Юный техник, 2000 № 01
Шрифт:
Педагоги всегда требуют, чтобы первоклассники с первого же урока аккуратно выписывали буквы. Так, как это показано на доске, точно соблюдая расстояние между буквами, наклоны и прочие законы чистописания…
И хотя всех учат по одному и тому же рецепту, ко всем предъявляют одни и те же требования, почерки у старшеклассников строго индивидуальны. Так было, есть и будет всегда, утверждает почерковед В.В. Томилин, скрупулезно изучивший записи в более чем 300 тетрадках, собранных в конце года в классах случайно выбранной им средней школы.
Уже в первом классе, невзирая на требовательность учителя и намерения ребят писать «как надо», в каждой рукописи отразились следы индивидуального своеобразия писавших. Причем этому проявлению «своевольства»
Видимо, прав создатель почерковедения в России Е.Ф.Буринский, сказавший когда-то, что всякий «человек пишет так, как ему от рождения писать предназначено», и что школа может придать почерку твердость, красоту, но не в силах бороться с построением его. В общем, почерк, как походка, у каждого свой. Хотя и ходить и писать всех учат в общем-то одинаково.
От чего же тогда он зависит? Быть может, почерк передается по наследству?
Тот же Е.Ф.Буринский, ряд лет выступавший в качестве эксперта в русских судах в начале XX века, считал, что такая возможность не исключена.
Он описал случай из своей практики, когда одного юношу обвинили в составлении подложного духовного завещания его отца — богатого генерала. Речь шла о двухстраничном документе, написанном почерком, по мнению каллиграфов (так тогда называли почерковедов), настолько схожим с почерком генерала, что они отказались признать подделку.
Лишь когда юный претендент на миллионы наследства написал в камере следователя собственноручно свое признание в подлоге, эксперты ахнули… Впрочем, скрупулезный анализ показал, что различия все-таки имелись, но на первый взгляд оба почерка казались неотличимы.
Самое интересное, дальнейшее расследование показало, что юноша не мог упражняться в копировании почерка генерала, так как видел его письмо лишь однажды, да и то мельком. Но он оказался… генеральским сыном, хотя и незаконнорожденным.
Образцы почерков отца и сына. Налицо определенное сходство.
В общем, тут свою роль сыграла наследственность. И в итоге расследование кончилось миром — юноша получил в конце концов свою часть наследства наравне с остальными родственниками генерала.
Четыре образца письма, сделанные пациенткой под внушением гипнотизера:
1 — почерк в нормальном состоянии (27 лет); 2 — образец записки, сделанной под гипнозом, когда испытуемой внушили, что ей всего 10 лет; 3 — то же при изменении возраста на 13 лет; 4 — испытуемая полагает, что ей 15 лет.
Дело о генеральском сыне — лишь одно из множества, которые приходится разбирать в судебном порядке каждый год и поныне. Любой судья может припомнить немало случаев из своей практики, когда тот или иной человек умышленно искажал свой почерк, стараясь подделать с корыстными целями почерк другого. И все-таки эксперты, как правило, уличают мошенника. Они не только определяют, что данный документ составлен вовсе не тем человеком,
подпись которого значится внизу, но и выявляют в подделанном почерке то или иное количество признаков собственного почерка мошенника, однозначно указывая, кто выполнил подлог.Ученый-специалист найдет хозяина почерка даже в анонимном письме. Наиболее распространена в таких случаях скорописная маскировка: изменены наклон, размеры букв, иногда их связность и разгон. Но так называемые частные признаки изменить не удается. Анонимщик пытается прикрыться почерком школьника, искривляет штрихи в буквах, думает обмануть вычурностью букв, разными хвостиками, завитушками и прочими выдумками. Нередко он подражает буквам печатного шрифта. И чаще всего это тоже оказывается бесполезным. «Родимые пятна» не вытравить: автор их не заметит, но попади подобная рукопись к мастерам почерковедения, таким, например, как Б.И.Шевченко, его ученица А.И.Орлова или В.М. Манцветова и Н.П.Яблоков, — все будет замечено и разоблачено этими виртуозами.
Стереотип дает о себе знать, даже если человек что-либо напишет левой рукой, что, кстати говоря, далеко не редкость. Попытки остаться «неизвестными доброжелателями» легко разоблачают опытные почерковеды. Они хорошо умеют отличить подлинного левшу от неудачливого жулика.
Еще Гете, собравший и изучивший обширную коллекцию автографов, полагал, что характер человека отражается в его письме. Однако у него хватило также здравого смысла не верить модным в ту пору психографологам.
Дело в том, что еще в прошлом столетии некоторые из графологов (Ланденбрух, Громан, Бридье и др.) продолжали настаивать, что по почерку возможно даже определение цвета волос, роста и голосовых интонаций писавшего человека. А уж если он пишет с завитушками, то определенно склонен к позерству; коль все буквы пишет отдельно, они стоят у него, словно солдаты в строю, то и человек, определенно, замкнутый, как бы «застегнутый на все пуговицы»…
Уже известный нам Буринский, перевидавший несметное количество почерков, указывал, что парапсихологи «начинают не с того конца». Они как бы «оперируют со страницей решений арифметического задачника, надеясь угадать по числовым ответам содержание соответствующих задач».
А надо идти другим путем, надо, писал Буринский, «изучить механизм письмодвигательного аппарата, происхождение письменной речи, обращаясь к анализу только тогда, когда это известно».
В современной науке изучен механизм движения руки, известны условия образования письма. Созданы, следовательно, условия для анализа, о котором мечтал Буринский. Физиология и патология письма и почерка и в самом деле создают начатки для определения особенностей психики того, кто написал письмо. Определив заболевание и зная причины его возникновения, почерковеды-медики могут узнать и частицу прошлого человека и как бы предсказать его судьбу, если иметь в виду последствия болезни. И если рядом с медиком-почерковедом окажется психолог, то, кто знает, быть может, при таком содружестве ученых почерк в действительности сможет дополнить «нравственный портрет» автора изучаемого письма.
Андрей САМОРОДОВ
P.S. Мы попросили специалиста-почерковеда провести хотя бы первоначальный анализ письма нашего корреспондента. И вот что он нам сказал. «Писал скорее всего человек в возрасте 12–14 лет, довольно грамотный, но еще не до конца уверенный в себе. Об этом свидетельствует некоторая неустойчивость букв. Тем не менее, стараясь скрыть это, человек время от времени склонен парадно декларировать свою независимость, вступая в спор даже в том случае, когда знает или чувствует, что не прав. Но с возрастом это должно пройти…»