Юбер аллес (бета-версия)

Других синих "Мерседесов" поблизости не было. В Графском вообще не было других машин, не считая припаркованного впереди минифургона. Как не было и света в уныло-казенных зданиях слева и справа. Жилых домов в этом квартале вообще нет, а учреждения и магазины давно закрыты. Уже заглушив покорно двигатель, Гельман сообразил, что, случись с ним что-нибудь здесь, в сотне метров от запруженной машинами Садовой - свидетелей не будет. А еще он понял, что полицейский назвал лишь марку и цвет его машины, хотя, по правилам, должен был назвать номер...

Мелькнула отчаянная мысль снова завестись и ударить по газам, а там будь что будет. Но было слишком поздно. Человек в мундире, с фонариком в руке, уже подходил к нему. Гельман обреченно опустил левое стекло, впустив в салон холодный воздух. Впрочем, Мюрату вдруг сделалось так жарко, что холод он воспринял почти как подарок.

– Допо Петербурга, подпоручик Виктор Герман, личный номер семнадцать сорок два. Ваши права и документы на машину.

– Да... сейчас, - Гельман расстегнул пальто, суетливо закопошился в кармане пиджака. Мелькнула мысль, что надо бы потребовать у Германа удостоверение, а то назвать бессмысленные цифры всякий может, но сделать это он так и не посмел. Если доповец настоящий, нет смысла, а если нет, выйдет только хуже... хотя куда уж хуже... Он протянул запаянные в прозрачный пластик карточки.
– А в чем дело? Разве я что-нибудь нарушил?

– Гельман Мюрат Александрович?
– подпоручик светил фонариком на его права, словно бы проигнорировав вопрос.

– Да, конечно, - выдавил из себя Мюрат. Полицейский через окно посветил ему в лицо, очевидно, сверяя с фотографией. Сразу же мелькнула мысль о допросах, как их всегда изображают в рассказах о застенках политической полиции - свет лампы, беспощадно бьющий в глаза, и еле различимый силуэт дознавателя позади... хотя, надо сказать, по поводу "художественных акций" Гельмана никогда не допрашивали подобным способом...

– Вы неаккуратно разворачиваетесь, Мюрат Александрович, - произнес Герман.
– Не включили поворотник, чуть не создали аварийную ситуацию...

– Я включил!
– возмущенно возразил Гельман.

– Слишком поздно. Уже в процессе поворота, а правила предписывают не менее чем за пятнадцать метров до него.

– Прошу прощения, подпоручик. Вы понимаете, плохо ориентируюсь в этом районе... слишком поздно понял, что мне нужно повернуть именно здесь...

Господи, неужели все дело только в этом?! Никакая не засада и не спецоперация, просто мелкое нарушение, за которое полагается грошовый штраф, а то и вовсе предупреждение... Только бы он не потребовал пройти тест на алкоголь! Вроде времени уже прошло достаточно, но вдруг...

– И кроме того, - продолжал Герман, - у вас заляпан грязью задний номер.

– Где?
– Гельман открыл дверь машины и хотел выскочить, но вылез нарочито спокойно, избегая резких движений. Прошел к корме своего "Мерседеса", заодно рассмотрев по пути салон "суки" - пусто, Герман был там один, никакой группы захвата...

Номер и впрямь был покрыт серо-коричневым налетом и плохо читался.

– Да, действительно, - согласился Гельман.
– Не видел, сами понимаете, темно сейчас...
– где-то в багажнике была ветошь, но искать было некогда, поэтому, вытащив из кармана пальто дорогую кожаную перчатку, Гельман старательно стер ею грязь с номера.
– Вот, теперь порядок!

– Аккуратнее надо, Мюрат Александрович. Автомобиль - средство повышенной опасности.

