Юность

Командир рёсцев невысок, но плечи у него не уступают моим. Пара глубоких шрамов на лице, уже давно заживших, довершают портрет. Но общается он… в лучших традициях империи. То есть цедит слова сквозь зубы, всячески показывая, что мы – никто и звать нас никак. Просто досадная помеха для его войск, нахлебники и дармоеды, явившиеся объедать империю и путаться под ногами…

– Вы возьмёте Грыхт. Станете в осаду. А мы потом поможем.

Однако. Мы будем умирать под стенами, а вы потом заберёте всю добычу? Слишком уж вы умные, как я погляжу…

Поднимаюсь с сундука, на котором сижу, подхожу к столу, где расстелена карта. Пару мгновений смотрю на неё. Потом тыкаю пальцем в некую точку:

– В двух днях пути от Грыхта есть ещё один город. Сырх.

Лицо главного резко скучнеет.

– Он не по зубам даже нам. Не то что грязным варварам.

– В отличие от имперских солдат наши воины моются каждый день. Так что это ещё вопрос, кто из нас грязнее. Твоих вонючих рёсцев можно учуять за десять мер пути.

– Что?! Да как ты смеешь оскорблять воинов империи?!! – Он хватается за саблю, висящую на боку, но я сгребаю его плоскую рожу в щепоть своей ручищей, а потом просто отталкиваю.

Вояка с грохотом сносит стоящие позади него на специальной подставке знамёна. Вскакивает, а я спокойно стою, положив руку на меч.

– Тебя укоротить на одну голову, вонючка? – любезным тоном осведомляюсь я. Рёсец затыкается. Слава убийцы первого героя империи делает своё дело. – Так вот, плоскомордый, мы, фиорийцы, идём брать Сырх. И не дай Высочайший, ты появишься в поле нашего зрения. Обещаю, лично обрежу уши каждому солдату Рёко, который туда сунется. А тебе, так и быть, уступаю Грыхт.

– Да как ты… – Он осекается, наконец до его заплывших жиром мозгов доходит, что я сказал. Фиорийцы идут брать город, который не по зубам армии империи. Там-то они полягут гарантированно. А значит, распоряжение императора будет исполнено в лучшем виде!

Герцог смотрит на меня со страхом и удивлением, а я разворачиваюсь к нему и спрашиваю, подмигнув:

– Вы согласны со мной, сьере?

Тот, сообразив, что я что-то придумал, важно изрекает:

– Разумеется, сьере граф.

Отвешиваю ему лёгкий поклон:

– Благодарю вас, сьере герцог. – Разворачиваюсь к рёсцу, и мой тон резко меняется: – В общем, вонючка, запомни мои слова: появитесь возле Сырха – пеняйте на себя. Ушей у вас не будет. Слово графа Атти дель Парды. И ещё: ты прикажешь своим лавочникам выдать нам всё, что положено. Провиант, фураж, ткани. Я прекрасно знаю, как ты наживаешься на нас и сколько денег уже положил к себе в карман.

Он усмехается:

– Иди получай.

– Ты даёшь разрешение?

– Разумеется. – И наглая улыбочка в ответ. Что же – ты попал, придурок.

Усмехаюсь ему не менее нагло, чем он:

– Благодарю.

Выходим из шатра на воздух. Урм тянет носом, потом выдаёт:

– А ты знаешь… Действительно, пованивает… Но как мы возьмём город, который никто не мог взять?

– Возьмём. И людей сохраним. Клянусь Высочайшим. Совсем без потерь, разумеется, не обойдётся. Но город будет наш.

– А провиант?

Отвечаю ему вопросом на вопрос:

– У нас же есть разрешение?

– Есть.

– Вот и хорошо. Сколько нам уже ничего не выдают? Почти три недели? Да на пять тысяч человек. Вот сейчас всё получим сразу. Плюс недоимки.

– Да кто нам даст?! – Похоже, герцог не понимает.

Я оскаливаюсь:

– Дадут. А этот плоскомордый будет искать себе других интендантов…

Челюсть дель Саура отвисает. Он понял, что я задумал.

Отсылаем одного из охранников к нашим с приказом прислать на склады как можно больше телег, благо уже вечер и люди становятся на ночной привал. Сами же потихоньку едем туда, где находятся обозы с провиантом. Находим главного провиантмейстера. Тот совсем маленького роста, в вышитом золотом халате. Зато жирный настолько, что кажется, с его щёк сейчас закапает сало. Рёсец сидит за столом, уплетая жареную курицу, возле него суетятся подхалимы из подчинённых.

Я спрыгиваю с коня, подхожу к нему. Тот меня демонстративно игнорирует. Пока моя нога не сворачивает столик с едой ему на пузо. Толстяк вскакивает как ужаленный, что-то пытается пищать, но я приказываю своим солдатам:

– Взять его.

Миг – и жирный вор лежит в пыли с завёрнутыми руками. Наступаю ему на голову одной ступнёй:

– Ты, тварь, сейчас выдашь провиант, фураж и всё, что полагается фиорийцам, за всё время нашей службы.

Он отплёвывается от пыли, потом выдавливает:

– У меня на вас ничего нет. Только для воинов империи.

– Кто занимается нашим снабжением? – И чуть придавливаю ему голову.

Он сопит, но нехотя выдаёт, снова плюясь:

– Я. Но у меня ничего нет.

– Раз ничего нет на нас, значит, для нас ты бесполезен и зря ешь свой хлеб. У нас, в Фиори, с дармоедами поступают просто. – Отдаю новый приказ: – Кол мне.

Один из бойцов быстро выдирает из стоящей неподалёку повозки оглоблю, парой взмахов меча заостряет конец, и я беру острие в свою руку:

– Поставить эту тварь на четвереньки.

Приказ тут же исполняется.

– Двое – держать. Остальные – взяли кол.

Восемь солдат берутся сзади, я примериваюсь – пойдёт.

– Дави! – рявкаю во всю глотку.

Воины дружным движением посылают кол вперёд. Хруст, треск ткани и плоти. Дикий вопль, тут же обрывающийся – дерево проткнуло лёгкое…

– Ставим.

Пара движений – и импровизированный вертел с насаженным на нём ещё дёргающимся рёсцем привязан к телеге. Я поворачиваюсь к остальным его подчинённым, сбившимся в кучу и ставшим из жёлтокожих бледными словно смерть:

– Где его заместитель? Считаю до трёх. Потом начинаю насаживать остальных. Эй, воины, сделайте мне ещё один кол…

Мгновение – и мне из толпы выталкивают полную противоположность корчащегося на колу рёсца. Это тощий и высокий мужчина.

– Ты старший после этого… поросёнка?

Интендант становится ещё белее, хотя кажется, что это невозможно, потом обречённо кивает.

– Где довольствие, положенное фиорийцам за три недели? На пять тысяч человек?

Рёсца начинает трясти. Он валится на колени и стонет: