Юрий Долгорукий (Сборник)

Почему ты босая? Почему у тебя нет обуви? Босая, вот и весь сказ. Разве тебе обо всём расскажешь? Можешь не рассказывать, и так знаю, что ты несчастна, хотел бы тебе помочь, всё бы отдал ради того, чтобы ты стала счастливой.

Она расстегнула свой козий мех, она улыбалась уже не только глазами и губами, а, казалось, каждой своей золотистой веснушкой.

Что ты можешь? Никто ничего не может. Боярин Войтишич и тот не может. Князь попытался было прийти на помощь, где он теперь? В могиле. И вы со своим костоправом ищете следа и не можете на него напасть. Он не костоправ, он мудрый человек, творит чудеса. Чудеса - это когда воскрешают мёртвых. А никто ведь не сумел ещё никого воскресить, и вы не сделаете этого. И отца моего никто не сделает зрячим, потому что глаза ему выжгли ромеи. И все бегут от моего отца, мать бежала, когда меня родила; теперь вот и Кузьма бежал, одна я осталась. Не могу покинуть отца, потому что ему нет жизни без меня. Но ведь он издевается над тобой. Разве можно бросать копьё в родное дитя? Должен бросать, потому что за это Войтишич кормит его. Бросал на мать, она вот так кричала, как теперь должна кричать я; вонзалось копьё в доски перед её лицом, проламывалось железо сквозь щели, чуть не задевая материнских глаз; я должна была ойкать за досками, едва встав на ноги, - так и прозвали меня Ойкой за это. Ненавижу отца, ненавижу воеводу Войтишича, возненавидела весь мир, а куда мне податься? Отец мой родной, бросить его не могу. Князь Игорь заманивал к себе, бегала дважды, думала - святой, а он - никчёмный развратник. И всё равно мне жаль его. Брат не мог простить князю то, что он ворвался в нашу семью, а я не прощу брату то, что он… А ты веришь, что твой брат убил князя? Верю? Разве я говорила, что верю? Могу знать или не знать. Уже знаю, а узнаю ещё больше. Тогда помогу тебе. Ведь ты хочешь от меня помощи? Может, и ещё чего-нибудь хочу, сказал Иваница и попытался положить руку на грудь. Но рука его была отброшена резким и сильным ударом, послышался короткий смех, - казалось, смеялось само злорадство; такого с Иваницей ещё никогда не случалось в его многочисленных приключениях с девчатами, хотя, по правде говоря, с киевлянками он никогда не имел дела, поэтому и не очень удивился, потому что, быть может, они такие же необычные, как город, в котором живут.

–  Возвернёшься в Киев, тогда, может, и уступлю тебе, - раздалось откуда-то из зарослей травы или со стороны Почайны, потому что, как заметил Иваница, Ойка не раскрывала уст.

–  Возвернусь? Да я ещё здесь и не имею намерения выезжать отсюда до времени…

–  Уедешь, потому как должен гнаться за убийцами.

–  А куда?

–  Сказано будет.

–  Да и кто ведает, что они убежали? Может, сидят в Киеве, прячутся.

–  В Киеве не спрячешься, вы со своим лекарем спрятались?

–  А мы и не пробовали. Выбрали жилище, открытое всем ветрам.

–  Жилище - да. А в монастыре? Нашли вас и там.

–  Ты хотела меня убить.

–  Дурень! Кабы хотела - давно бы убила.

–  А Дулеба? Метал же Емец копьё.

–  Малость попугал. А то оба вы больно уж неповоротливы.

–  Хочешь видеть, какой я быстрый?

–  Уже увидела. Стой тут, дальше пойду одна. Приду к вам ещё.

Она исчезла так же незаметно, как и появилась.

–  Вот уж!
– вздохнул Иваница.

А ночью Ойка прибежала снова. Она, видимо, обладала необъяснимым чутьём, потому что в темноте безошибочно узнала среди трёх спящих в хижине Кричка именно Иваницу, потихоньку толкнула его, прошептала: "Выходи-ка со мною". Он проснулся мигом, решил, что это она пришла только к нему, потянулся рукой, чтобы схватить её и, быть может, задержать здесь возле себя, потому что очень приятно ему было лежать под тёплым мехом, а ещё если бы там была девушка, то и вовсе было бы здорово! Однако Ойка и на этот раз оттолкнула его руку. "Выходи!"

