Йошкин дом

Один сосредоточился, глубоко вздохнул и создал Еще Одного. Еще Один получился не слишком похожим на него, гораздо мельче и немного сумрачным, но Еще Один получился. Он стоял напротив Одина и и смотрит на него. Глазами.

Один впервые в жизни ощутил рядом чужое присутствие. Присутствие было неприятным. Создав Еще Одного, Один поняла, что на двоих им мир не поделить. Это был мир на Одного. Еще Один давил и мешал. Он был не нужен.

Еще Один потоптался на месте, протянул руку и потрогал Одина. Это было неприятно. Один сделал шаг назад. Еще Один сделал шаг вперед. Потом заметил над своей головой висящий на ветке лимон, сорвал его и звучно надкусил.

«Теперь так будет всегда», — понял Один. Присутствие Еще Одного ощущалось везде и мешало как осиновый кол. «Я идиот», — подумал Один. «Я идиот, но зато я уже кое—что умею».

Идея отменить Еще Одного пришла ему в голову сразу, но не понравилась отсутствием вариантов развития событий. «Значит, я отменю себя, — подумал Один. С меня хватит. Мне надоело». Над его головой шумел тот самый лимон, который он когда—то пытался приручить.

Ну вот, например, решил Один, помахал на прощанье Еще Одному, прекратил себя и стал листом на лимонном дереве. Рядом с ним колыхались соседние листья. Вниз стоял Еще Один и жевал лимон.

— Помогло? — деловито спросил Одина, — ставшего листом, соседний лист.

— А хрен его знает, — честно ответил Один. — Пока не понял.

Вокруг него шелестели другие листья. Их присутствие не ощущалось чужеродным, наоборот, успокаивало.

— Это вы все тут оттуда, как и я? — уточнил Один на всякий случай.

— Ну да, — отозвался соседний лист.

Один подумал минуту, потом сообразил.

— А кто из вас создал меня? — с интересом спросил он.

— Ну я, — отозвался соседний лист. Один поискал глазами Еще Одного, стоящего внизу. Тот как раз дожевал лимон, и тут до него дошло, что теперь он остался Один.

С этой минуты он начал себя помнить.

2

Наблюдать за собственноручно созданным Одином оказалось забавно. Тот шатался по миру, что—то бормотал, разговаривал с листьями и цветами, как—то раз, вот чудик, начал гладить камни на берегу воды. Ни листья, ни цветы, ни камни, ему, разумеется, не отвечали. Листьям и цветам просто не о чем было с ним разговаривать.

— Он как трава, — объяснил как—то бывшему Одину его собственный создатель, сосед по ветке. — С травой можно говорить? Можно, конечно. Но услышит она тебя, только если ты сам трава.

Новый Один был изо всех сил занят своим одиночеством, а за ним со всех сторон спокойно и без эмоций наблюдали остальные. Листья, цветы и травы, камни на берегу, лимонное дерево, растущее в странном круге, неизвестно кем сложенном из камней. Это лимонное дерево занимало Нового Один больше всего. Кто сложил этот круг из камней? Зачем? Наверное, в этом есть какой—то смысл. Новый Один полюбил сидеть под лимонным деревом и ожидать, когда на него снизойдет просветление. Сверху над ним откровенно потешались.

— Жалко его, — сказал как—то Бывший Один.

— Да ладно, — отозвался его создатель, — чего ему плохо? Сыт, здоров, времени навалом. Пусть мается. Авось нашарит чего.

— А если не нашарит? — испугался за свое произведение Бывший Один.

— Смотри сюда, — отозвался его создатель.

Он взмахнул всем собой, растущим на ветке, стряхнул вниз капельку росы, и внизу тут же появился Еще Один. Вторая капелька росы скатилась вниз и Еще Один исчез.

— Понял? — спросил создатель Бывшего Одина. — Дело—то нехитрое.

— Это для тебя нехитрое, — возразил Бывший Один, а ему еще учиться и учиться.

— Ну так пусть учится, — ответил ему его создатель со своей ветки. — Спешить—то куда?

Спешить было действительно некуда, в том числе и самому создателю и его соседу. Лимонная ветка, прочная и гибкая, держала их железной хваткой. Они шелестели и развлекались разговорами, они видели все, что происходило с Новым Одином (ничего интересного с ним не происходило), они размышляли, но делать им было особо нечего. Правда, их было много. Кажется.

Иногда Бывший Один в этом сомневался. Ночами ему снились чужие сны, которые он не воспринимал как чужие, а с утра, глядя на цветы внизу, он внезапно понимал, что ему снились сны. Иногда у него болели прожилки оттого, что у ивы на соседней поляне опять ревматизм. Время от времени ему снились какие—то дурацкие кошмары с бесконечными поисками неизвестно чего. Он знал — это сны того, кого он создал.

Потом ему все надоело. Наблюдение за своим созданием, болтовня со своим создателем, шелестение на ветке, ежедневная погода — а смысл? Ничего не хотелось. Он вроде бы поумнел и что—то узнал, но ничего не изменил.

— Кто я и почему я всегда Один? — спрашивал он у своего создателя, но тот только шелестел в ответ.

— Да откуда мне знать, ведь я тоже всегда один!

В ту ночь Один спал плохо. Ему снились все сны сразу — и свои, и чужие. Они сплетались и расплетались, объясняли что—то на разные голоса, разговаривали, сердились, и Одину очень хотелось сделать хоть что—нибудь. Во сне у него были руки, человеческие руки. Он протянул их и заплел все разные голоса в одну длинную косу. Коса ловко выгнулась и послушно легла Одину на колени. Это оказалась его собственная коса. Он проснулся.

— Я есть, — понял Один.

3

Он проснулся, но сразу же увидел, что растет не на своей ветке. Прежде его ветка была одной из нижних, под ней явно просматривалась земля (удобно было наблюдать), а теперь над ним свирепо щурилось солнце, а земли было не видно. Создателя рядом тоже не было — так, чужие листья.

— Это я? — удивился Один и понял по своему удивлению, что это — он. — почему я здесь? — не понял Один. — А кто же там вместо меня?

При слове «там» Один отзвался сам себе со старой ветки:

— Я здесь.

— Как это — здесь? — удивился Один с ветки под небом. — Я же вот! Тут!

— И тут тоже, — ответил Один с нижней ветки.

Он был Один и Тот же. Это было ясно. Он был одновременно на вершине дерева и где—то внизу, у земли. «Так не бывает», — подумал Один. Он решил спросить, в чем дело, у своего создателя. Но создатель, по идее, был внизу!

— Эй, ты, — обратился Один сверху к себе же внизу, — свистни сам знаешь кого.

— Сам свистни, — ответил Один сам себе снизу, — почему я?