Юбер аллес (бета-версия)

– Конечно, - кивнул Власов. В этом случае любые неувязки и нехватки на месте происшествия ложились бы на русских. На их умение нечаянно или преднамеренно затаптывать следы.
– И понятно, почему ты оставил открытой дверь. Кстати, зачем ты открыл форточку?

– Я открыл весь балкон, - самодовольно усмехнулся Эберлинг.
– Мне нужно было слегка подморозить квартиру. Ускорить трупное окоченение, дабы судмедэксперты потом не смогли правильно определить время смерти. Но, конечно, если б я так и ушел, оставив дверь нараспашку, они бы все поняли. Поэтому балкон я потом закрыл и позволил воздуху вновь прогреться. Но форточку все же оставил, в качестве объяснения на случай, если они найдут в кухне какие-нибудь следы растаявших снежинок...

Фридрих хмыкнул, воздавая должное его хитроумию.

– Потом я изъял кассету с записью нашего разговора, - продолжал Хайнц.

– На всякий случай поставил на ее место пустую из веберовских запасов. Но у меня был отличный план - изготовить фальшивку, изобличающую в убийстве Вебера русских демократов, и подсунуть ее в тайник прежде, чем на точку А наведается кто-нибудь из наших. Собственно, я ее изготовил - полчаса разговора, целая драма в одном действии, по-моему, вышло вполне убедительно... обидно, что такой труд пропал даром. Теперь она, конечно, уничтожена.

– Значит, когда мы встретились на точке А, новая запись была у тебя в кармане.

– Именно! Появись ты там на полчаса позже... А раньше я никак не мог - сразу после ликвидации Вебера вернулся в Бург и оттуда уже официально, на поезде, приехал на следующий день. Лемке я до поры отвадил от точки А, при помоши той же программы позвонив ему голосом Мюллера и велев ничего не трогать...

– Это был большой риск. Он мог перезвонить Мюллеру и удостовериться.

– Ты разве еще недостаточно изучил старину Лемке? Он исполнителен, но умом не блещет и начальству доверяет безоговорочно...

– Выходит, я испортил тебе весь замысел, - усмехнулся Фридрих.

– Я не думал, что пришлют тебя, - кивнул Хайнц.
– Другой, возможно, и не побежал был на точку А сразу по приезде. Но ты одновременно и помог мне. Выйти на Зайна.

– Вот как? Я думал, вы с ним работаете в тесном дружеском союзе.

– Предполагалось, что он будет работать здесь под моим патронажем, - подтвердил Эберлинг, не обращая внимания на иронию.
– Но старый сукин сын слишком хитер. Он не вышел на связь и предпочел, как обычно, действовать самостоятельно. Пришлось поднапрячься, выслеживая его самому и одновременно не позволяя сделать это другим... Правда, потом он допустил большую ошибку, наведавшись к своему старому приятелю Борисову, за которым велась слежка. Наши русские союзники было сняли ее, но, узнав, что заказ на Ламберта сделан Зайну, возобновили вновь - как оказалось, весьма предусмотрительно... Но это было потом.

– Таксиста убил тоже ты?

– Таксист убил себя сам. Я лишь навестил его после допроса его коллег и поговорил с ним о его пассажире, премировав за содержательный рассказ бутылкой "Власовки". Пить я его не заставлял. Между прочим, все вышло в соответствии с твоими принципами: был бы он трезвенником - остался бы жив.

– Был бы он трезвенником, ты бы нашел иной способ его убить, - мрачно констатировал Фридрих. Хайнц развел руками: на войне как на войне.

– Еще какие-то трупы, о которых я не знаю?
– осведомился Власов.

– Нет. Только Кокорев, о котором ты знаешь. Я убрал его в ночь с третьего на четвертое, после нашей беседы в "Калачах". Раньше просто не было времени.

– Значит, дело было не в срочном звонке от Мюллера.

– Нет. Старикан действительно сообщил мне о Зайне, но на тот момент большой срочности еще не было. Необходимо было сначала получить и обработать твой отчет, результаты допросов персонала Шонефельда... Я лишь воспользовался предлогом покинуть тея так, чтобы избежать вопросов и догадок. И сделать дело, несделанность которого меня давно тяготила - особенно после того, как я узнал, что ты в Москве. И в полицию в пятницу позвонил тоже я, когда узнал, что ты собираешься наведаться в Теплый Стан.

– Почему ты его, кстати, повесил, а не устроил передоз, как собирался?

– Да вот представь себе - нечего было ему вколоть. Весь штрик-то пришлось потратить на Вебера. А запас той дряни, которой я пичкал Кокорева обычно, как раз закончился, и новую порцию я мог получить лишь через два дня. Даже имея своих людей в ДГБ, это далеко не так просто - все же система контроля и учета там весьма серьезная, а на помощь с самого верха рассчитывать не приходилось - Бобков непременно поднял бы шум... Ну и вот, ждать я не рискнул. Твой приезд заставил меня понервничать.

