Юность науки. Жизнь и идеи мыслителей-экономистов до Маркса

Итак, в этом обществе «роскошь давала занятие миллиону бедняков, а мерзкая гордыня — еще миллиону. Сама зависть и тщеславие служили трудолюбию, а их порождение — непостоянство в пище, убранстве и одежде, этот странный и смешной порок, — стал самым главным двигателем торговли». [68]

(Ну как тут не вспомнить, к примеру, американские автомобильные компании, которые без всякой технической необходимости меняют ежегодно модели машин, только чтобы сыграть на тщеславии покупателей и любой ценой увеличить сбыт. Руководители этих компаний могли бы вполне согласиться с Мандевилем, что процветание промышленности опирается на «непостоянство» и другие слабости людей, причем эти слабости старательно пестуются.)

68

Ibid., p. 10.

Но пчелы ропщут на господство порока в их улье, и вот Юпитер, которому надоели их жалобы, внезапно изгоняет всякий порок и делает всех пчел добродетельными. Расточительство сменяется бережливостью. Исчезает роскошь, прекращается потребление всего, что выходит за пределы простых естественных потребностей. Ликвидируются паразитические профессии. Избавившись от шовинизма и склонности к агрессии, они «не держат больше войск за границей, смеются над своим престижем у чужеземцев и над пустой славой, которую приносят войны». [69]

69

В. Mandeville. The Fable of the Bees… p. 18.

Одним словом, торжествуют нормальные, здоровые принципы человеческого общежития. Но, о ужас! Именно это несет разруху и гибель обществу, которое Мандевиль изобразил в стихотворной форме:

Сравните улей с тем, что было: Торговлю честность погубила. Исчезла роскошь, спесь ушла, Совсем не так идут дела. Не стало ведь не только мота, Что тратил денежки без счета: Куда все бедняки пойдут, Кто продавал ему свой труд? Везде теперь один ответ: Нет сбыта и работы нет!.. Все стройки прекратились разом, У кустарей — конец заказам. Художник, плотник, камнерез — Все без работы и без средств. [70]

70

Стихотворный перевод отрывка сделан автором. В 1974 г. вышло первое русское издание “Басни о пчелах” Б. Мандевиля (издательство “Мысль”, серия “Философское наследие”). Стихотворная часть сочинения переведена там прозой.

Короче говоря, начинается экономический кризис: растет безработица, товары скапливаются на складах, падают цены и доходы, прекращается строительство. Хорошо же общество, в котором для процветания нужны тунеядцы, милитаристы, расточители и мошенники, а такие безусловные добродетели, как миролюбие, честность, бережливость, умеренность, ведут к экономической катастрофе!

Идеи Мандевиля, развитые им в гротескной, парадоксальной форме, выглядят особенно интересно в свете развития политической экономии в последующие столетия. Укажем на два важнейших факта.

Мысль о производительности и экономической необходимости всех классов и слоев (землевладельцев, попов, чиновников и т. д.) была подхвачена Мальтусом и его последователями. В небольшом памфлете, содержащемся в «Теориях прибавочной стоимости», Маркс использовал для разоблачения этого взгляда мысли и даже стиль Мандевиля.

Идея о вреде чрезмерной бережливости, о полезности и даже необходимости непроизводительных расходов, любого расточительства, лишь бы это создавало спрос и занятость, была воскрешена и возведена в канон в наше время Кейнсом. Он считал Мандевиля (как и Мальтуса) своим предшественником.

Еще в конце XIX в. буржуазная политическая экономия, не желавшая видеть в капиталистической системе никаких пороков, считала Мандевиля шарлатаном и ловким казуистом. Никому и в голову не приходило осуждать бережливость, возведенную Адамом Смитом в ранг первой частной и гражданской добродетели. Лишь мировой экономический кризис 1929–1933 гг. направил мысль крупнейших буржуазных экономистов по пути Мандевиля: если люди будут стремиться сберегать, значит, они не будут покупать товары, значит, упадет «эффективный спрос»; надо заставить людей расходовать деньги — любым способом и на любые цели.

