You raped my heart

— Отдыхай. — Шепчет Юрай, а потом разворачивается и уходит.

Сердце Кристины стучит громко. Так сильно, что его стук звенит в висках. Бом. Бом. Бом. Между ней и Юраем сейчас что-то было. Химия. Мгновение. Миг. Девушка закрывает глаза, резко втягивая носом воздух, и толкает дверь спальни.

Уилл — хороший парень, друг. Юрай — еще один друг, симпатичный друг. Они оба замечательные, и оба проявляют к ней интерес. Она видит. Тогда почему она может думать лишь о темном, порочном взгляде истинно сатанинских глаз?

— Кристина, ты — дура, — цедит она сама себе сквозь зубы, стягивая платье и отправляя его на пол к ненавистным каблукам. А потом юркает в теплую постель.

Ложится, натягивает одеяло до самого подбородка и смотрит в потолок. Ее тело до сих пор вибрирует, низ живота тянет, а само женское естество помнит, как в него бесцеремонно вторгались чужие пальцы.

Эрик вызвал в ней желание. Сильное. Неведомое. Порочное. Ненужное.

Кристина тонко всхлипывает, поворачивается на бок, подтягивая к груди ноги, утыкается носом в подушку и накрывается с головой. Она беззвучно плачет. Плачет от внутреннего бессилия, рожденного самым опасным человеком. Как ей жить с осознанием того, чего просит ее тело, кого оно просит? Как посмотреть ему в глаза?

Через некоторое время, оставляя мокрое пятно на наволочке подушки, Кристина засыпает. И снится ей всепоглощающий жар, лижущий ей пятки и ползущий по ногам. Пламя скалится, расползается и приобретает черты знакомого лица.

========== Глава 12 ==========

Кристина ненавидит себя. Питает такую лютую неприязнь, что ей хочется выкорчевать собственное сердце, достать его из грудной клетки и посмотреть, как оно трепыхается в ладони, работает словно насос. Сжимается и разжимается. Все такое багряное, в крови, орошающей руки. Ей кажется, что именно так будет правильно. Вместе с сердцем вытечет душа. Ломаная, вывернутая, грешная. Именно так ощущает себя Кристина последующие несколько дней.

Дело не только в том, что произошло на празднике Пяти Фракций. Не в том безумии, что застилало ей сознание, когда она гнулась и стонала под теми руками, что должна презирать и ненавидеть. Хуже всего то, что ненависть стала исчезать. Девушка все чаще ловит себя на том, что думает об Эрике. И эти думы не носят более столь черного характера, как следовало бы. Теперь Кристина вспоминает его тело. Горячее, жаркое, распаленное тело. Сильные руки с рельефом мышц, требовательный рот, теплую кожу. И это так неправильно, что девушка кусает губы и сетует на себя.

Спать ложиться стало страшно. Потому что Кристине снится он. Это как морок, наваждение. Словно она сходит с ума. Во сне Эрик целует ее, мнет ее тело своими губами, так широко разводит ее бедра, что становится больно. Но девушка во сне развратна и порочна. Она ластится к нему словно кошка, трется о его тело своим, берет его ладони и сама накрывает ими собственную грудь с ноющими сосками. Во сне Эрик всегда доводит дело до конца. Оказывается внутри нее так глубоко, так сильно. И тело вибрирует.

Кристина просыпается в поту. Весь лоб у нее влажный, по виску бегут капли пота. Они же застывают на шее и ключицах. Грудь под тонкой тканью майки поднимается и опадает. Горошины сосков болезненно трутся о черную материю, а между ног сладко ноет. Так мокро, жарко, влажно. И Кристина в бессилии бьет кулаком по подушке. Потом еще раз, и еще. Тихо, но как можно ожесточеннее, представляя, что на месте наволочки лицо Эрика.

Он мучает ее. И от этого хочется рычать.

Реального же Эрика девушка старательно избегает. Да и он, надо признать, не ищет встречи с ней. Кристина всегда ходит и нервно озирается по сторонам. Это даже заметила Трис и, конечно же, поинтересовалась, все ли у подруги хорошо. Брюнетка лишь кивнула. С ней все хорошо. Лишь сознание играет в дурные игры. На самом деле, это гормоны, возраст юности. Наверное, это нормально. Кристина пытается убедить себя в этом раз за разом, просыпаясь ночью и все еще ощущая бесплотные объятия Эрика на своей коже.

