Юность Остапа, или Тернистый путь к двенадцати стульям
Шрифт:
Я вытянулся на полке, опасаясь непредсказуемых агрессивно-тренировочных действий адепта восточных единоборств.
Поезд по-прежнему набирал ход, попутно пересчитывая многочисленные стрелки.
За перегородкой натужно надрывалось голодное чадо.
Остап погладил ладонью утомленного Наполеона.
– С эсперанто, Остен-Бакен, вышла осечка. Моя турецкая, чересчур европовидная вывеска оказалась не соответствующей аборигенным географическим стандартам... Иногда выгодней иметь в капиллярах самурайскую кровь, чем янычарскую... Напрасно я убеждал членов приемной комиссии в своем безупречном революционно-сибирском происхождении. Мол, мать - бывшая политкаторжанка, из народовольцев и народолюбцев, замученная каппелевскими прихвостнями, а отец - чистокровный высокопородистый бурят с острова Ольхона... Потребовали эсперантские гадюки справку, заверенную
– Думаю, без эсперанто, в отличие от мандата, прожить вполне можно.
– Я сделал аналогичный вывод и скоропостижно поступил, как крестьянский сирота, в Красную Академию Младших Бухгалтеров и даже успешно окончил курс. Наградили меня именными счетами с медной гравированой табличкой и черными ситцевыми нарукавниками, снятыми губрозыском с ограбленного и зверски задушенного на берегу Ангары старшего бухгалтера заготконторы "Меха и шкуры".
– А Наполеон?
– Наберись терпения... За неожиданные умственные способности, проявленные в бухгалтерском деле, я, как таежный уникум, был отправлен в Москву в комплекте с чучелом рыси-людоеда, галифе барона Унгерна, бюстгальтером любовницы адмирала Колчака, кулем кедровых орехов и прозрачной байкальской рыбкой-голомянкой. На мою беду, ее поместили в банку со спиртом. Не удержавшись, я спирт оприходовал вместе с плавающим реликтом, за что по прибытии в столицу и пострадал. Сверились по ведомости ответственные за встречу люди - и в панику: банка в наличии, этикетка тоже, а голомянки тю-тю... Опять хором прошлись по номенклатуре: рысь, набитая опилками и сожравшая двух комбедов и трех партизанов - присутствует... Орехи, каленые, продезинфицированные, опломбированные, для съезда советских антиканареечников и попугаеведов - присутствуют... Галифе с желто-пахучим пятном на заднем секторе - присутствуют... Бюстгальтер белогвардейский, рваный, приятно-возбуждающий присутствует... Бухгалтер - уникум, нуждающийся в унификационной унификации, - присутствует... Голомянка рыба байкальская, уродо-непонятная, заспиртованная тю-тю... Я им целый час объяснял о прозрачности и наличии якобы отсутствия с эффектом оптического преломления - и все напрасно: за утрату бдительности и за пособничество японской и американской разведкам в похищении гордости советской ихтиологии меня отконвоировали в Таганскую тюрьму...
Остап замолчал, поднялся, закурил.
Я сел, забыв и о головной боли, постепенно затухающей, и о голоде, наоборот, охватывающем противными щупальцами пустой обширный желудок.
Отправив окурок в окно, Бендер вернулся на полку, в прежнюю позу.
– Могли и запросто к стенке, - сказал я мечтательно. Им, сытым, нашего страдающего брата не понять.
– Повезло мне, Остен-Бакен, повезло... Сначала я очутился в общей камере с нервными испуганными хозяйственниками благодаря своему бухгалтерскому аттестату, а потом меня перевели в камеру к философу-татуировщику... Чем-то я ему понравился, и он поведал мне о своей тайной роли. Оказывается, каждого попавшего в Таганку рано или поздно подсаживают в эту камеру, и он не только разукрашивает и метит клиента, но еще и выпытывает необходимые следствию данные. Понимаешь, человек, когда его татуируют, теряет над собой контроль и выбалтывает самое сокровенное... Он пообещал замолвить за меня словечко и предложил целую галерею образов, достойных поселиться на моей груди... В конце концов выбор пал на Наполеона... Рассуждал мастер примерно в следующем ключе... С живыми связываться не стоит - Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Каменев, Сталин и даже Ленин... Никто не знает, как повернется их судьба... С покойниками тоже нужна осмотрительность - Карл Маркс, Фридрих Энгельс - вроде профиля солидные, лобастые, бородатые, ну а вдруг с коммунизмом ничего не получится?.. Древность богаче на стабильные образы, но простые уголовные элементы и посещающие пляжи и бани граждане вряд ли одобрят малоизвестного им Александра Македонского или Марка Аврелия... Иисус Христос в плане лояльности подозрителен... Наполеон же, хотя и француз, но напоминает о русском патриотизме, Льве Толстом и Наташе Ростовой... А чтобы подстраховаться от обвинений в монархизме и империализме, мастер всучил Бонапарту пивную кружку... Еще этот мудрый, отбывающий нескончаемый срок, творец заклинал меня чтить Уголовный кодекс...