– Польщен твоим высоким мнением о моих сыскных способностях, - криво усмехнулся Власов, - к сожалению, оно не очень оправдалось.

– В конечном счете все же оправдалось, - ответил усмешкой на усмешку Эберлинг, указывая взглядом на пистолет.
– И это подводит нас к главному вопросу. Что мы теперь будем делать, Фридрих?

– А ты как думаешь?
– Власов чуть шевельнул стволом.

– Я думаю, что ты не меньший патриот Райха, чем я, - размеренно произнес Хайнц.
– Не каких-то отдельных субъектов, играющих в свои политические игры, и не казенных параграфов, не способных охватить все многообразие реальной жизни. Райха. И ты разумный человек, понимающий, что лучше потерять часть, чем целое. Поэтому... нет, я не прошу тебя помогать мне. Просто не мешай. Четырнадцать часов спустя... теперь уже даже меньше... дело будет сделано. Почему бы в эти четырнадцать часов тебе не заняться чем-нибудь другим? Твоей карьере это не повредит, я обещаю. Крайними окажутся Мюллер и кое-кто еще из верхушки Управления.

Фридрих ответил не сразу. Некоторое время он молча смотрел на своего друга и, казалось, сосредоточено размышлял.

– Я полагаю, Хайнц, - произнес от наконец, - что опасность для Райха, о которой ты говоришь, может быть реальной. Хотя я не могу знать этого наверняка, не перепроверив твои источники и твои выкладки - это азы нашей работы, и ты это знаешь. Но даже если твои расчеты верны, это не может служить оправданием твоих действий. То, что ты затеял - это преступная авантюра, и, полагаю, глупая преступная авантюра. Ради того, чтобы спасти Райх, ты намерен взорвать его изнутри. Ты в одиночку возомнил себя спасителем Отечества, совершенно не интересуясь мнением Отечества на сей счет - будь то миллионы райхсграждан, которых ты готов ввергнуть в потрясения, или единицы экспертов, которые, вероятно, способны предложить разумные альтернативы твоему плану. Напомню, что один такой вот любитель простых решений, считавший, что единственное политическое убийство избавит от всех проблем, в итоге вызвал Первую мировую войну. Конечно, у государств-участников были для нее и более веские причины, и все же именно он стал тем, кто поднес факел к бочке с порохом... Я не намерен допускать такого сейчас. Ты с легкостью переступил через присягу и закон, но я исполню свой долг офицера и патриота, и тебе не удастся меня отговорить. Ты арестован, Хайнц.

– Жаль, - произнес Эберлинг, не меняясь в лице.
– Я ждал от тебя подобного, и все же надеялся, что ты поймешь... Ладно, оставим высокие материи. Я даже не буду апеллировать к нашей дружбе. Поговорим о вещах сугубо практических. Я предлагаю тебе сделку.

– Ты что же, надеешься меня подкупить?
– презрительно произнес Власов. Вот так всегда - сначала разговоры о высоких идеалах, о судьбах Отечества, а в итоге - банальная взятка. Но неужели Хайнц пал настолько низко?

– Нет, конечно, я не о деньгах!
– поспешно воскликнул Эберлинг.
– Я проиграл, признаю. Ты хочешь предотвратить убийство Ламберта? Хорошо. Но мой арест тебе в этом не поможет. Зайн прекрасно справится без меня. А где он, ты не знаешь, и найти его за оставшиеся четырнадцать часов вряд ли сможешь. Более того, ты даже не знаешь, кому из московских оперативников можно доверять... Мое предложение: я сдаю тебе Зайна. И всех, кто участвует в операции - по крайней мере, тех, о ком я знаю. Впрочем, они - прикрытие, главное - Зайн. За это ты не докладываешь обо мне - только обо мне лично - в течение двенадцати часов. Только двенадцать часов, больше я не прошу. Я понимаю, что на допросах остальных моя роль все равно вскроется. Но этого времени мне хватит, чтобы скрыться.

– И куда ж ты намерен бежать?
– усмехнулся Фридрих.

– Россия - большая страна, - пожал плечами Эберлинг.
– И в ней живет много людей, говорящих с легким дойчским акцентом.

– Я был лучшего мнения о тебе, Хайнц, - покачал головой Власов.
– Устроить заговор ради высших интересов - это вполне в твоем духе. Но бежать от ответственности, выкупая собственную голову головами подельников...

– Можешь думать обо мне, что хочешь, - резко произнес Эберлинг.
– "Трус", "подлец", что ты там еще хочешь сказать? А я тебе скажу, что класть голову под топор, когда от этого никому нет никакой пользы - попросту глупо. Если бы от моего ареста была хоть какая-то выгода Райху, тогда другое дело. Но ее нет. Все, что я знаю - скажу и так. Так что какой смысл?