Юг! История последней экспедиции Шеклтона 1914-1917 годов

В воскресенье 17-го пак снова сомкнулся. После полудня были поставлены топсель и передний парус и под умеренный северо-восточный бриз мы попытались вывести корабль из канала, но он удерживался мёртвой хваткой. Позже в тот день началось сильное сжатие. Две льдины, между которыми лежал «Эндьюранс» начали смыкаться и корабль подвергся серии невероятно сильных сжатий. В машинном отделении, самой слабой точке, громко стонало, трещало, были слышны звуки ударов. Стальные пластины пола выгнуло и оторвало с громким лязгом. Тем временем льдины в местах зацепления образовывали хребты. Корабль находился под давлением почти час, а потом, к моему великому облегчению, начал с гулким грохотом подниматься. Он поднялся на десять дюймов с носа и на три фута четыре дюйма с кормы, и в то же время накренился на шесть градусов на левый борт. Лёд остался под нами и непосредственная опасность миновала. Наше положение было 69°19’ ЮШ, 50°40’ ВД.

Следующую атаку лёд начал в полдень 18 октября. Две льдины начали двигаться поперечно, оказывая большое давление на корабль. Вдруг льдина по левому борту треснула, и огромные куски льда вылетели вверх из-под трюма. В течение нескольких секунд корабль кренился, пока не достиг крена в тридцать градусов на левый борт, уперевшись трюмом правого борта в противоположную льдину. Спасательные шлюпки почти лежали на льдине. Собачьи конуры средней части судна сорвались с мест и рухнули на закреплённые конуры, вой и лай напуганных собак только способствовал возникновению подлинного столпотворения. Всё движимое на палубе и под ней полетело со своих мест и несколько минут всё это выглядело так, словно «Эндьюранс» подбросило с конца детской качалки. Порядок вскоре был восстановлен. Я всех успокоил, досками на палубе соорудили настил для собак и людей. Затем экипаж занайтовил (закрепил) все подвижные вещи. На случай, если корабль будет крениться и дальше, нужно было снять спасательные шлюпки и перенести их, за этим наблюдал Уорсли, чтобы вовремя дать сигнал тревоги. Хёрли тем временем спустился на льдину и сделал несколько фотографий судна в таком его необычном положении. Вечерний ужин в кают-компании выглядел любопытно. Большинство едоков сидело на обшивке, ногами упёршись в лавки, а тарелки держа на коленях. В 8 часов вечера лёд вскрыся, и в течение нескольких минут «Эндьюранс» практически выпрямился. Были отданы распоряжения убрать лёд, чтобы освободить руль. После того, как глыбы льда были ледовыми зубилами отделены от льдины и мужики убрали их, корма освободилась. Затем наполнили котёл. Эта работа была закончена рано утром 19 октября, в течение дня инженер, в целях экономии топлива и во избежание каких-либо деформаций холодного котла от неравномерного прогрева, очень медленно поднял в нём пар. Экипаж распилил все свободные пиломатериалы, ящики и тому подобное и загрузил их в бункеры. День выдался пасмурным, с редкими порывами снега, температура +12 градусов Фаренгейта (~ -1 °C). Окружающий нас лёд был спокоен, но вдалеке давление делало свою работу. К вечеру ветер окреп, пришлось использовать кормовую швартовку (wire-mooring astern). В 23 часа барометр показывал 28.96 (прим. ск. всего дюйм на кв. мм — ~ 730 мм/рс), самое низкое давление со времён июльского шторма. Позже днём шум собак привлёк наше внимание, и мы увидели в нашей полынье 25 футового кита. Он показывал из воды свою голову, похожую на косатку, но судя по маленькому изогнутому спинному плавнику, это был Balaenoptera acutorostrata (малый полосатик), а не Orca gladiator (косатка).

