Юджиния
Шрифт:
— И я должна как-то поступать? — Она ласково улыбалась.
— А я в свою очередь должен что-то сделать… — Их губы соприкоснулись.
Завтракали они на кухне.
Он не собирался писать и посвятил ей весь день.
— Куда мы поедем? — спросила она.
— Я тебе покажу город, который ты не знаешь.
Он повез ее в маленькие галереи бедных художников, где они провели полдня. Она была восхищена, и он купил две картины: девочка, сидящая на шаре, и девочка, лежащая у моря, — обе походили на нее.
Заплатив лишние деньги, он попросил привезти картины домой, дав адрес. Александру не трудно было взять эти картины самому, но причина была другая. Ему понравился художник,
Было время позднего ленча. Совсем неподалеку находился дорогой, но вкусный ресторан (часто дорогое бывает безвкусным).
И вот тогда он второй раз встретил Шилу. Она стояла в большом вестибюле ресторана со своими друзьями и внимательно слушала, с легкой улыбкой на губах, жестикулирующего рассказчика. Они одновременно увидели друг друга, и все поздоровались, представившись по очереди. Улыбки, смех, шутки, слова. Они только что закончили ленч и собирались уезжать. И вдруг он заметил свое отражение в глазах Шилы, так падал свет, и искру, блеснувшую в зрачке, — он отвел взгляд и спросил Юджинию, не должны ли они идти. Она радостно кивнула всем (все знали, кто она), и они пошли.
Ничем вроде не запоминающаяся встреча — почему-то запомнилась. Больше они втроем не встречались никогда.
Ленч был действительно вкусный. В этом дорогом, но изящном ресторане.
Поздно ночью в спальне он забыл дневную встречу. Он сжимал обвивающее тело Юджинии, не думая ни о ком в целом мире.
Вдруг она широко раскрыла глаза и сказала:
— Мне кажется, я умру без тебя.
— Этого никогда не будет, — закрыв ей губы поцелуем, сказал он.
Утром он опять писал, а Юджиния позировала Мише. Александр не помнил, кому пришла первому идея, чтобы Юджиния изучала русский язык. Никого не было лучше и удобнее, чем Миша, знающий прекрасно разговорный язык, слова, которые употреблял Александр, выражения, чтобы учить им Юджинию. От нечего делать. Александр назначил ему небывалую цену для лингвистов любой категории — 50 долларов за урок. Самой счастливой была Юджиния, ей так хотелось говорить на языке любимого. И самое главное — понимать его на родном для него языке. Они продвигались успешно. У Юджинии оказались удивительные способности к «варварскому» языку, как его называл мистер Нилл. Она восхищала ими учителя, который поражался все больше и больше…
Следующие шесть вечеров Александр писал до ночи — так что, когда он приходил, Юджиния уже спала.
Она никогда не мешала ему писать.
Ежегодно Юджиния летала в Йель, где она училась в школе, для встречи с девочками, близкими подругами. Своего рода «сестринские сборища» — обед воспоминаний. Александр сам отвез ее в аэропорт, перед этим уточнив дважды в информационной службе, что самолет не марки ДС-10: они бились. В эти годы они бились, как орехи. Юджиния возвращалась через два дня. Он подождал, пока «Боинг» мягко оторвался от взлетной дорожки, и двинулся обратно. На шее еще оставалось ощущение поцелуев Юджинии. Его жена зацеловала его при прощании.
Вечером он сидел и долго работал, выписывая из литературных работ Шестова и Белого, а к часу ночи ушел спать. За полчаса до этого неожиданно появилась Клуиз пожелать ему спокойной ночи. Она подошла к нему, вся окутанная запахом нездешней парфюмерии, низко наклонилась, полуоткрыв не стесненную лифом смуглую грудь, задержалась в такой позе, давая нечаянному взгляду возможность налюбоваться этой картиной, потянулась к его голове, опершись грудью на его плечо, и поцеловала в макушку, сказав «спокойной ночи». Возможно, он бы работал позже, но не чувствовал
желания продолжать.Весь следующий день он плавал в бассейне, парился в сауне, мало ел, ходил к озеру, в лес и читал. И все никак не мог понять, почему не может найти себе места. Ему не хватало Юджинии.