– Да, конечно. Вы совершенно правы, - страх уже исчез, осталась только злость. В особенности он ненавидел эту идиотскую доповскую манеру изрекать очевидные банальности с глубокомысленным видом гуру, возвещающего Истину. В голосе Гельмана, однако, звучала лишь смиренная готовность внимать полицейским откровениям.
– Спасибо, что вовремя заметили. Понимаете, в этой праздничной суете... Кстати, с праздниками вас, с Днями арийского единства! Так я могу ехать?

Он ожидал лишь два возможных ответа. В лучшем случае - "езжайте и будьте впредь осмотрительней", в худшем - "сможете, как только мы составим протокол". Но Герман произнес нечто третье:

– А где ваш талон техосмотра?

– Да вот же он!
– недоуменно воскликнул Гельман.
– Вы держите его в руках!

– Действие этого талона закончилось в прошлом месяце. Новый у вас есть? Вы проходили очередной техосмотр?

Мюрат мысленно застонал. Черт, черт, черт! Со всеми хлопотами последнего времени совершенно вылетело из головы!

Дальнейшее было предсказуемо и неизбежно. "Машина не может продолжать движение. Вы должны за свой счет доставить ее эвакуатором в любой из специализированных центров допо. Вот телефон эвакуационной службы. После получения действующего талона вам вернут номерной знак." Ко всем просьбам позволить доехать своим ходом, апелляциям к погоде, времени суток и праздникам подпоручик Герман остался глух. Разве что холодно заметил, отвинчивая передний номер, что еще мог бы проявить снисходительность, будь сегодня первый день нарушения - но господин Гельман катается без талона уже полмесяца...

"Тупой солдафон!" - с ненавистью думал Мюрат, глядя вслед отъезжающей "суке". "Ладно бы еще взятку вымогал, это я бы понял. Так ведь нет - им надо нагадить человеку из принципа! Гниды легавые, хоть бы они все сгинули!"

Однако он понимал, что гневом делу не поможешь. Эвакуатор он вызовет завтра, ночью пункты техосмотра все равно не работают, а сейчас надо как-то добраться до дома. В принципе, осталось меньше трех километров, за полчаса можно дойти пешком. Погода, конечно, не располагает, но если идти быстро...

Кипя от злости, Гельман шагал по безжизненным и темным параллельно-перпендикулярным улицам, и там, где асфальт был расчищен от снега, эхо его шагов отдавалось от застывших во фрунт старинных стен. Никакой это не город-музей - город-казарма, вот что это такое! От того, что некоторые из этих казарм украшены лепниной, они не перестают быть казармами, так же, как солдафон в эполетах и аксельбантах - все равно солдафон... Кошмарный город, кошмарная страна! Сюда можно приехать на экскурсию, как в какое-нибудь капище древних ацтеков, посмотреть на пирамиды, где людей тысячами приносили в жертву... здесь даже можно делать гешефт, и порою неплохой гешефт, если, конечно, уметь... но жить здесь - увольте. И он, разумеется, не собирается здесь задерживаться. К счастью, происхождение его не подвело - всем юде из Райхсраума американцы дают статус беженца автоматом, но одним статусом сыт не будешь, ехать надо не с пустыми руками. Только бы ему удалось уладить дела и выпутаться из всех этих идиотских шпионских игр!

В какой-то момент ему показалось, что эхо шагов раздвоилось, и снова жидко плеснулся страх. А что, если все-таки... если его специально оставили без машины в таком месте, оживленном днем и совершенно глухом ночью, если этот Герман выполнял указание любой ценой найти, к чему придраться... Гельман остановился, резко оборачиваясь. Нет, никого. И никаких лишних звуков. Просто особенности местной акустики. Он двинулся дальше, и вновь ему почудились шаги за спиной. Проклятый город, построенный на костях... прав Достоевский, когда-нибудь он просто развеется, как морок, вместе с утренним туманом... Надо было все-таки вернуться в Апраксин переулок, где машины и народ, а не пытаться тут срезать через Торговый, где, как назло, ни души...