Юрий Долгорукий

Военные действия развернулись на двух направлениях: во-первых, на севере, в Ростовской и Суздальской земле, а во-вторых, на юге, в Поднепровье. Оба этих региона относились к сфере преимущественных интересов князя Юрия Владимировича Долгорукого.

Началась же война с того, что обделенный дядьями Изяслав вознамерился захватить Ростовскую и Суздальскую землю, оставленную Юрием Долгоруким. В этом его поддержал старший брат, Всеволод Новгородский. Осенью 1134 года «ходи Всеволод с новгородьци, хотя брата своего посадити Суждали», — читаем в Новгородской Первой летописи старшего извода^{82}. (Суздальский летописец выразился определеннее: «Иде Мстиславичь Всеволод и Изяслав на Ростов…») Однако поход этот оказался неудачным. Всеволод лишь с большим трудом уговорил новгородцев участвовать в нем. Еще 2 июня, «в суботу Пянтикостьную» (то есть в канун Пятидесятницы, или Троицына дня), в Новгороде произошли столкновения между сторонниками и противниками «Суздальской войны», и дело дошло до смертоубийства: «почаша мълъвити о Сужьдальстеи воине… и убиша мужь свои, и съвьргоша и с моста…» Чем объясняется столь жестокий раскол в новгородском обществе, неизвестно. Правда, одну причину, кажется, назвать можно. Намерение новгородского князя Всеволода Мстиславича разорвать мир с дядей, великим князем Ярополком Владимировичем, решительно осудил киевский митрополит грек Михаил (он занял митрополичью кафедру весной или летом 1130 года). По свидетельству Никоновской летописи, митрополит наложил «запрещение» (то есть епитимию, церковное наказание) на весь Новгород, что привело в замешательство и князя, и новгородского епископа Нифонта, и всех новгородцев. Пришлось снаряжать в Киев целое посольство во главе с игуменом новгородского Юрьева монастыря Исайей и послом Якуном Иванковым^{83}. Но в то время, когда посольство только собиралось в путь, то есть уже осенью, войско все же выступило в поход.

Страсти, однако, не улеглись и после этого. Новгородцы двигались по Волге, но дошли лишь до устья Дубны, правого притока Волги. Здесь созвали вече, на котором было принято решение повернуть обратно. Там же, в походе, новгородцы отняли посадничество у Петрилы Микульчича (сторонника князя Всеволода) и передали его другому видному боярину Иванку Павловичу, «мужу храбру зело». Это не означало принципиального отказа воевать. Просто в условиях всеобщего шатания и нестроения в войске продолжать военные действия не имело смысла.

Всеволод вместе со всеми вернулся в Новгород, где стал готовиться к новому походу на Суздаль. Изяслав же задержался в Волоке на реке Ламе — новгородском форпосте в Суздальской земле. Здесь он и узнал о событиях, происходивших на юге. «На ту же осень, — сообщает летописец, — уведав, оже идеть Ярополк с братьею к Чернигову, и иде тамо же».

* * *

О каких-либо активных военных действиях черниговских князей против Мономашичей летописи не сообщают. Выступление Ярополка и его братьев в октябре-ноябре того же года к Чернигову выглядит превентивной мерой.

«Иде Ярополк с братьею своею, и Юрьи, и Андреи на Всеволода на Олговича, и поимаша около города Чернигова села. Всеволод же не изиде противу биться, и еще бо бяху половци не пришли к нему. Ярополк же постоя неколко днии у Чернигова, и възратися в Киев, и распусти вой, а со Всеволодом никака же владивъея, ни мира с ним створив» ^{84} . [5]

Черниговских князей традиционно связывали с половцами не только союзнические, но и родственные отношения. Отец Всеволода, князь Олег Черниговский, женатый на половецкой княжне, чаще и охотнее других русских князей привлекал «поганых» на свою службу. И его сыновья старались не отставать от него. Еще при жизни Мстислава Великого, в 1127 году, Всеволод Ольгович привел на Русь семитысячное половецкое войско во главе с ханом Оселуком (между прочим, своим дедом по матери), и тогда лишь умелые действия князя Ярополка Владимировича не допустили половецкого разорения южнорусских областей. На этот раз Ярополку не удалось проявить свое дипломатическое и военное искусство. Половцы появились в Черниговской земле уже после того, как он ушел к Киеву.

