Юми и укротитель кошмаров

Поэтому она вытянула шею и упрямо ткнулась в него носом.

Художника охватило тепло.

Понимание.

Он разделил ее разочарование, гнев, смятение.

Между ними установилась связь.

Страсть.

Они одновременно отшатнулись друг от друга, расплескивая воду. Художник тяжело задышал. Несправедливо, что…

– А-а-а! – выкрикнула Юми в небеса. – Что за несправедливость! Почему это так отвлекает?

Она посмотрела на Художника столь же пристально и погрузилась в воду по подбородок – укрылась, насколько было возможно. За все это время она ни разу не моргнула.

– Хватит пялиться, – буркнула девушка.

– Пялиться? – Художник с показным безразличием отвернулся. – На что? Юми, я не вижу ничего достойного моего внимания.

Тут ему стало стыдно, ведь он вовсе не был хамом. Он вышел из водоема, убеждая себя – несмотря на приливший к щекам румянец, – что ему все равно, смотрит Юми или нет. Чхэюн и Хванчжи принесли ему полотенца и чистую одежду.

– Обманщик, даже не думай снова свалиться в обморок! – прокричала сзади Юми. – У нас сегодня много работы!

Глава 13

Юми обескураживало, что после посещения множества городов она не могла вспомнить их названий. Она слуга народа Торио; разве не логично, что следует помнить, кому она помогала?

Но она почти не видела этих городов. Только их холодные источники (или бани, если источника в городе не было), святилища и ритуальные площадки. Посещенные места накладывались друг на друга в ее памяти. Порой она даже думала, что ее вновь и вновь привозят в один и тот же город, что ее кибитку водят кругами, пока она спит, создавая иллюзию переезда, и в конце концов останавливают там же, откуда начался путь.

Юми стыдилась таких мыслей, потому что места, где она вершила ритуал, были важны для тамошних жителей и даже уникальны. Взять хотя бы святилище, в котором сейчас под ее руководством преклонил колени Художник. Обычно святилища устраивали в садах с холодными камнями, чтобы цветы могли держаться как можно ниже к земле.

Это же находилось посреди фруктового сада. Деревья здесь парили, цепляясь друг за друга. Они были прикованы цепями, мешающими взлететь высоко, но позволяющими постоянно находиться в движении. Воздух был холоднее, чем нравилось Юми, а недостаток солнечного света, не способного пробиться сквозь кроны, напоминал ей о мире Художника. Впрочем, сумрак здесь был иного рода: рассеянный, а не абсолютный. Лучи радостно плясали в листве. Деревья были усыпаны фруктами. Церемония проходила в тишине.

Садовников попросили покинуть территорию, чтобы не мешать медитации йоки-хидзё, однако человеческая рука ощущалась повсюду. Опавшие плоды собирали, не позволяя им превратиться в липкую кашу. Люди трудились здесь регулярно.

Это означало, что жители города не беспрекословно соблюдали традицию, предписывающую размещать святилища вдали от часто посещаемых мест. Юми уже сталкивалась с подобным, и… бунтарская частица ее души одобряла такой подход. Местные хотели, чтобы святилище было под рукой, пока они работают. На крыше виднелись скульптуры, изображающие духов, созданные йоки-хидзё лишь для того, чтобы присматривать за садовниками и успокаивать их своим обликом.

И правда, почему бы людям не приспосабливать традиции под свои нужды?

Такие мысли были опасны – заметив ухоженные деревья и скульптуры на крыше святилища, Лиюнь сильно нахмурилась, но все же с поклоном удалилась, оставив йоки-хидзё наедине с молитвами.

– У этой женщины явно проблемы, – вздохнул Художник, когда Лиюнь удалилась.

– Не смей дурно о ней думать, – возразила Юми. – Лиюнь-ними – безупречная опекунша.

– С чего бы? – ответил Художник. – Я же ей в лицо этого не говорю.

– Думать такое тоже плохо, – сказала Юми. – Ты йоки-хидзё, ты выше подобных мыслей. Не только твои поступки должны быть чисты, но и разум, и душа.

– Но…

– Жалобы – удел малодушных. Выпрями спину! Поклонись!

– Я не йоки-хидзё.

– Сегодня – йоки-хидзё, – парировала Юми, обходя его по кругу, пока он опускался на колени посреди открытого святилища. – Если не хочешь и завтра ею быть, делай то, что не могу делать я. К тому же йоки-хидзё, не способную служить, ждут серьезные последствия. Наказания случаются редко, но мы рискуем спровоцировать Лиюнь на крайние меры. Если это произойдет, духам мы уже не поможем. Чтобы не застрять тут навсегда, следуй протоколу и выполняй все, что я требую.

Художник протяжно, разочарованно вздохнул.

– Ладно, – ответил он (низким стилем).

Юми кивнула. Во время омовения у нее зародилась догадка, почему духи прислали этого на вид бесполезного человека ей на замену. Она собиралась вскоре проверить свою гипотезу, но сперва – медитация.

– Итак, – сказала она, – тебе придется произнести молитвы. Поскольку ты новичок, ограничимся шестью сугубо необходимыми.

– Шестью? – переспросил Художник. – И надолго это?

– Полчаса, – ответила Юми. – Примерно.

– Полчаса молиться? Но…

– Ты домой хочешь или нет?

Он проворчал, но, когда Юми начала произносить молитвы, принялся их повторять. Девушка подумала, что ей тоже следует на всякий случай встать на колени, и опустилась рядом, склонив голову и сложив руки в почтительном жесте. Пусть Художник на нее ориентируется.

Что важнее в молитве – слова или искренность? Пусть духи примут его слова и ее искренность.

Полчаса пронеслись быстро; Юми прежде не приходилось ограничиваться шестью молитвами, и она опасалась, что этого недостаточно. Но ближе к концу Художник стонал так, будто она заставляла его совершать нечто омерзительное, например самому нести свой багаж. Он покачнулся, и Юми решила дать ему передышку, прежде чем приказать…

– Эй! – резко бросила она. – Не закрывай глаза.

– Ну хотя бы минуточку… – взмолился он, сонно моргая.

– Если уснешь, мы опять поменяемся!

– Откуда такая уверенность? – пробормотал он.

Ей пришлось прибегнуть к единственному способу разбудить его, который удалось придумать. Она ткнула пальцем ему в лоб – и, разумеется, палец прошел сквозь кость и плоть.

Почти сразу тепло волнами побежало по телу. Теплу предшествовала легкая дрожь – так подрагивают цветы, парящие в термальных потоках. Затем собственные границы размылись, а связь усилилась. Юми как будто побывала в шкуре Художника, ощутила усталость, беспокойство, разочарование. Его эмоции захлестнули ее, смешиваясь, как наложенные друг на друга молитвы, сливаясь в одно целое с ее эмоциями, но при этом оставаясь сами по себе.

Ощущение не было неприятным. Но оно было тревожным, ведь эмоции смешивались воедино абсолютно противоестественным образом.

Художник вскинулся и отпрянул.

– Эй! Ты что (низким стилем) делаешь?!

– Не даю тебе уснуть, – ответила Юми. – Мы должны встретиться с духами. Даже не думай спать.

Он фыркнул, но поднялся и встряхнул руками. Дремота, очевидно, прошла.

– Ладно. Что дальше?

– Мы должны медитировать до начала ритуала, – ответила Юми.

– Ритуал, – повторил он. – У вас тут ритуальное омовение, ритуальная одежда, ритуальная площадка. Когда мне выдадут ритуальную сумку для ритуальных продуктов? Ритуальные труселя? Ритуальные щипчики для ногтей?