20 октября задул сильный юго-западный ветер, и лёд пришёл в движение. «Эндьюранс» был надёжно зажат в полынье, но шанс вырваться мог появиться в любой момент. Мы установили дежурство, чтобы быть начеку. Уайлд и Хадсон, Гринстрит и Читам, Уорсли и Крин дежурили на палубе, главный инженер, его заместитель и трое помощников дежурили у котла. Научный штат и незанятый персонал, за исключением кока и плотника с напарником, «дежурили в две вахты», то есть, четыре часа на палубе, четыре внизу, отдыхая от дежурства. Плотник был занят строительством лёгкого ялика, который мог оказаться полезным при навигации в протоках и каналах. В 11 утра мы дали двигателю немного поработать. После 8-ми месяцев простоя всё работало хорошо, за исключением замёрзшей трюмной помпы и выпускного коллектора, которые прочистили с изрядными трудностями. Инженер сообщил, что для поднятия пара ушла одна тонна угля, дерева и жира. Для поддержания котла в рабочем состоянии было необходимо от одной с четвертью до полутора сотен килограмм угля в день. В бункерах у нас оставалось его около пятидесяти тонн.

21 и 22 октября выдались очень холодными, что привело к тому, что вскрывшиеся ранее каналы вновь замёрзли. Лёд двигался, то и дело грохот давления доносился до нашего слуха. Мы ждали следующего шага со стороны выступившей против нас могучей силы. 23-го задул сильный северо-западный ветер, и движение льдин и торосных гряд приняло серьёзный оборот. Воскресенье, 24 октября стало для «Эндьюранс» началом конца. Мы находились в точке с координатами 69°11’ ЮШ и 51°5’ ЗД. Уже целый день и двадцать два с половиной часа мы наблюдали за неистовством льда. В 18.45 корабль подвергся страшному сдавливанию в его, наиболее опасном положении. Натиск льда примерно изображён в приложенной схеме. Заштрихованные участки — это полынья, покрытая новым льдом, который не давал должной защиты кораблю, стрелками указаны направления давления со стороны старых льдин и торосных гряд. Этот натиск оказался неотразим. «Эндьюранс» стонал и дрожал, его правая корма оказалась на пути льдины, силой которой изгибало ахтерштевень и выпирало доски обшивки. На корабль давило как спереди, так и с боку, он ходил ходуном, его выгибало давлением. Он быстро дал опасную течь.

Я держал насосы в полной готовности, был поднят пар, в 8 часов вечера их запустили. Давление льда к тому времени немного стихло. Корабль быстро набирал воду с кормы и плотник тут же принялся за работу, чтобы сделать водонепроницаемую переборку со стороны двигателя. Вкалывали все, в две смены, в течение всей ночи откачивая воду и помогая плотнику. Утром течь удалось взять под контроль. Плотник с помощником конопатили переборку полосками одеял и прибивали планки по швам, там, где это возможно. Основной, он же ручной насос замёрз и не мог использоваться. Как только это выяснилось, Уорсли, Гринстрит и Хадсон спустились вниз в бункеры и очистили трюмный насос ото льда. «Это не самая приятная работа», — написал Уорсли. «Мы должны были проделать отверстие вниз сквозь уголь, в то время как вокруг нас бимсы и шпангоуты стонали и трещали, словно пистолетные выстрелы. В почти кромешной тьме мы возились в сырости полузамёрзшими руками, при этом пытаясь сохранить уголь от соскальзывания в трюм. Пока мы копошились внизу, сверху из камбуза заливали в трубы вёдра кипятка, спустя некоторое время мы очистили насос, заделали трюм от попадания угля и вылезли на палубу, с удовольствием оказавшись в безопасности на открытом воздухе.»

Утро понедельника 25 октября было облачным и туманным, с минусовой температурой и сильным юго-восточным бризом. Весь экипаж посменно работал на откачке и помогал плотнику с переборкой. Удерживать течь под контролем было довольно легко, но, тем не менее, перспектива выглядела безрадостной. Массивные торосные гряды появлялись во всех направлениях, хотя непосредственное давление на корабль было несерьёзным. Я понимал, что передышка будет недолгой. Лёд в поле нашего зрения подвергался сильнейшему сжатию, возможно вызванному циклоническими ветрами, встречными океаническими течениями или ещё какими-то процессами. Торосные гряды, массивные и угрожающие, свидетельствовали о том, что всесокрушающие силы природы были в действии. Огромные глыбы льда, весом во многие тонны, поднимало в воздух и отшвыривало в сторону, словно их выпирало снизу другой огромной массой. Мы были беспомощными пришельцами в чужом мире, наши жизни зависели от игры бесхитростной грозной силы, которая просто потешалась над нашими ничтожными усилиями. Я теперь с трудом отваживался надеяться, что «Эндьюранс» выдержит, и на протяжении этого, полного волнения дня, вновь и вновь пересматривал планы санного путешествия, сделанные ранее на случай, если мы окажемся на льду. Мы были готовы настолько, насколько можно подготовиться на всякий непредвиденный случай. Провизия, собаки, сани и снаряжение были готовы быть снятыми с корабля в любой момент.

