Язык цветов

Бетани сняла трубку после второго звонка и, услышав мой голос, ахнула:

– Виктория! А я уже отчаялась. Нашла другую женщину, но теперь откажусь, и плевать на залог.

Они с Рэем готовы встретиться со мной завтра же, сказала она. Я объяснила, где живу.

– Надеюсь, ты придешь на свадьбу, – сказала она, прежде чем повесить трубку. – У нас все началось с твоего букета.

– Конечно, – ответила я. И подумала, что надо бы взять с собой что-то вроде визитных карточек.

Я спросила у Натальи разрешения принять Бетани и Рэя внизу, и та согласилась. Встав пораньше, пошла на блошиный рынок в южном Сан-Франциско и купила карточный столик и три складных стула. Они поместились в машину: откидную дверь я привязала веревкой. Кроме мебели я купила розовую хрустальную вазу, надколотую в незаметном месте, за доллар, и белую кружевную скатерть с розовой каймой – за три. Завернув вазу в скатерть, переулками поехала домой.

Перед приходом Бетани и Рэя я поставила карточный столик в пустой комнате. Накрыв его кружевной скатертью, водрузила в центр хрустальную вазу, полную цветов из моего сада в Маккинли-сквер. Рядом стояла голубая коробка с картотекой. В ожидании, когда дверь откроется, я несколько раз проверила, по алфавиту ли расставлены карточки. Наконец на пороге появились Бетани, более прекрасная, чем когда-либо, и Рэй, более красивый, чем я его представляла. Они будут видной парой, подумала я и представила длинные гроздья жимолости на белом песке.

Бетани бросилась ко мне с раскрытыми объятиями, и я позволила себя обнять. Живот, как мяч, встал между нами. Она посмотрела вниз, ахнула и положила на него руки. Я невольно подумала, сколько раз мне придется терпеть это в последующие месяцы, как от знакомых, так и от чужих на улице. Видимо, на беременных негласные правила этикета о личном пространстве не распространялись. Мне это не нравилось почти так же, как и ощущение, что меня трогают внутри тела.

– Поздравляю! – воскликнула Бетани и снова меня обняла. – Когда?

За эти два дня мне уже во второй раз задавали этот вопрос, и я поняла, что чем дальше, тем чаще буду его слышать. Я мысленно подсчитала месяцы.

– В феврале, – ответила я. – Или в марте. Врачи точно не знают.

Бетани познакомила меня с Рэем, и мы пожали друг другу руки. Я указала на стол и стулья и пригласила их сесть. Сама же села напротив и извинилась, что позвонила практически в последний момент.

– Но мы так рады, что ты все же позвонила, – проговорила Бетани, сжав мускулистую руку Рэя. – Я ему все про тебя рассказала.

Я придвинула голубую коробку к ним поближе. Под светом флюоресцентных ламп она сияла.

– Для свадьбы можно выбрать любые цветы. На цветочном рынке продается почти все, даже не в сезон. – Бетани открыла крышку, и я поежилась, словно она опять коснулась моего живота.

Рэй взял первую карточку. В последующие годы я не раз видела, как мужчины испытывают неловкость в присутствии моего цветочного справочника, а флюоресцентная лампа придает их лицам нездоровый оттенок. Но Рэй не был одним из них. Его рост и мускулатура производили обманчивое впечатление; он говорил об эмоциях так же свободно, как подружки Аннемари, был рад обсуждать их часами, не решаясь остановиться на конкретном значении. Первая же карточка – акация – вызвала разногласия, как и у нас с Грантом, но причины были другими.

– Скрытая привязанность, – сказал Рэй. – Мне нравится.

– Скрытая? – спросила Бетани. – Но почему скрытая? – Она притворилась обиженной, намекая на то, что он хочет скрыть их привязанность от мира.

– Потому что то, что между нами, скрыто ото всех. Когда мои друзья обсуждают своих жен или подружек, хвастаются или жалуются на них, я всегда молчу. У нас с тобой все по-другому. И я хочу, чтобы так и оставалось. Чтобы никто не мог к этому прикоснуться. Чтобы это оставалось скрытым.

– Мм… – задумалась Бетани. – Пожалуй, да.

Перевернув карточку, она принялась разглядывать снимок акации: воздушный золотистый цветок в форме сферы, свисающий на тонком стебле. В парке Маккинли акация росла повсюду. Надеюсь, она в цвету, подумала я.

– И что можно с ней сделать? – спросила Бетани.

– Зависит от того, что еще вы выберете. Акация – яркий цветок, центральный в букете. Я бы сделала букет в форме фонтана, чтобы стебли свисали и частично закрывали руки.

– Нравится, – кивнула Бетани и взглянула на Рэя. – Что еще? В конце концов они выбрали махровые розы цвета фуксии, бледно-розовую сирень, кремовые георгины, жимолость и желтую акацию. Решили, что от платьев подружек невесты придется отказаться – шелк цвета бургундского вина не гармонировал с цветами. Бетани была рада, что платья куплены в магазине, а не сделаны на заказ. Цветы – вот что главное, с уверенностью проговорила она, и Рэй согласно кивнул.

Когда они поднялись, чтобы уйти, я сказала, что привезу цветы в двенадцать, а в два вернусь на свадебный прием.

– В твой букет можем в последнюю минуту что-нибудь добавить, – пообещала я, – если еще чего-нибудь захочется.

Бетани снова обняла меня.

– Здорово, – сказала она. – Мне уже в кошмарах снится, что свадебная музыка играет, и розы вдруг взрываются. И ни счастья мне, ни свадьбы.

– Не волнуйся, – успокоила ее я. – Цветы сами собой не загораются. – Я переводила взгляд с Бетани на Рэя. Бетани улыбнулась. Я говорила о Рэе, а не о цветах, и она это поняла.

– Знаю, – ответила она.

– Можно я на свадьбе раздам визитки? – попросила я. – Начинаю свое дело. – Я обвела рукой белые стены.

– Конечно! – ответила Бетани. – Приноси. И приводи с собой друга, забыла сказать. – Кивнув на мой живот, Бетани подмигнула. Ребенок толкнулся; меня снова затошнило.

– Обязательно, – проговорила я. – Принесу визитки. Но друга не приведу. Спасибо большое.

Бетани смутилась, и Рэй покраснел и повел ее к выходу.

– Спасибо, – еще раз сказала она. – Правда. Никак не устану тебя благодарить.

Стоя за стеклянной дверью, я смотрела, как они идут по улице к машине. Рэй обнимал Бетани за талию. Я знала, что он успокаивает ее, убеждает, что странная одинокая молодая женщина, волшебно умеющая обращаться с цветами, вполне счастлива и без отца своего ребенка.

Но это было не так.

4

В магазине на Юнион-сквер я купила черное платье, а на Маркет-стрит – четыре дюжины фиолетовых ирисов. Платье делало менее заметным живот – так я рассчитывала отпугнуть наглые руки; ирисы должны были стать моими визитными карточками. Я порезала на квадраты лавандовую бумагу и проколола в каждом по дырочке. С одной стороны каллиграфическим, как у Элизабет, почерком написала: «Язык цветов». С другой – «Виктория Джонс, флорист», собственным обычным почерком. И добавила телефон Натальи.