Языческий лорд

— Да, господин.

— А где отец Кутберт? — спросил я. У меня были священники. Сам я не христианин, но большинство моих людей верили в пригвожденного бога, и в те дни моим священником был Кутберт. Мне он нравился.

Он был сыном каменщика, долговязым и неуклюжим, и женился на освобожденной рабыне со странным именем Мехраса. Она была темнокожей красавицей, захваченной в каких-то таинственных землях далеко на юге, ее привез в Британию работорговец, что умер от удара моего меча, и теперь Мехраса завывала и причитала, что ее муж пропал.

— Почему он не был в церкви? — спросил я Осферта, но тот лишь пожал плечами.

— Брюхатил Мехрасу? — спросил я язвительно.

— Разве не этим он постоянно занимается? — голос Осферта снова звучал неодобрительно.

— Так где же он? — опять спросил я.

— Может, они его забрали? — предположил Ситрик.

— Они скорее убьют священника, чем возьмут его в плен, — произнес я и пошел в сторону сгоревшего дома. Люди копались граблями в пепле, оттаскивая обугленные и дымящиеся деревяшки.

Может, тело Кутберта находится там, черное и сморщенное.

— Расскажи, что ты видел, — снова потребовал я у Осферта.

Он всё терпеливо повторил. Он находился в церкви Фагранфорды, когда услышал крики, доносящиеся из моего дома, лежавшего неподалеку.

Он вышел из церкви и увидел, как дым поднимается в летнее небо, но к тому времени, как он вызвал своих людей и вскочил на коня, налетчики уже ушли.

Он последовал за ними и разглядел их, и был уверен, что среди воинов в темных кольчугах находится Сигунн.

— Она была одета в белое платье, господин, то, которое тебе нравится.

— Но ты не видел отца Кутберта?

— Он носит черное, господин, как и большинство налетчиков, так что я мог его не заметить. Мы не смогли подойти близко. Они скакали со скоростью ветра.

Среди пепла показались кости. Я прошел через бывшую дверь дома, отмеченную обугленными столбами, и почувствовал запах горелой плоти. Я отбросил обугленную балку и увидел в пепле арфу.

Почему она не сгорела? Струны скрючились на черных пеньках, но рама арфы выглядела неповрежденной. Я наклонился, чтобы подобрать ее, и теплое дерево рассыпалось в моей руке.

— Что произошло с Осликом? — спросил я. Он был арфистом, поэтом, который пел в доме песни о войне.

— Его убили, господин, — ответил Осферт.

Мехраса начала причитать громче. Она уставилась на кости, что обнаружились среди пепла.

— Вели ей замолчать, — рявкнул я.

— Это собачьи кости, господин, — человек с граблями поклонился мне.

Кости собак, что жили в доме, их любила Сигунн. Это были маленькие собачки-крысоловы. Человек вытащил из пепла расплавленное серебряное блюдо.

— Они пришли не для того, чтобы убить меня, — сказал я, уставившись на маленький скелет.

— А кого ж еще? — спросил Ситрик. Когда-то он был моим слугой, а теперь стал воином, и хорошим воином.

— Они пришли за Сигунн, — объяснил я, потому что не мог придумать другого объяснения.

— Но почему, господин? Она тебе не жена.

— Он знает, что я к ней привязан, и это означает, что он чего-то хочет.

— Кнут Длинный Меч, — зловеще произнес Ситрик.

Ситрик не был трусом. Его отцом был Кьяртан Жестокий, и Ситрик унаследовал умение отца обращаться с оружием. Он стоял со мной в стене из щитов, и мне была известна его храбрость, но сейчас, когда он произнес имя Кнута, его голос звучал нервно.

И неудивительно. Кнут Ранульфсон был легендой в тех землях, где правили датчане. Он был худощавым и белокожим, с белыми, как кости, волосами, хотя был не стар. По моим предположениям, сейчас ему было около сорока, уже довольно много, но волосы Кнута были белы с рождения.

А рожден он был умным и беспощадным. Его меча по имени Ледяная Злоба боялись повсюду, от северных островов до южного побережья Уэссекса, и эта слава привлекала к нему людей, приходивших из-за моря, чтобы служить ему.

Он и его друг Сигурд Торрсон были величайшими датскими лордами Нортумбрии и мечтали стать величайшими лордами Британии, но у них имелся враг, который снова и снова преграждал им путь.

А теперь Кнут Ранульфсон, Кнут Длинный Меч, воин, которого больше всех боялись по всей Британии, забрал женщину этого врага.

— Он чего-то хочет, — повторил я.

— Тебя? — предположил Осферт.

— Мы это выясним, — сказал я. Так мы и сделали.

Мы узнали, что Кнут Ранульфсон захотел, чтобы в тот вечер отец Кутберт вернулся домой. Священника привел торговец шкурами, он привез отца Кутберта в своей повозке. Мехраса подняла нас своим криком.

Я находился в большом амбаре, который датчане не успели сжечь, где мы решили устроиться, пока не будет построен другой дом, и наблюдал, как сооружают очаг из камней, когда услышал крик, и я побежал, увидев накренившуюся на дороге повозку.

Мехраса тянула оттуда своего мужа, а Кутберт махал своими длинными тощими руками. Мехраса все еще кричала.

— Помолчи! — рявкнул я.

Мои люди последовали за мной. При моем приближении торговец шкурами остановил повозку и упал на колени. Он объяснил, что нашел отца Кутберта на севере.

— Он был в Беоргфорде, господин, — сказал он, — у реки. Они кидались в него камнями.

— Кто кидался камнями?

— Мальчишки, господин. Просто мальчишки развлекались.

Итак, Кнут поскакал к броду, где, по всей видимости, отпустил священника. Длинная ряса Кутберта была изорвана и заляпана грязью, а голова покрыта запекшейся кровью.

— Как ты поступил с мальчишками? — спросил я торговца.

— Просто прогнал их, господин.

— Где он был?

— В камышах, господин, у реки. Он плакал.

— Отец Кутберт, — произнес я, подходя к повозке.

— Господин! Господин! — он протянул ко мне руку.

— Он не мог плакать, — сказал я торговцу. — Осферт! заплати этому человеку, — я показал на спасителя священника. — Мы тебя накормим и дадим кров твоим лошадям на ночь.