Юг без признаков севера

– Ууу, мама, грязные ебучие ублюдки, ох блядь блядь, о спермоглоты сраные, о небеса хуесосные говнодрючные, хватит! Блядь, блядь блядь, ЙОУ!

Наконец, все закончилось. Я почистился, надел марлевую повязку, натянул штаны и подошел к своей кровати, взял дорожную сумку.

– Прощай, Херб, малыш.

– Прощай, парнишка.

Угадали. Я помчался туда снова.

– Ах вы грязные кошкоебы, еб вашу мать! Ууууууу, блядьблядьблядьБЛЯДЬ!

Я вышел и немножко посидел. Третий позыв был слабее, и после него я почувствовал, что готов. Я спустился и подписал им счетов на целое состояние.

Прочесть я ничего не мог. Мне вызвали такси, и я встал у въезда для скорой помощи. У меня с собой была маленькая зитц-ванночка. То есть, горшок, куда срешь, наполнив его горячей водой. Снаружи стояли три оклахомца, два мужика и баба. Голоса у них были громкими, южными, и они выглядели так, словно с ними никогда ничего не происходило - даже зубы не болели. Мою задницу начало крутить и резать. Я попробовал присесть, но это была ошибка. С ними стоял маленький мальчик. Он подбежал и попытался схватить мой горшок. Стал тянуть его на себя.

– Нет, сволочь, нет, - шипел я ему. Мальчик почти его выдернул. Он был сильнее меня, но я держал крепче.

О Иисусе, вручаю тебе родителей своих, родню, благодетелей, учителей и друзей.

Вознагради их по-особому за всю их заботу и за горести, которые я на них навлек.

– Ты, задрота маленькая! Отпусти горшок!
– сказал я ему.

– Донни! Оставь дядю в покое!
– заверещала ему женщина.

Донни убежал. Один из мужиков посмотрел на меня.

– Здрасьте!
– сказал он.

– Привет, - ответил я.

Такси выглядело прекрасно.

– Чинаски?

– Да. Поехали.
– Я сел вперед вместе со своим горшком. Как бы пристроился на одной ягодице. Дал ему адрес. Потом добавил:

– Слушайте, если я заору, съезжайте на обочину возле щита, заправки, чего угодно. Но перестаньте ехать. Возможно, придется посрать.

– Ладно.

Мы поехали. Улицы тоже выглядели хорошо. Полдень. Я по-прежнему был жив.

– Послушайте, - спросил я его, - а где тут хороший бордель? Где я могу подснять хороший, чистый, недорогой кусочек жопки?

– Я ничего про такие вещи не знаю.

– ДА ЛАДНО, ЛАДНО!
– заорал я.
– Я что, на фараона похож? На стукача? Можешь мне баки не заколачивать, шеф!

– Нет, я не шучу. Я ничего про такие вещи не знаю. Я езжу днем. Может, ночной таксист вас и просветил бы.

– Ладно, я тебе верю. Сворачивай сюда.

Старая хибара смотрелась славно меж всех этих многоэтажных апартаментов. Мой "Плимут'57" стоял весь покрытый птичьим пометом и с полуспущенными шинами. Мне же нужна была только горячая ванна. Горячая ванна. Кипяток мне на бедную задницу. Покой. Старые Беговые Формы. Счета за газ и свет. Письма от одиноких женщин, которых не трахнешь - слишком далеко живут. Воды. Горячей воды. Покоя. И я размазываюсь по стенам, заползаю в окопчик собственной богом проклятой души. Я дал ему хорошие чаевые и медленно пошел по проезду. Дверь была открыта. Широко.

Кто-то по чему-то колотил молотком. С постели сдернуты простыни. Боже мой, меня обчистили! Меня выселили!

Я вошел и заорал:

– ЭЙ!

В гостиную вышел мой хозяин.

– В-во, мы тебя так рано и не ждали! Титан тут потек, так нам пришлось его выкорчевать. Новый поставим.