5

Месяц — ноябрь — назван в Лаврентьевской летописи (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 303). Согласно Никоновской, князья простояли около Чернигова 20 дней (ПСРЛ. Т. 9. с. 158).

К этому времени относится и приезд в Чернигов князя Изяслава Мстиславича. Он явился сюда вместе с братом Святополком для того, чтобы принять участие в военных действиях на стороне Всеволода Ольговича. В двадцатых числах ноября Всеволод вместе со своими братьями: родными — Игорем, Святославом и Глебом, и двоюродными — Владимиром и Изяславом Давидовичами, а также с князья-ми Изяславом и Святополком Мстиславичами и союзными половцами вторгся в пределы Переяславского княжества, «И поидоша воююче села и городы Переяславьскои власти и люди секуще, доже и до Киева придоша». Черниговские войска разоряли левобережье Днепра: переправиться через реку из-за ледостава было невозможно. 30 ноября, в день святого Андрея, они подошли к Городцу — на противоположной от Киева стороне Днепра, и сожгли его; «ездяху по оной стороне Днепра, люди емлюще, а другыя секуще… и плениша же и скота бещисленое множество». Помимо Городца половцы захватили и сожгли Нежатин, Баруч, «а люди уидоша, и мног полон взяша, скоты и коне».

Казалось, вернулись времена половецких нашествий середины 90-х годов прошедшего века — половцы хозяйничали в русских городах и селениях, жители либо бежали в леса, либо оказывались в плену, либо гибли. Ярополк со своими войсками также не мог переправиться через Днепр. После трехдневного стояния у Городца Всеволод Ольгович и его союзники отступили к Чернигову и оттуда начали с Яро-полком переговоры о мире.

Однако мир этот не мог быть устойчивым. «И пакы Олговичи начаша просити у Ярополка: “Что ны отець держал при вашем отци, того же и мы хочем, аже не вдасть то, не жалуйте, чьто ся удееть: то вы виновати, то на вас буди кровь”… И бысть в том межи има пря велика, злоба». Речь шла о нескольких спорных вопросах. Во-первых, о княжении Юрия в Переяславле, против чего черниговские князья решительно возражали; во-вторых, о судьбе князя Изяслава Мстиславича, оставшегося без своего княжеского стола; и в-третьих, о спорных территориях в Посемье (землях по реке Сейм), на которые претендовали как Мономашичи, так и Ольговичи. Договориться сразу не удалось. Той же зимой 1134/35 года Ярополк и Юрий собрали войска у Киева (по выражению суздальского летописца, «согнали» воев: Ярополк киевских, а Юрий переяславских). Это должно было продемонстрировать их готовность применить силу. Простояв так у Киева восемь дней [6] , князья наконец заключили мир. В соответствии с условиями этого мира Юрий вновь должен был покинуть Переяславль. Город переходил его младшему брату Андрею — князю куда менее энергичному, а потому и менее опасному для черниговских соседей. В свою очередь прежняя волость Андрея, Владимир-Волынский, должна была достаться Изяславу Мстиславичу. В самом конце зимы (а скорее, даже в марте 1135 года, ибо известие об этом попало уже в следующую летописную статью) князь Ярополк перевел Андрея из Волыни в Переяславль, а Изяслава посадил на княжение во Владимир-Волынский.

6

Так в Лаврентьевской летописи. В Ипатьевской цифра варьируется: 50 дней в Ипатьевском списке, 20 дней в Хлебниковском, 30 в Погодинском. Очевидно, что эти варианты появились в результате смешения буквенных обозначений кириллических цифр.

Это решение оказалось наконец более или менее жизнеспособным. Во всяком случае и Изяслав, и Андрей сумели удержаться в своих новых волостях. Однако прочного мира с Ольговичами не получилось.

А что же Юрий? Ему, очевидно, предстояло вернуться в Суздальскую землю. Но не сразу [7] . События ближайшего — 1135-го — года настоятельно требовали его присутствия на юге.

* * *

Между тем в отсутствие Юрия Суздальская и Ростовская земля также стала ареной ожесточенных военных действий.

7

Известие об этом читается в Ипатьевской летописи под 1136/37 г.: «В то же время иде Юрьи Ростову» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 300). Однако в той же летописной статье, непосредственно перед данным известием, сообщается о битве новгородцев и суздальцев на Ждане-горе, которая состоялась 26 января 1135 г. Ср. об этом: Бережков. с. 136—137.

