Юмористические рассказы (сборник)
Шрифт:
– Вот что… На третьей скамейке боковой аллеи будет сидеть барышня в сиреневой шляпе. Это – моя невеста. Я ее очень люблю, и мы назначили свидание друг другу…
– Так отчего же вам не пойти! – вскричал я, пораженный.
Он виновато улыбнулся.
– Я лучше здесь посижу. Знаете, придешь – расспросы разные, ласки… ухаживать за ней нужно, занимать разговором… Это страшно утомительно… чтоб они треснули, эти романы! А потом нужно провожать ее домой… Я уж лучше после когда-нибудь.
– Что же ей сказать? – угрюмо спросил я.
– Скажите, что я болен, что у
– А если она все-таки захочет видеть вас?
– Скажите, что у меня заразительная форма. Может быть, она испугается.
Пожав плечами, я протянул ему руку.
– До свиданья!
– Всего хорошего… Вот мой адрес… Очень буду рад, если зайдете! К невесте вы успеете как раз… теперь около семи часов.
Он вынул часы. Я воскликнул:
– Оказывается, у вас есть часы?!
– Да, – добродушно подтвердил он. – А что?
– Ничего… Прощайте!
Барышню я нашел в указанном месте. Подойдя, раскланялся и вежливо сказал:
– Я от вашего жениха. Он болен и прийти не может!
– Как болен!? Да я его видела сегодня утром…
– Но сейчас он в опасном положении… У него… гм… температура.
– Какая температура?
– Такая, знаете… высокая! Что-то градусов сорок. Должен вам сообщить тяжелую весть: он лежит!
– Да он всегда лежит! Как только дома, так и лежит.
– Он страшно убивался, что не может вас видеть. Поставил себе термометр и говорит мне…
– Он поставил себе термометр? – строго спросила барышня.
– Да, знаете, Реомюра, такой никелиро…
– Сам поставил?
Я покраснел.
– Сам.
Она посмотрела мне в глаза.
– Зачем же вы лжете? Он сам никогда не мог бы сделать этого… Боже! Что это за человек? Нет, довольно! Передайте ему, чтобы он и на глаза мне не показывался!
– Если вы хотите ему насолить, то прикажите показываться вам на глаза три раза в день, – посоветовал я. – При его лени это лучший способ мщения.
Она рассмеялась.
– Ну, ладно! Скажите ему, чтобы он приехал завтра с утра. Мы поедем с ним по магазинам.
– Так его! – жестко проворчал я. Расстались мы друзьями.
Я стал бывать у Лентяя, и между нами возникла какая-то странная дружба. При встречах я ругал его на чем свет стоит, а он добродушно улыбался и говорил:
– Ну, бросьте… ну, стоит ли… ну, охота…
Вчера я зашел к Лентяю и застал его по обыкновению лежащим в кровати.
Около него валялась масса изорванной газетной бумаги и пальто, очевидно снятое и брошенное на пол впопыхах, по возвращении с обычной прогулки в сквере.
Лентяй повернул ко мне голову и радостно сказал:
– А-а, это вы! Признаться, я уже жду вас с полчаса…
– А что случилось?
– Не можете ли вы оказать мне одну дружескую услугу?
– Пожалуйста!
– Нет, мне, право, совестно! Я так всегда затрудняю вас…
– Да говорите! Если это для меня возможно…
– Я знаю, это вас затруднит…
– Э, черт! Вы меня больше затрудняете вашими переговорами!.. Скажите, что вам нужно?
–
Не могли ли бы вы дать мне зонтик, который стоит в углу в передней?– Что это вы! Неужели на вас дождь каплет?
– Нет, но проклятый портсигар, чтоб ему лопнуть вдоль и поперек, завалился за кровать.
– Ну?
– А в зонтике есть ручка с крючком. Я зацеплю его и вытащу.
– Так лучше просто засунуть руку за кровать.
Он почтительно посмотрел на меня.
– Вы думаете?
Я достал ему портсигар и спросил:
– Что это за бумага валяется вокруг вас?
– Газетная. Дурак Петр, чтоб ему кипеть на вечном огне, забыл на кровати разостланную сегодняшнюю газету.
– Ну?
– А я пришел и лег сразу на кровать. Потом захотелось прочесть газету, да уж лень было вставать…
– Ну?
– Так я вот и обрывал ее по краям. Оторву кусочек, прочту и брошу. Очень, знаете ли, удобно. Только вот с фельетоном я немного сбился. Как раз на середке его лежу.
Я открыл рот, чтобы обрушиться на него градом упреков и брани, но в это время в открытое окно ворвался чей-то отчаянный, пронзительный крик.
Мы оба вздрогнули, и я подскочил к окну.
На воде канала, находившегося в двадцати шагах от дома, барахтался какой-то темный предмет, испуская отчаянные крики… На почти безлюдном в это время берегу бестолково бегала какая-то женщина и мальчишка из лавочки… Они махали руками и что-то визжали.
– Человек тонет! – в ужасе обернулся я к Лентяю.
Под ним будто пружина развернулась.
– Э, проклятый! – подбежал он к окну. – Конечно, тонет, чтоб его перерезало вечерним поездом!
И, сбросив пиджак, он камнем вывалился из окна. У Лентяя был такой вид, что, будь окно в третьем этаже, он вывалился бы из него так же поспешно. К счастью, квартира Лентяя была в первом этаже.
Помедлив минуту, я выпрыгнул вслед за ним и помчался к берегу.
Лентяй был уже в воде. Он плыл к барахтавшемуся человеку и кричал ему:
– Как можно меньше движений! Делайте как можно меньше движений!
Я уверен, что этот совет он давал просто из присущей ему лени.
Но сам Лентяй на этот раз обнаружил несвойственную ему энергию и сообразительность. Через пять минут мы уже вытаскивали на берег плачущего извозчика, который имел глупость упасть в канал, и моего Лентяя – безмолвного, мокрого, как умирающая мышь.
Зубы у него были стиснуты и глаза закрыты.
Извозчик сидел на берегу и всхлипывал, а какой-то подошедший лавочник наклонился к лежащему Лентяю, пощупал его и сказал, снимая фуражку:
– Шабаш! Кончилась христианская душа!
– Как кончилась? – в смятении воскликнул я. – Не может быть! Он отойдет… Мы его спасем… Братцы! Помогите отнести его в квартиру… Он тут же живет… тут…
Мокрый извозчик, баба, лавочник и мальчишка подняли тело Лентяя и, предводительствуемые мною, с трудом внесли в его квартиру.
Вся компания взвалила его на кровать, дружно перекрестилась и тихонько на цыпочках вышла, оставив меня с телом одного.
Тело пошевелилось. На меня глянул хитрый глаз Лентяя.