– В смысле, горячей воды нет?

– Не-а, нет.

Милостивый Иисусе, я добровольно принимаю испытание это, кое тебе было по душе на меня наложить.

Вошла его жена.

– О, а я как раз собиралась тебе постель застелить.

– Ладно. Прекрасно.

– Он должен новый титан сегодня подсоединить. У нас может запчастей не хватить.

По воскресеньям запчасти трудно доставать.

– Ладно, я сам застелю, - сказал я.

– Да постелю я тебе.

– Нет, пожалуйста, я сам.

Я зашел в спальню и стал заправлять постель. Тут и подступило. Я побежал на горшок. Садясь, я слышал, как он колотит по титану. Я был рад, что он колотит. Я разразился тихой речью. Потом лег в постель. Было слышно пару в соседнем дворике. Он был пьян. Они ссорились.

– А с тобой беда в том, что у тебя вообще никаких концепций нет! Ты ничего не знаешь! Ты глупая! А ко всему прочему еще и шлюха!

Я снова был дома. Это здорово. Я перевернулся на живот. Армии во Вьетнаме были при деле. В переулках бомжи сосали винч из бутылок. Солнце все еще стояло высоко. Оно пробивалось сквозь шторы. Я наблюдал, как по подоконнику ползет паучок. Видел старую газету на полу. Там напечатана фотография трех молоденьких девушек - они прыгают через забор, сильно оголив ноги. Все это место походило на меня и пахло мной. Обои меня знали. Изумительно. Я осознавал свои ноги и локти, свои волосы. Я не чувствовал себя на 45 лет. Я чувствовал себя чертовым монахом, на которого только что снизошло откровение. Я чувствовал, что, наверное, влюблен во что-то очень хорошее, но не уверен, что это такое, - оно просто рядом. Я слушал все звуки, шум мотоциклов и машин. Слышал, как лают собаки. Люди и смех.

Потом уснул. Я все спал, спал и спал. Пока растение заглядывало ко мне через окно, пока растение смотрело на меня. Солнце продолжало трудиться, а паучок все ползал.

ПРИЗНАНИЯ ЧЕЛОВЕКА, БЕЗУМНОГО НАСТОЛЬКО, ЧТОБЫ ЖИТЬ СО ЗВЕРЬЕМ

1.

Помню, как дрочил в чулане, надев материнские туфли на высоком каблуке и глядя в зеркало на собственные ноги, медленно подтягивая ткань все выше и выше, будто подсматривал за женщиной, и меня прервали два моих приятеля, зашедшие в дом:

– Я знаю, он где-то здесь.
– А сам пока натягиваю одежду, и тут один открывает дверь в чулан и видит меня.

– Ах ты сволочь!
– ору я, гонюсь за ними по всему дому, и слышу, как, убегая, они переговариваются:

– Что это с ним такое? Что, к чертовой матери, с ним не так?

2.

К. работала когда-то стриптизеркой и, бывало, показывала мне вырезки и фотографии. Она чуть не выиграла конкурс Мисс Америка. Я встретил ее в баре на улице Альварадо - а оттуда до трущоб рукой подать, если очко не заиграет подойти. Она прибавила в весе и возрасте, но какие-то признаки фигуры еще оставались, какой-то класс - правда, лишь намеком, не больше. Мы оба хлебнули.

Ни она, ни я нигде не работали, и как нам удавалось сводить концы с концами, я никогда не пойму. Сигареты, вино и квартирная хозяйка, верившая в наши россказни о том, что деньги на подходе, а сейчас - голяк. В основном, мы вынуждены были пить вино.

Большую часть дня мы спали, а когда начинало темнеть, приходилось вставать - нам уже хотелось встать:

К:

– Блядь, я б чего-нибудь выпила.

Я все еще лежал в постели, докуривая последнюю сигарету.

Я:

– Черт, ну дак сходи к Тони, возьми нам парочку портвейна.