Новгородский князь Всеволод Мстиславич все-таки сумел настоять на продолжении «Суздальской войны». Не помогло даже то, что 9 декабря 1134 года митрополит Михаил вместе с новгородским посольством лично приехал в Новгород. Его приняли с «великою честию и радостию», однако все его увещевания и призывы остановить войну («да не проливают напрасно крови христианьскиа и не творят брани») услышаны не были. Когда же митрополит, отчаявшись, собрался покинуть Новгород и вернуться в Киев, его силой задержали в городе: «и не пустиша его новогородци, и не токмо его, но ни единаго человека его, дабы весть не была в Суздале и Ростове».

Не испугали новгородцев и пророчества митрополита, предсказавшего им поражение в войне. («Не ходите, мене Бог послушаеть», — передает содержание этих пророчеств новгородский летописец. Автор Никоновской летописи, как всегда, более многословен: «Аще преслушав мене, пойдете на Суздаль и на Ростов, — говорил будто бы владыка Михаил, — не угодно вам будет; аще бо и грешен есмь, но и мене грешнаго услышит Господь Бог». «Они же начаша негодовати на митрополита, и многы вины глаголаша на суздалцов и на ростовцев».)

31 декабря 1134 года огромное войско выступило в поход. По словам летописца, «на Суждаль» поднялась «вся Новгородская область»; автор Никоновской летописи пишет об участии в походе еще и наемников-«немцев» (может быть, шведов?). Двигались вновь по Волге, а затем по ее правому притоку Нерли. Путь оказался чрезвычайно тяжелым: «и сташа денье зли: мраз, вьялиця (вьюга. — А.К.), страшно зело». На реке Кубре, притоке Нерли Волжской, у Ждани-горы, новгородцев поджидало суздальское войско. Даже в отсутствие князя Юрия Ростовская и Суздальская земля сумела выставить силу, способную противостоять «всей Новгородской области» вместе с княжеской дружиной.

26 января 1135 года, в субботу, на Ждане-горе произошла жестокая битва, в которой погиб цвет новгородского войска — оба посадника: бывший, Петрило Микульчич, и настоящий, Иванко Павлович, а также «много добрых муж». Победа суздальского и ростовского войска была полной. «И победиша ростовци новгородце, — свидетельствует суздальский летописец, — и побиша множество их, и воротишася ростовци с победою великою». Остатки новгородского войска бежали с поля боя [8] . Причем, как позднее с прискорбием вспоминали в Новгороде, князь Всеволод Мстиславич «ехал… с пълку переди всех». Это, в числе прочих проступков, будет поставлено ему в вину полтора года спустя.

8

Подробности этой битвы — но, кажется, совершенно недостоверные — сообщает В. Н. Татищев. По его версии, суздальскими войсками руководил лично Юрий Долгорукий (что представляется невозможным), и именно его воинское искусство принесло победу. «Юрий, видя новогородцев много больше, нежели его войско, и что они высокие места захватили, не смел прямо на них идти и, отдалясь, стал под лесом, хотя ожидать, чтоб они с высоких мест к нему сошли, и об реку намерен был их держать. Междо тем посылал к ним говорить о примирении. Но новгородцы Юрьевых к миру предложений совсем принять не хотели, а требовали от него, чего Юрий учинить не хотел. И тако они на своих местах остались неподвижно. И умысли Юрий хитростию их победить, ночью послал воеводу своего Короба Я куна лесом с 500 человеку велел с правой стороны на разсвете на войско новогородское незапно нападение учинить, а сам со всем войском пошел противо им. Что новогородцы видя, с великою к бою охотою устроясь, выступили противо Юрия. И как стрельцы начали перестреливаться, тогда направе стоял Всеволод, подле него посадник Иванок, а налеве тысяцкой Петрила. И крепко на Юрия наступивши, почали полки Юриевы мять и стяг (чело) его сбили. Тогда Короб наступил на Всеволода с тылу, и Всеволод, мня быть силе великой, тотчас оборотись, побежал. Короб же, видя его бегусча, не гнався за ним, пришел сзади на главной полк и оной привел в смятение. А Юрий, увидя, со всем войском, исправясь, крепко наступил и совершенно новогородцов победил… Сия победа была генваря 26 числа. По котором Юрий возвратился в Суздаль с великою честию, а новогородцы с великою горестию во своя домы». (Татищев. Т. 2. с. 146—147. Ср. также Т. 4. с. 192.)