Тогда девушке приходит в голову, что она зациклена на сексе. Может в этом все дело? Может просто надо с кем-то переспать? Это абсурд. Она не из рода потаскух и шлюх, раздвигающих ноги лишь от внутреннего зуда. Но и так жить нельзя. Это не только тело, это сознание, мозг. Ей просто необходимо вытравить это из своего сердца, своей души. Хотя бы просто не думать постоянно о том, что произошло.

Кристина начинает проводить больше времени с друзьями. Она даже думает поговорить с Трис об их отношениях с Четыре, о той, приватной, латентной, интимной стороне. Но передумывает. Ей почему-то неудобно спрашивать об этом. К тому же, подруга может нагородить в собственном воображении такое, что придется объясняться. Именно это Кристина и не жаждет делать. Она слишком запуталась, заплутала, чтобы хоть что-то понять.

Уилл снова с ней не разговаривает по какой-то неведомой, неясной и мутной причине. Он стал раздраженным, даже злым, несколько дерганным. Все больше молчит. Сядет, расставит колени, обопрется о них руками и сверлит взглядом стену напротив. Если бы не собственные проблемы, то девушка всенепременно бы поинтересовалось у него, что случилось. Но личная беда ест Кристину гораздо больше. Поэтому она просто перестает трогать его, коли он на всех рычит. Кроме Эдварда. За все время, прошедшее с инициации, эти двое поразительно сдружились. Наверное, это хорошо. Друзья — это хорошо.

— Нет, вы бы только это слышали! — Смеется Юрай. И голос его разносится на всю округу. Зычный, громкий, мужской. — Подходит и начинает качать права. И притом дышит мне чуть ли не в пупок. — Молодой человек хмыкает, его губы кривит усмешка. Он рассказывает о забавном случае, произошедшем с ним на патрулировании.

Трис сидит, облокотившись о грудь Четыре. Тот в свою очередь пальцами неосознанно перебирает ее волосы, время от времени теребя, даже дергая пряди. За что получает тычок локтем под ребра. И в отместку на шее девушки остается слабый укус. Юрай на эту парочку не смотрит. Его ноги спущены вниз. Кроссовки болтаются над пропастью. И Кристине от этого не по себе. Все четверо ребят расположились на крыше здания в семь этажей. Не Хэнкок-Билдинг, но все же ничего. По крайней мере, отсюда видно небо, Стену, мерцает блюдце озера и гудят деревья с раскидистыми ветвями.

Кристина сидит по-ковбойски на каменном парапете, нагретом лучами солнца. Она упирается ладонями в серую плиту, и в ее кожу тут же впиваются мелкие камушки и песчинки. Юрай по-свойски болтает ногой и, время от времени, поглядывает на Кристину. Та улыбается и отводит глаза.

— Знаете, — подает голос Трис, — кажется, я начинаю менять свое отношение к праздникам.

Кристина смотрит на подругу. Вот об этом говорить она совсем не хочет. Но прошедшие события принято обсуждать. Особенно если учесть, что подобного рода торжеств в Чикаго вообще мало. Девушка снова опускает глаза на камень и начинает рассеяно водить по нему пальцем. Время от времени ноготь спотыкается о какую-нибудь небольшую выпуклость или впадину, а ветер ерошит волосы.

— Да ну тебя, — фыркает Юрай. Четыре также не разговорчив как и Кристина. — Я ненавижу носить костюмы. А галстук… — Он демонстративно закатывает глаза. Трис фыркает и удобнее устраивается в объятиях Итона. Кристина улыбается в кулак. Иногда ей кажется, что Юрай перед ней красуется. Она снова поднимает взгляд на молодого человека. Тот лукаво ей подмигивает, и против воли девушки ее губы растягиваются в улыбке.

— Костюмы — страшная вещь, — ан нет, Четыре все-таки говорит. — В них неудобно и жарко.