Да, кстати, в нашем вагоне очаровательная, пухло-сдобная проводница... Не пора ли нанести ей визит вежливости?– Неудобно...
– Я беру на себя железнодорожную мадонну, - Остап застегнул ковбойку.
– Ты же, Остен-Бакен, без промедления отправляешься в соседнее купе. Любым способом успокоишь беспрестанно орущего младенца и раздобудешь снеди, в рамках социалистической законности... Пустым я тебя обратно в купе не пущу...
Глава 21
ЗАЩИТА ФИЛИДОРА
"Идея, товарищи, - это
человеческая мысль,
облеченная в логическую
шахматную форму."
О.Б.
Точно по расписанию мы сошли с поезда на маленькой станции, последней остановке перед Старгородом, без сожаления расставаясь с недопитым бесплатным сладким чаем (плод настойчивого ухаживания Бендера за проводницей), с крошками от кулебяки, торжественно врученной нам поодаль от Москвы, в полуденный час, заполошной мамашей успешно укрощенного мной младенца.
Пока Остап торопливо целовался с дородной проводницей, заклинившей двери, я, как в райскую музыку, вслушивался в яростный возобновленный рев соскучившегося по моим заботливым рукам чада.
Пусть теперь кто-нибудь другой добывает суточное пропитание ценой трижды описанного и дважды обкаканного лучшего выездного костюма-тройки.
По причине моей пропитанности соответствующими ароматами Бендер предпочел минувшую ночь провести под томным покровительством вагонной мадонны.
Впрочем, состояние костюма не вызывало во мне особого расстройства, так как впереди отчетливо вырисовывался родной дом с заботливой супругой, натопленная баня и прочие атрибуты счастливого семейного, не омраченного глупыми скандалами, дикими выходками, нелепыми выкрутасами, существования.
Внизу крутой деревянной, с изрезанными перилами лестницы, в длинных вечерних тенях голых лесополосных тополей, нас ждала добротная телега, щедро застланная прошлогодним выцветшим сеном.
Я юркнул под приготовленный предусмотрительной супругой тулуп.
Бендер, все еще находящийся под впечатлением скоропалительного железнодорожного романа, снисходительно улыбаясь, водрузился рядом с молчаливо курящим самосад степенным Феоктистычем. Тот нутром человека от земли сразу признал в незнакомце сильную личность и без намеков и просьб выделил порцию табаку и аккуратный лоскут газеты.
Прежде чем разобрать вожжи, Феоктистыч оглянулся, ткнул кнутом в тулуп и важно спросил:
– Специялисть будя? Почвоед хреновый?
– Вроде, - ответил я, зарываясь ногами в сено.
– На стажировку.
– Это уж как пить дать... У нас за лето жиру поднаростить вполне возможна.
– Погоняй, любезный!
– Куды тороплиться... До темени, как пить, на месте будя... Эх, р-р-р-род-н-н-ная!..
И точно, несмотря на распутицу, мы опередили ночь.
Еще дотлевал багровый закатный пепел, когда мы, хватанув по кружке парного молока, отправились в баню.
А потом был долгий, обильный, пасторальный ужин.
Лошадь шумно и довольно насыщалась в конюшне овсом.
Феоктистыч на сеновале растирал кишки украденным из лаборатории дьявольским фиолетовым раствором.
Мы с Бендером - отъедались.
Гусь с яблоками.
Вишневая наливка.
Весомые комплименты вдохновленного изобилием Остапа моей молчаливо хлопотавшей супруге.
И рюмка у Бендера не пустовала, и на тарелку ему сами собой ложились лучшие куски.
Окорок.
Маринованные томаты.
Огурцы холодного засола.
Колбаса домашнего приготовления.
Сладкий пирог...
А после ужина, когда мы с трудом перенесли в библиотеку наши разомлевшие тела, Остап признал, что ну никак не ожидал от меня такого выбора. Разве может сравниться утонченная польская красавица Инга Зайонц с этой исконно русской клушей.
Я, конечно, хотел ему припомнить недавнюю проводницу, но благоразумно сдержался и для того, чтобы побыстрей сменить щекотливую тему, предложил сыграть партейку в шахматы.
Бендер, ни капли не смущаясь, заявил:
– Остен-Бакен, я ведь так и не удосужился овладеть этой игрой царей и богов.
– Научиться никогда не поздно, - сказал я, торопливо расставляя фигуры.
– Запомни: главное в шахматах, как учит опыт Капабланки, Ласкера и доктора Григорьева, - это плодотворная дебютная идея! Вот в чем, например, сила простого, но эффективного хода: Е2-Е4?
– Только попрошу без матов, - сказал Остап, азартно потирая руки.
– Которая здесь королева?