Ни одна строка не была написана в этот день. Он лег спать в одиннадцать, хотя и слышал, как кто-то подошел к двери и, не увидев света, ушел.
Утром завтрак, который ему подала Дайана, он ел оживленней и, чтобы убить время до вечера, поехал в город. Перед этим он заглянул в домик Миши, стоящий в стороне; тот был на съемках. Дом был открыт, и он зашел внутрь: на четырех стенах висели красивые фотографии Юджинии. Александр задумался на минуту, потом встряхнул головой, как бы прогоняя размышления, и пошел к своей машине.
Кино начиналось только в два часа, ему это никогда не нравилось, там они шли с десяти утра и целый день. Он решил, что посмотрит какое-нибудь кино после ленча, и первую половину дня убивал, бродя по улицам, паркам и площадям. Он заметил пару красивых девушек, но как-то уже они мало волновали его: теперь была только Юджиния. Есть он решил в отеле, где когда-то обедал с ней, до того, как они первый раз…
Он вошел в прохладный холл, заметил знакомое отражение в зеркале и прошел в зал. Метрдотель поспешил ему навстречу и провел к лучшему столу, в уютном углу. Теперь он был равный среди равных. Стол находился около затененного окна, почти незаметный остальному залу, — Александр любил наблюдать. Он заказал салат и стакан свежего сока.
Сначала он думал, что это официант, по тени, упавшей на стол, но голос заставил его повернуться.
— Здравствуйте, Александр…
Влажный голос с призывной хрипотцой. Это была Шила. Он узнал ее сразу. Золотистые волосы — платиновая блондинка, с переливами золота, — обрамляли удлиненное лицо; стройная, вызывающая бессознательное желание коснуться уникальных бедер фигура, грудь, как будто вычерченная, мягко и твердо вырисовывающаяся под обтягивающим блестящим платьем.
— Вы еще помните меня?
— Да, конечно.
— Почему же вы так удивлены?
— Что вы помните мое имя.
— Я помню не только имя, но и его обладателя.
— И что же лучше? — пошутил он.
— Оба, — ответила она, и вдруг странная, откровенная улыбка выступила на ее губах.
— Вы хотите что-нибудь? — вежливо предложил он, чтобы прервать неловкую паузу.
— Я только что поела и собираюсь подняться наверх…
Он вопросительно посмотрел на нее: он не знал, что она останавливается в отеле. Она улыбнулась его удивлению.
— Наш дом находится в двадцати пяти милях в пригороде, и я постоянно держу здесь номер.
Он кивнул. Поднимаясь, чтобы попрощаться. Ее глаза замерли в его. Какая-то искра пробила, вспыхнув в зрачках, и она произнесла:- Поднимитесь ко мне, когда закончите, я покажу вам, как я живу.
Секунду он размышлял, потом, вряд ли понимая до конца, сказал, что если только ненадолго, так как кино начинается в два.
Она улыбнулась, спросив, какое кино.
Он сказал: художественное. Ее глаза, казалось, изучали его, они искрились.
— Я буду рада, — выдохнула она. Открыв сумочку и отделив один ключ, она протянула ему.
На его взгляд ответила словами:
— Я могу быть в спальне, стучать не надо, там не слышно. Мой муж вернется только в шесть. Вы не могли бы меня развлечь? Только без людей… — добавила она.
Не задевая скатертей столов красивыми бедрами, подчеркнутыми обтягивающим платьем, она направилась к выходу. Это была та самая Шила, взгляд которой он невольно помнил с той первой встречи. У нее был особенный взгляд.