You're my downfall

– Как ты?
– Теодор опускается рядом, так привычно хлопнув меня по плечу.

– Хорошо. Как дела у той прекрасной леди, с которой тебя видела пресса?

– От какого числа “Page six”?
– он усмехается этой знакомой мне кривой улыбкой, но ему неприятны эти вопросы, особенно от меня. Страх, стыд, я не знаю. В конце концов, это Алиса разорвала их отношения, ему нечего так нервничать, когда я слегка интересуюсь его личной жизнью.

– Я рад, что ты смог приехать. Для Аны это было важно. И для меня тоже, очень.

– Я не мог пропустить первый день рождения сестры. Мама счастлива, что всё прошло хорошо. Она укладывает Деми спать, - отобрав у меня сигару, Теодор затягивается, так же не закашлявшись.

– Мне интересно, носился бы ты так же со мной?
– немного алкоголя придают ему смелости, как и всегда, он становится более откровенным со мной.

– Да, - я отвечаю не раздумывая, просто зная ответ на этот вопрос. Появление дочери заставило с новой силой ощутить себя ничтожеством в ситуации с Тед- Теодором.

Я перенял привычку Аны называть двадцатишестилетнего парня таким нежным “Тедди”.

– Я бы гордился тобой, как горжусь и сейчас.

– Мне было важно это услышать, - сын оставляет меня, показательно затушив сигару. По просьбе Аны, я более чем уверен. Не хочу его так быстро отпускать, поэтому подзываю обратно. Мне есть, что сказать ему, пока его здравый смысл затуманен алкоголем.

– Тедди!

– Ты не сделал этого. Чёрт возьми, мне скоро тридцать, нет!
– он злится, но всё равно возвращается ко мне. Этакий подарок.

– Комната Алисы на третьем этаже, вторая от лестницы.

– Я не…

– Конечно “ты не”, Тедди. Сильно не шуметь, под комнатой Алисы комната Софи. Не дури, она на тебя таким взглядом смотрела, удивительно, что ты сам не заметил.

– Крис, черт… Я не могу.

– Мне казалось, ты любишь её. Но решать только тебе, собственно, - Теодор молча уходит, мгновенно замкнувшись в себе. О, чёрт возьми, он её еще как любит.

Не признаюсь же я ему, что эту же фразу я сказал и Алисе, действуя как чертов купидон. Алиса несчастна одна, не сумев построить отношения ни с кем другим, да и Теодор стал звездой колонки сплетен, пора это прекращать.

А еще мы поспорили с Аной на десять долларов, кто из них сделает первый шаг.

Делаю последний глоток бурбона, потерявшего всякий смысл без сигары, и медленно плетусь в наш огромный дом, где смогла разместиться вся наша семья. Приехала даже мама, прервавшая свой траур ради моей маленькой радости.

В нашей спальне Ана уже спит, от усталости развалившись поперек кровати и не раздевшись. Ох, моя малышка.

– Я обещала тебе праздничный секс, прости, - она не открывает глаза, но помогает мне стянуть с нее платье и совершенно ненужное ей боди. Да, ей не двадцать, но и на свой возраст моя девочка не выглядит. У нее замечательная фигура. Я еле успел поймать тот момент, когда она начала возвращать былую форму. С большим трудом уговорил её не худеть дальше, к тому, как было до беременности, а оставить эту приятную сочность, мягкость и податливость.

– Свое я еще получу с тебя, только спи. Пойду проверю девочек и вернусь.

– Угу.

Софи спит и, как всегда, её прекрасный детский сон охраняет её верный друг - Бум, развалившись в ногах малышки. Небольшой французский бульдог, порой хрюкающий во сне. Выключаю ночник, оставив проектор звездного неба, и бреду в соседнюю комнату.

В просторной детской, выкрашенной в приятный зеленый, в красивой кроватке белоснежного цвета, спит маленький ангел. Мобиль негромко проигрывает колыбельную, освящая потолок над кроваткой звездами (Ана любит звезды), а в самой кроватке, крепко прижав зайчика к себе, спит моя самая большая радость в этом мире. Моя годовалая дочь.

Я так хорошо помню день ее появления на свет, и так хорошо помню отрешенность Аны, когда она взяла ее на руки, но, к сожалению, совершенно не могу вспомнить свои эмоции. Слишком переживал за своих девочек. Осмотрев дочь, нашу дочь, Ана поднесла малышку буквально к лицу и просто слушала её дыхание.

– Кристиан, она живая.

Деми родилась чуть раньше срока, но вполне здоровым ребенком. И я просто представить не могу страх Аны в тот момент, достаточно зная о ее прошлом.

Первый триместр Ана вела себя так, будто ничего не происходит, не обращая внимания на жуткий токсикоз. Лишь по вечерам разглядывала себя в зеркало, поглаживая плоский животик. В такие моменты я обнимал ее со спины, обещая, что всё будет хорошо. Она лишь кивала, но не верила мне, каждый раз ожидая трагедии, когда уединялась.

Если бы я раньше знал, чего ей стоило согласиться, то никогда бы не предложил попробовать.

Если Эпсон всё еще жив, то я надеюсь, что он страдает за то, что делал с Аной. Он должен был остановиться сам и остановить её. Чёрт возьми, смириться. Они просто несовместимы. В конце концов, дело было явно не в Ане.

Эта женщина перенесла на своих плечах такое горе, что я не мог поверить ей. Одна естественная беременность, оказавшаяся внематочной. До безумия много попыток ЭКО, только шесть из которых оказались успешными. Пять прервались в первом же триместре, одна была почти до пятого месяца. На очередном УЗИ не услышали сердцебиение ни одного из двух плодов. И их сын, долгожданный и зачатый без помощи врачей, смерть которого врачи просто не смогли объяснить. С Аной всё было хорошо, с плодом, никаких заболеваний и следов асфиксии. Так случилось.

И она рассказала мне об этом только тогда, когда у нас получилось, когда врач подтвердил беременность.

Я не знал, просто не знал, кого мне хотелось ударить в тот момент: себя за эгоизм, или её выпороть за глупость, за полную безответственность по отношению к своему здоровью.

Диметрия Кэри Грей.

Я был за более традиционное имя, но Анастейша с таким огнем в глазах доказывала мне, что будет здорово, если и у дочери будет греческое имя, как и у Теодора, что я просто… побоялся спорить.

Я побоялся спорить не с женой, а с тем истеричным монстром, уплетающим мидий в шоколадном соусе, и был вынужден согласиться.

Я не соглашался лишь с тем, что Ана взяла привычку говорить “родной брат” или “родная сестра”, когда говорила о Теодоре и Диметрии, но не использовала это слово для Софии. И это стало поводом для большого скандала, когда Софи случайно сказала нашей маме: “я свою заколку отдала папе, а папа не отдал мне!”, и Ана серьезно отругала её. Ей не нравится, когда София называет меня “папа”, но на наши отношения с малышкой это совершенно не влияло.