Юрий Долгорукий
Шрифт:
Этого натиска воины Шварна не выдержали. Убоявшись множества половцев, они бежали к Изяславу Мстиславичу, который находился у города Ивана (очевидно, названного так по имени Ивановского монастыря) — где-то на полпути между Витичевым и Зарубом. В свою очередь, участники рейда — сыновья Юрия и оба Святослава — также поспешили уведомить своего князя о том, что переправа удалась и надо спешить, дабы опередить Изяслава Мстиславича и удержать завоеванный плацдарм на правом берегу Днепра.
Юрий успел вовремя. Вместе с основными силами он «вборзе» подошел к Зарубу и переправился через Днепр. Это был несомненный успех, но успех частный, еще далеко не означающий окончательную победу.
Теперь на что-то решаться предстояло Изяславу. Там же, у Ивана, он созвал князей на совет. Изяслав, как обычно, предлагал действовать решительно: немедленно напасть на Юрия и опрокинуть его, вогнать в Днепр. Брата поддержал Ростислав Смоленский. Однако дружина, а также киевляне и особенно «черные клобуки» — торки, берендеи,
Отпустив «черных клобуков», князья заночевали в Треполе (в устье Стугны) и наутро отправились к Киеву. Даже не заходя в город, они расположили свои войска по внешнему кольцу укреплений, вокруг городских стен. Сам Изяслав Мстиславич с «товары», то есть с обозами, встал перед Золотыми воротами, у Язиной переправы через Лыбедь — пригородную киевскую речку, приток Днепра. Как полагают исследователи древнего Киева, здесь на реке Лыбедь против Золотых ворот находилась плотина, по которой проходил мост; это было наиболее уязвимое место киевской обороны{244}. Изяслав Давыдович Черниговский расположился между Золотыми и Жидовскими воротами «города Ярослава», а Ростислав Мстиславич с сыном Романом встали перед самими Жидовскими воротами (эти ворота, позднее получившие название Львовских, были обращены на запад; они получили свое название по прилегающему к ним кварталу города, издавна населенному иудеями). Наконец, еще один князь, Борис Городенский, занял позиции возле Лядских ворот, обращенных к востоку.
Киевляне со всеми своими силами, «и на конех, и пеши», также поспешили поддержать своих князей, заняв промежутки между позициями княжеских дружин: «и тако сташа около всего города, многое множество». Город был окружен со всех сторон, включая и Подол, прилегающий к реке Почайне, притоку Днепра: позиции киевлян тянулись до Ольговой могилы — урочища на горе Щекавице, к северу от Киева.
К вечеру того же дня, как и обещали, пришли «черные клобуки» с князем Владимиром Мстиславичем. Старшие Мстиславичи, Изяслав и Ростислав, повелели брату Владимиру вместе с берендеями занять позиции у Ольговой могилы. Ковуи же, торки и печенеги расположились южнее: между Золотыми и Лядскими воротами и далее к югу, до киевских предместий — Клова, Угорского и Берестового.
Так Киев оказался окружен несколькими сплошными оборонительными кольцами. Подобного сосредоточения сил история стольного города Руси еще не знала. Правда, скопление такого количества людей, лошадей и скота имело и оборотную сторону. Особенно много проблем возникло с «черными клобуками», которые пришли к Киеву со всеми своими «вежами», «и с стады и скоты их, и многое множество». По словам киевского летописца, вреда от них оказалось не меньше, чем от подступивших к Киеву врагов: «и велику пакость створиша оно ратнии (враги. — А.К.), а оно свое: и манастыри оторгоша (здесь: разграбили. — А.К.), и села пожгоша, и огороды вси посекоша».