На следующий день выдалась кристально ясная погода. Вдохновенно светило солнце. Повсюду слышался грохот давления. Вздымались новые ледяные гребни, и как только наступил день, я увидел, что линии крупных возмущений приближались к кораблю. «Эндьюранс» периодически подвергался сдавливанию. Находясь внизу, я слышал скрип и стон его тимберсов, пистолетный треск ломаемых нагелей или досок и слабый неразборчивый шёпот нашего погибающего корабля. А над головой светило безмятежное солнце, иногда проплывали пушистые облака, гонимые южным ветерком, блеском миллионов граней искрился отражаемый от новых ледовых гряд свет. День прошёл медленно. В 7 часов вечера очень сильное пульсирующее давление возобновилось и деформировало бак и корму. Стыки обшивки по правому борту отогнуло на четыре и пять дюймов, мы видели с мостика, что корабль титаническим давлением выгибает как лук. Словно живое существо он сопротивлялся сокрушающим его силам, но этот бой был неравным. Миллионы тонн льда неумолимо давили на маленький корабль, который осмелился бросить вызов Антарктике. «Эндьюранс» протекал со страшной силой и в 9 вечера я приказал снять лодки, снаряжение, провизию и сани на льдину и переместить их на плоский лёд невдалеке от судна. В полночь лёд немного закупорил пробоину, но, тем не менее, всю ночь все проработали на откачке воды. Очень странным выглядело внезапное появление из трещины в 100 ярдах от корабля восьми императорских пингвинов в тот момент, когда давление на судно было на самом пике. Они прошли немного по направлению к нам, остановились, и после нескольких обычных звуков начали издавать странный крик, который звучал словно панихида по кораблю. Никто из нас никогда прежде не слышал от императоров каких-либо других звуков и криков, кроме самых простых, и впечатление от этой согласованной партии было потрясающим.

Затем наступил роковой день — среда, 27 октября. Мы находились в точке с координатами 69 градусов 5 секунд южной широты и 51 градус 30 секунд западной долготы. Температура минус 8,5 градусов Фаренгейта, дул мягкий южный бриз, а в чистом небе сияло солнце.

«После долгих месяцев непрерывной тревоги и напряжения, времени светлых надежд и мрачных перспектив „Эндьюранс“ настал конец. Хотя мы и вынуждены покинуть корабль, который нет никакой надежды восстановить, мы живы и здоровы, у нас есть еда и снаряжение для задачи, которая стоит перед нами. Она заключается в том, чтобы добраться до суши всем членам экспедиции. Трудно описать, что я чувствую. Для моряка его корабль это больше чем плавающий дом и для меня с „Эндьюранс“ ассоциируются амбиции, надежды и вожделения. Теперь, содрогаясь и стеная от треска ломаемых шпангоутов и зияющих ран, он медленно заканчивает свой век в самом начале карьеры. Он разрушен и покинут после более чем 570 мильного дрейфа в северо-западном направлении в течение 281 дня, прошедшего с тех пор, как он был зажат льдами. Расстояние от точки, где он вмёрз в лёд, до места, где он сейчас, смертельно раненый лежит, 573 мили, а общий дрейф через все отмеченные точки 1186 миль и, вполне возможно, мы на самом деле покрыли более 1500 миль. Сейчас мы находимся в 346 милях от острова Паулета (Paulet Island), ближайшей точки, где есть возможность найти пищу и кров. Небольшая хижина, построенная там Шведской экспедицией в 1902 году полна припасов, оставленных там аргентинским спасательным судном. Я знаю всё о тех припасах, потому что именно я закупал их в Лондоне от имени Правительства Аргентины, когда оно попросило меня оснастить спасательную экспедицию. Расстояние до ближайшего барьера к западу от нас около 180 миль, но партия, отправившаяся туда, по-прежнему будет в 360 милях от острова Паулета и вряд ли найдёт там средства для спасения. Мы не сможем взять столько еды на всё путешествие, вес окажется слишком большим.»