Становление классической школы

Полагают, что впервые курс политической экономии как особой науки начал читать в 1801 г. в Эдинбургском университете Дагалд Стюарт, ученик и друг Смита. Лишь в XIX в. появляется и постепенно становится привычной фигура профессора-экономиста, хотя и после этого важнейший вклад в науку часто делали отнюдь не профессора. Талантливых людей, которые в XVII и XVIII столетиях создавали новую науку, можно разделить на три группы.

Во-первых, это философы, занимавшиеся экономическими вопросами в рамках своих характерных для той эпохи общих систем природы и общества. Наиболее выдающиеся из них в Англии — Томас Гоббс, Джон Локк, Давид Юм и в известном смысле сам Адам Смит; во Франции — Гельвеций, Кондильяк; в Италии — Беккариа.

Во-вторых, это купцы и деловые люди, которые переходили от узкого практицизма торговли к государственным делам и стремились мыслить по-государственному. Здесь можно назвать имена Томаса Мана, Джона Ло, Дадли Норса, Ричарда Кантильона. Во Франции Буагильбер, Тюрго, Гурнэ представляют характерную для этой страны судейско-чиновную ветвь.

Наконец, в-третьих, это разночинцы-интеллигенты, люди разных профессий, иногда переходившие в высший класс, а иногда — нет. Еще Маркс отметил, что теоретической экономией с особым успехом занимались медики: Уильям Петти, Николас Барбон, Бернард Мандевиль, Франсуа Кенэ. Это можно понять: медицина была единственной естественнонаучной специальностью и привлекала людей мыслящих и энергичных. В XVIII в. среди экономистов появляются духовные лица: аббаты во Франции и Италии (в том числе глубокий и оригинальный итальянский экономист Галиани), англиканские пасторы в Англии (Такер, Мальтус).

Нельзя не оговориться, что эти грани весьма условны и тем более не определяют развитие идей. Но они помогают разобраться в сложном процессе становления науки.

Главный мотив экономических сочинений остается практический: обоснование или критика определенной экономической политики. Но, скажем, появившиеся в 60-х годах XVIII в. сочинения Тюрго и Джемса Стюарта резко отличаются от меркантилистских памфлетов XVII и начала XVIII в., это первые попытки систематического и теоретического изложения основ политической экономии.

Кроме того, «практический мотив» надо понимать по-разному. У одних он отражает прямую защиту в печати интересов своего класса и своих личных корыстных интересов. У других — более глубокий процесс научного познания общественных явлений, лишь в сложной и опосредствованной форме учитывающий классовый интерес. Нечего и говорить, что классическая буржуазная политическая экономия создавалась людьми второго типа. Адам Смит, скажем, не был ни купцом, ни промышленником и не мог для себя лично ожидать выгод от той политики свободы торговли, которую он обосновывал в «Богатстве народов». Более того, один из парадоксов его жизни заключается в том, что после выхода этой книги он получил доходное место в таможне — учреждении, как раз олицетворявшем собой систему, против которой он боролся. При всей яркости своих парадоксов, Мандевиль стоит несколько особняком в истории становления классической школы в Англии. Оно связано в первую очередь с именами Локка и Норса, выступивших прямыми продолжателями Петти.

Крупнейший философ XVII в., один из создателей материалистической теории познания, отец буржуазного либерализма — Джон Локк занимает важное место в экономической науке благодаря опубликованному в 1691 г. сочинению «Некоторые соображения о последствиях понижения процента и повышения ценности денег». Вместе с тем философия Локка в целом служила основой для построений всей английской политической экономии XVIII и даже начала XIX в. Локк развивал в общественных науках идеи естественного права, которые служили своего рода эквивалентом механистическому материализму Ньютона в естественных науках. Для своего времени эти идеи, как говорилось выше, были прогрессивны, так как вносили в сферу общественных явлений принцип объективной закономерности. Даже важный шаг к пониманию прибавочной стоимости Локк сделал с позиций естественного права. Он пишет, что человек естественно должен иметь столько земли, сколько он может обработать своим трудом, и столько других благ (в том числе, очевидно, денег), сколько ему необходимо для личного потребления. Но искусственное неравенство в распределении собственности приводит к тому, что некоторые люди имеют избыток земли и денег; землю они сдают в аренду, а деньги — в ссуду. Земельную ренту и ссудный процент Локк понимал, в сущности, как две схожие формы эксплуататорского дохода.