Языческий лорд

Я послал Осферта захватить Нижние ворота, и это означало, что мои люди находятся в этом арочном проеме и вокруг него, а остальные в кузнице, в то время как команда Полуночника, вероятно, все еще бредет по берегу, а я остался один во дворе, где на меня наступал коренастый воин, размахивая мечом.

И я снова сделал всё не так. Вместо того, чтобы позвать Финана и попытаться собрать всех своих людей в одном месте, я отразил тяжелый удар Вздохом Змея и почти не раздумывая отбросил воина обратно двумя сильными ударами, сделал шаг назад, приглашая его атаковать, а когда он заглотил наживку и ринулся вперед, вогнал клинок ему в брюхо.

Я ощутил, как клинок прорвал звенья кольчуги, проткнул кожаную одежду и вошел в мягкую плоть. Он задрожал, когда я провернул Вздох Змея в его внутренностях, а потом рухнул на колени. Когда я выдернул клинок из его живота, он упал лицом вперед.

Двое юнцов бросились ко мне, но я повернулся к ним с окровавленным мечом.

— Хотите умереть? — прорычал я, и они остановились. Я отбросил капюшон со своего шлема и сомкнул нащечники. Они были мальчишками, а я военачальником.

И еще глупцом, потому что сделал всё не так. И тогда Верхние ворота открылись.

Оттуда высыпали люди. Люди в кольчугах и с мечами, с копьями и щитами. Я потерял счет на двадцати, а они всё прибывали.

— Господин! — прокричал Осферт из Нижних ворот. Он захватил их, и я заметил своего сына на площадке для воинов наверху. — Господин! — снова прокричал Осферт. Он хотел, чтобы я вернулся, присоединился к нему, но вместо этого я взглянул на кузницу, где двое стражников лежали под дождем. Никаких признаков Финана.

А потом копья и клинки застучали по щитам, и я смотрел, как воины моего дяди встают в стену из щитов перед Верхними воротами. Там было по меньшей мере сорок человек, ритмично ударявших своими клинками по ивовым доскам щитов.

Они были уверены в себе, а вел их высокий светловолосый воин в кольчуге, но без шлема. У него не было щита, лишь меч в руке. Стена из щитов сгрудилась на дороге между скалами, всего двенадцать человек в ряду.

Теперь начали прибывать люди из моей команды, они проходили через Нижние ворота и становились в собственную стену из щитов, но я знал, что проиграл.

Я мог бы атаковать, и возможно, мы даже пробились бы наверх, врезавшись в эти сомкнутые ряды, но нам бы пришлось отвоевывать каждый дюйм, нанося удары, а над нами, на площадке для воинов над Верхними воротами, стояли люди, готовые запустить в наши головы копья и камни.

И даже если бы мы пробили бы себе проход, ворота все равно остались бы закрытыми. Я проиграл.

Высокий человек впереди рядов врага щелкнул пальцами слуге, и тот принес ему шлем и плащ. Он надел оба, отвел меч назад и медленно пошел в мою сторону. Его воины остались на месте.

Две собаки, из-за которых я угодил в неприятности, подбежали к нему, и он снова щелкнул пальцами, заставив их лечь. Он остановился примерно в двадцати шагах от меня с опущенным мечом.

Это был дорогой меч, с тяжелой от золота рукоятью и с поблескивающим на клинке тем же извивающимся узором, что сиял и на умытой дождем стали Вздоха Змея.

Он взглянул на наших лошадей.

— Где Ценвал? — спросил он. А когда я ничего не ответил, добавил: — Мертв, полагаю?

Я кивнул. Он пожал плечами:

— Отец говорил, что ты явишься.

Итак, то был Утред, мой кузен, сын лорда Элфрика. Он был на несколько лет моложе меня, но я как будто смотрел на свое отражение. Он не унаследовал темные волосы отца и его узкую кость, а был плотного сложения, светловолос и высокомерен.

Он носил короткую светлую бороду, а его глаза были ярко-голубыми. Гребень его шлема венчала фигурка волка, как и мой, но нащечники украшала золотая инкрустация. Он носил черный плащ, подбитый волчьим мехом.

— Ценвал был добрым воином, — сказал он. — Ты убил его?

Я по-прежнему не отвечал.

— Язык проглотил, Утред? — усмехнулся он.

— К чему тратить слова на козье дерьмо? — ответил я.

— Отец всегда говорит, что собака возвращается к своей блевотине, вот откуда он знал, что ты здесь появишься. Может, мне стоит поприветствовать тебя? Что ж, я это сделаю! Добро пожаловать, Утред! — он насмешливо поклонился. — У нас есть эль, мясо и хлеб, ты отведаешь их вместе с нами в доме?

— Почему бы нам с тобой не сразиться? — предложил я. — Только ты и я.

— Потому что нас больше, — с легкостью ответил он, — и если мы будем драться, то я скорее всего перережу всех вас, а не просто скормлю твои потроха своим собакам.

— Тогда дерись, — с напором заявил я. Я повернулся и показал на свою команду, чья стена из щитов стояла на страже Нижних ворот. — Они удерживают вход. Ты не выйдешь отсюда, пока не победишь нас, так что дерись.

— И как же ты удержишь вход, когда позади тебя окажутся сотни людей? — спросил сын Элфрика. — К завтрашнему утру, Утред, ты обнаружишь, что перешеек перекрыт. Может, у тебя достаточно пищи? Здесь нет колодца, но ты ведь принес с собой воду или эль?

— Тогда сразись со мной, — произнес я, — докажи, что ты храбр.

— Зачем сражаться, если ты уже побежден? — спросил он, а потом повысил голос, чтобы его могли услышать мои воины. — Я дарую вам жизнь! Вы можете уйти! Можете отправиться на свой корабль и уплыть! Мы не будем вам мешать! Я лишь требую, чтобы Утред остался здесь!

Он улыбнулся мне.

— Видишь, как мы рады твоей компании? В конце концов, ты член семьи и должен позволить нам поприветствовать тебя, как подобает. Твой сын с тобой?

Я помедлил, но не потому, что сомневался в ответе, а потому, что он сказал «сын», а не «сыновья». Значит, он знал о том, что произошло, знал, что я отрекся от старшего.

— Конечно, он здесь, — сказал сын Элфрика и снова повысил голос. — Утред останется здесь, как и его отродье! Остальные вольны покинуть нас! Но если вы решите остаться, то не покинете это место никогда!

Он пытался настроить моих людей против меня, но я сомневался, что это сработает. Они присягнули мне и даже если и хотели принять его предложение, то не нарушили бы свои клятвы с такой легкостью. Если я умру, то тогда некоторые преклонили бы колено, но сейчас никто не желал выказывать вероломство перед лицом своих товарищей.

Сын Элфрика тоже это знал, но его предложение было нацелено на то, чтобы лишить мою команду уверенности. Они знали, что я побежден, и ожидали моего решения перед тем, как сделать выбор.