«Это утро было последним, встреченным на корабле, погода стояла ясной, с мягким юго-юго-восточным к юго-юго-западному бризом. С вороньего гнезда каких-либо признаков земли не наблюдалось. Давление нарастало от часа к часу и не приносило кораблю освобождения или хотя бы отсрочки. Атака льда достигла своего апогея в 4 дня. Давлением выперло вверх корму, а давящей сбоку движущейся льдиной раскололо руль и вырвало рудерпост и ахтерштевень. Затем, пока мы смотрели, лёд приоткрылся и „Эндьюранс“ немного осел. Обшивка была сорвана, и вода хлынула вниз. Давление возобновилось в 5 часов вечера. Я приказал, чтобы все сошли на лёд. Ходящие ходуном перемалывающиеся льдины с остервенением напирали на корабль. Отвратительное ощущение чувствовать под ногами разрушаемую палубу, выгибающиеся, а затем ломающиеся со звуком, подобному выстрелам тяжёлых орудий, могучих бимсов. Насосы не справлялись с водой и, чтобы избежать взрыва, когда она достигнет котла, я отдал приказ затушить огонь и выпустить пар. План эвакуации с корабля в случае опасности был составлен заблаговременно, люди и собаки спустились на льдину и без помех перешли на сравнительно безопасную часть льдины. Перед отходом, стоя на дрожащей палубе, я взглянул вниз в люк машинного отделения и увидел упавшие набок двигатели, поскольку рамы оснований были снесены. Я не могу описать впечатление от этого безжалостного уничтожения, которое был вынужден наблюдать повсюду вокруг. Льдины силой в миллионы тонн двигали льды снаружи корабля, стирая его с лица земли.»

Основные запасы были размещены на льдине в сотне ярдов от корабля, там же мы встали лагерем на ночь. Но около 7 часов вечера, когда палатки были уже установлены, лёд, на котором мы находились, оказался вовлечён в зону давления и начал потрескивать и дрожать у нас под ногами. Я велел перенести лагерь на большую льдину в 200 ярдах далее со стороны носа корабля. Лодки, запасы и лагерное оборудование было необходимо перенести через «живую» торосную гряду. Но подвижки льда были настолько незначительными, что не помешали нашему короткому треку, хотя вес тороса настолько прогибал льдину, что по обе её стороны образовались лужи. Первая партия с кирками и лопатами построила снежную гать, прежде чем мы смогли их пересечь. В восемь вечера лагерь установили вновь. У нас были две полюсных палатки и три полубочки (обручевые палатки). Я расположился в небольшой полюсной палатке № 1 вместе с Хадсоном, Хёрли и Джеймсом, Уайлд в небольшой полубочке № 2 с Вордье, Макнишем и Маклроем. Эти палатки очень легко перемещались и устанавливались. Восемь человек разместились в большой полубочке № 3; Крин занял полубочку № 4 вместе с Хасси, Марстоном и Читамом, Уорсли расположился в полюсной палатке № 5 с Гринстритом, Лизом (Орд-Лизом), Кларком, Керром, Рикенсоном, Маклином и Блэкбороу, последний был самым младшим в нашем коллективе.

«К ночи температура упала до -16 градусов и большинству мужиков было холодно и неуютно. После установки палаток я собрал всех и разъяснил наше положение, надеюсь кратко и понятно. Я рассказал им про расстояние до Барьера и до острова Паулета и сообщил, что я предлагаю попытаться идти со всем снаряжением через льды в направлении острова Паулета. Я поблагодарил людей за выдержку и хорошее присутствие духа, которое они проявили в столь сложной обстановке, и сказал им, что я не сомневаюсь, что если они и дальше будут также продолжать и доверятся мне, то все мы, в конце концов, будем в безопасности. Потом мы поужинали тем, что повар приготовил на большой жировой печи, и после отбоя все отправились ко сну.» Лично я не мог уснуть. Разрушение и оставление судна не стало неожиданным. Катастрофа маячила много месяцев подряд, и я сотню раз продумывал планы на все случаи жизни. Но мысли, которые приходили ко мне сейчас, пока я ходил туда-сюда в темноте, были не особо радужными. Задача заключалась в том, чтобы обеспечить безопасность всей партии, и для её решения я должен использовать всю свою энергию и волю, каждую крупицу знаний и антарктического опыта, что был у меня. Она была кропотлива и трудна, нужна была чёткая и понятная программа, если мы хотим выбраться без потерь. Человек должен представить себя в новой роли — идущим к земле.