Во дворе, ёжась от холода, Иваница увидел рядом с Ойкой какого-то человека. В темноте он показался ещё более хлипким и невзрачным, чем хитрый Никита, с которым они вели беседу на мосту.

–  Ежели хотела, чтобы я тебя поцеловал, могла бы обойтись и без него, - недовольным тоном произнёс Иваница.

–  Будешь целовать, когда возвернёшься в Киев, говорила уже тебе.

–  Зачем возвращаться? Я ведь здесь.

–  Был здесь, а теперь не будешь.

–  Когда же должен ехать?

–  А вот человек тебе скажет.

–  Ежели не соврёт, так скажет.

Человек, несмотря на свой убогий вид, тотчас же обиделся:

–  А зачем мне врать?! Меня просили, я передал, а там пусть хоть земля провалится.

–  Кто же тебя просил?

–  Брат вот её, Кузьма, брат вот этой девки, стало быть.

–  Где ты его встретил?

–  Там, где люди бродят. Подальше от князей да от бояр. Бежал он с монахом остроязыким, направлялись в Залесскую сторону, к Юрию Долгой Руке, в Суздаль, стало быть.

–  Откуда ведомо тебе, что в Суздаль?

–  А говорили. За язык не тянул. Сами сказали. Кузьма, стало быть, и сказал. Не сказал, стало быть, а попросил. Ты, говорит мне, всё едино в Киев идёшь, вот и найди в Киеве воеводу Войтишича, его там каждая собака знает, а у того Войтишича на дворе, стало быть, отец мой, то есть Кузьмин отец, Емец, дружинник есть слепой. Найдёшь, говорит, и передай ему, Кузьма, мол, сын, просит прощения, искать его не нужно, потому как побежал к князю Юрию Суздальскому, а даст бог, то когда-нибудь возвернётся, мол, в Киев, стало быть, со славой.

–  Ты знал Кузьму раньше, что ли?

–  Откуда бы мог знать? И в Киеве отродясь не был. Встретились, человек и попросил. А меня ежели кто попросит, то я… Мне что?

–  И это он так вот сгоряча и выложил тебе всё, как на исповеди: и кто такой, и куда путь держит? А теперь ты думаешь, тебе поверят?

–  Стало быть, ты ещё и не веришь? Ну и не нужно. Разве я платы от тебя хочу? Попросила девка, пришёл, сказал тебе, хотя и тебя, стало быть, впервой вижу и не знаю, что ты и кто еси. Моё дело, стало быть, маленькое…

Человек повернулся и молча пошёл своей дорогой.

–  Эй, - тихонько позвал его Иваница, - куда же ты? Постой, мне надобно ещё спросить.

–  Наспрашивался уже вдоволь, - донеслось из темноты.

Человек исчез, будто его и не было никогда, и Иваница не поверил бы в это явление, если бы не стояла рядом с ним Ойка в белом своём козьем меху, а ещё хотелось верить не только в самый разговор, но и в истинность слов человека, больно уж несчастным был он на вид. А таким Иваница верил всегда.

–  Так мы поедем, - сказал Иваница девушке.
– Может, и ты с нами? Если найдём твоего брата, что нам с ним делать?

–  Не найдёшь ты его.

–  Вот уж! Почему же не найду?

–  Спишь много. Когда ни приду - спишь.

–  Вот уж! Я тебе покажу сейчас, что не сплю!

Он снова хотел было поймать её за руку, но она увернулась, отбежала подальше, сказала строго:

–  Поезжай. А захочешь возвернуться со своим лекарем, - буду ждать.

–  Хоть прикоснуться к тебе, - заканючил Иваница.

–  Тогда и прикоснёшься. Князьям не позволяла, а уж тебе…

Исчезла - ни слуху ни духу. Иваница вздохнул, ещё немного постоял, ибо не верил, что так бессмысленно закончится его приключение с этой норовистой девушкой, но не дождался ничего и пошёл будить Дулеба.

Дулеб, услышав о новости, тотчас же велел седлать коней.

–  Возвращаемся к князю Изяславу без промедления.

Иваница чесал затылок в темноте, кряхтел.

–  Не очень мне охота выбираться из Киева, Дулеб…