согласии с собой и с миром. У них было достаточно денег в банке, большую часть года их грело солнце, а для прохлады они могли бы назвать себя верующими во что-нибудь. Но их никто не спрашивал. Не здесь, не сейчас. В конце нашего столетия о вере не принято говорить без легкой насмешки, скрывающей стеснение. Поэтому о ней старались не говорить вообще, кроме особых случаев – свадеб, крещений и похорон.

Вот так и получилось, что за их ясными глазами давно умерла всякая надежда. Они жили от события к событию, заполняя промежутки между ними всякой ерундой вроде сплетен и слухов, и вздыхали с облегчением, когда их дети переставали задавать вопросы о жизни и делались такими же, как они.

И никто никогда не интересовался их верой и их страхами. До сих пор.

* * *

Когда Теду Элизандо было тринадцать, учитель рассказал их классу, что сверхдержавы накопили достаточно ракет, чтобы истребить все живое на планете много сотен раз. Эта мысль засела в его голове глубже, чем у товарищей, и он скрывал от них свои ночные кошмары об Армагеддоне, чтобы не быть высмеянным. Наконец, он и сам почти забыл об этом. В двадцать один он получил хорошую работу в Саузенд-Оукс и женился на Лоретте. В следующем году у них появился ребенок. И вскоре сон об огненном конце пришел, опять. Весь в поту, Тед вскочил и подошел к дочкиной кроватке. Она спала, как обычно, на животе. Тед смотрел на нее целый час или больше, потом вернулся в постель. И так это повторялось с тех пор почти каждую ночь, пока не стало чем-то вроде ритуала. Иногда дочка просыпалась и удивленно мигала на отца своими длинными ресницами. Потом она начинала улыбаться ему. Но это не успокаивало Теда. Ночные бдения расшатали его нервы, и кошмары начали посещать его не только в темноте ночи, но и средь бела дня, когда он сидел за рабочим столом. Солнце, освещающее бумаги перед ним, казалось ему зловещим атомным грибом, а любой ветерок доносил крики заживо сгорающих людей.

И вот однажды ночью, стоя у кровати дочери, он услышал, как летят ракеты. В ужасе он схватил Дон, пытаясь спрятать ее. Ее плач разбудил Лоретту, и она пошла искать мужа. Она нашла его в столовой – он уронил дочь на пол, когда увидел, как ее кожа обугливается и чернеет, а ручка превращаются в дымящиеся головешки.

Он провел месяц в больнице, потом вернулся в Гроув. Врачи посчитали, что в лоне семьи его шансы на выздоровление увеличатся. Через год Лоретта подала на развод, суд удовлетворил ее просьбу и поручил ей опеку над ребенком.

С тех пор лишь немногие навещали Теда. Все четыре года он проработал в зоомагазине, и эта работа не отнимала у него много сил. Ему было хорошо среди животных – они тоже не умели притворяться. Но к нему тянулись такие же неприкаянные. Так, Томми-Рэй, которому мать запретила приносить в дом животных, находил утешение в общении с Тедом и пользовался правом доступа в магазин в любое время, чтобы вволю поиграть с щенятами и ужами. Он знал историю Теда. Но они не были друзьями, и он никогда не бывал у Теда дома, до этой ночи.

– Я привел к тебе кое-кого, Тедди. Кое-кого, кто хочет познакомиться с тобой.

– Уже поздно.

– Он не может ждать. Это очень хорошая новость, и мне не с кем ею поделиться, кроме тебя.

– Хорошая новость?

– Мой отец. Он вернулся.

– Да? Слушай, я рад за тебя, Томми-Рэй.

– Не хочешь посмотреть на него?

– Ну...

– Конечно, он хочет, – сказал Джейф, выходя из тени и протягивая руку к Теду. – Друзья моего сына – мои друзья.

Увидев того, кого Томми-Рэй назвал своим отцом, Тед сделал испуганный шаг внутрь дома. Опять кошмар, как в прежние времена. Он никуда и не уходил, просто притаился и ждал. Теперь он стоял перед ним и улыбался.

– Мне нужно от тебя кое-что.

– Что такое, Томми-Рэй? Это мой дом. Ты не имеешь права...

– Это то, что тебе не нужно, – продолжал Джейф, приближаясь к Теду, – без чего тебе станет лучше.

Томми-Рэй зачарованно смотрел, как глаза Теда выкатываются из глазниц и он начинает издавать давящиеся звуки, будто его сейчас вырвет. Но изо рта у него ничего не появилось; вместо этого его поры начали источать бледное, клубящееся, на глазах сгорающее мерцание.

Томми-Рэй остолбенел. Происходящее напоминало гротескный магический акт. Капли выделений, игнорируя силу тяжести, танцевали в воздухе рядом с Тедом, притягиваясь друг к другу и соединяясь в куски твердого ноздреватого вещества, похожего на серый сыр. Вот уже это было единое существо; грубый набросок глубинного страха Теда. Томми-Рэй ухмыльнулся при виде его извивающихся лап и разнокалиберных глаз. Бедняга Тед, он таскал это в себе. Джейф прав – без этого ему будет лучше.

* * *

После этого они совершили еще ряд визитов, и каждый приносил им новую тварь, рождающуюся из потерянной души. Все они были белесыми и отдаленно напоминали рептилий, но каждая имела свои черты. Когда ночные приключения подошли к концу, Джейф подвел итог.

– Тоже искусство. Вроде рисования. Как ты думаешь?

– Ага. Мне понравилось.

– Конечно, это не Искусство. Но его эхо. Как и любой другой вид искусства.

– Куда ты теперь?

– Мне нужно отдохнуть. Где-нибудь в тени и прохладе.

– Я знаю такие места.

– Нет. Ты пойдешь домой.

– Зачем?

– Затем, что я хочу, чтобы город проснулся и решил, что мир такой же, как и был.

– А что я скажу Джо-Бет?

– Скажи, что ничего не помнишь. Извинись, если понадобится.

– Я не хочу, – пробормотал Томми-Рэй.

– Знаю, – сказал Джейф, кладя ему руку на плечо. – Но я не хочу, чтобы тебя отправились искать. Они могут найти вещи, которые должны открыться только в наше время.

Томми-Рэй усмехнулся.