Никаких наступательных действий Изяслав Мстиславич по-прежнему не предпринимал: «тако не удумаша ити противу им… но припустяче е к собе». По замыслу Изяслава, Юрий с союзниками, натолкнувшись на такую силу, неизбежно должен был отступить от Киева; тогда-то и надлежало нанести по нему сокрушительный удар. «То ти не крилати суть, — образно выражался Изяслав, обращаясь к дружине, — а перелетевше за Днепр, сядуть же, и оже ся уже поворотить от нас, а тогда, како ны Бог дасть с ним».
Сам Юрий Долгорукий в то время находился в Василеве — городке на реке Стугне, в 50 «поприщах» (верстах) от Киева. Он также действовал не спеша, сообразуясь с обстановкой. Это давало возможность князьям начать переговоры о перемирии. Инициатором выступил Изяслав, прибегший к посредничеству своего дяди Вячеслава.
Летопись подробно рассказывает об этих переговорах. «Вячеслав же рече ко Изяславу и к Ростиславу: “Се есмы, братья, уже доспели, а Гюрги мне брат есть, но моложии мене, а яз стар есмь, а хотел бых послати к нему и свое стар[е]ишиньство оправити…”». Мстиславичи поддержали его: «Тако же, отце, и учини, тако право». Отправляя к Юрию своего посла, Вячеслав вспомнил обо всех обидах, которые причинили ему соперничающие князья — и Изяслав, и Юрий. Не случайно свою речь к брату он диктовал послу в присутствии старших Мстиславичей — им также было что послушать. «Аз есмь, брате, тобе много молвил и Изяславу, обеима вама (двойственное число. — А.К.): не пролеита крови хрестьяньскы, не погубита Рускы земле, того вас есмь бороня. И не правил себе, оже мя переобидила, и первое, и другое, и бещестье на мене еста положила. А полкы имею, а силу имею, и Бог ми дал. Но яз Рускыя деля земли
и хрестьян деля того всего не помянул…» Но тут же Вячеслав как раз и «помянул» о том, как его обманули сначала Изяслав, не только не передавший ему Киев после победы над Игорем (вопреки собственному обещанию), но и отнявший у него Туров и Пинск; а затем и Юрий, лишивший его Пересопницы и Дорогобужа и также не давший ему обещанного Киева. «Се же Изяслав аче и двоича (дважды. — А.К.) ступил (нарушил. — А.К.) слова своего, — продолжал Вячеслав, — се же ныне, добыв Киева, и поклонил ми ся, и честь на мне положил, и в Киеве мя посадил, и отцемь мя назвал, а яз его сыном». И если прежде Юрий не мог заключать мир с Изяславом, так как не хотел поклониться «моложьшему», то теперь он может заключать мир с ним, с Вячеславом: «Яз тебе старей есмь не малом, но многом… Пакы ли хощеши на мое старишиньство поехати, я ко то еси поехал, да Бог за всим (то есть Бог рассудит. — А.К.)».Юрию приходилось искать контраргументы. Его посол из Василева отправился в Киев с ответным посланием. «Яз ся тобе, брате, кланяю, — писал Юрий Вячеславу. — Тако право есть, ако то и молвиши: ты мне еси яко отець». Однако договариваться Юрий согласен был с одним Вячеславом, но не с Мстиславичами: «Аже ся хощеши со мною рядити, ать поедеть Изяслав Володимирю, а Ростислав Смоленьску, а ве ся сама урядиве».
Гонцы сновали между Василевом и Киевом и в ту, и в другую сторону. На послание Юрия Вячеслав отвечал своим, текст которого, несомненно, был согласован с Изяславом Мстиславичем, а возможно, и продиктован последним. «У тебя сынов 7, — писал Вячеслав брату, — а яз их от тебе не отгоню. А у мене одина (только. — А.К.) два сына: Изяслав и Ростислав…» [81] Именно в ходе этих переговоров Вячеслав и предложил брату новое разделение волостей, при котором за Юрием оставались на юге Переяславль и Курск, но при условии отказа от союза с Ольговичами и половцами: «Я, брате, тобе молвлю: Рускы деля земля и хрестьян деля поеди же у свои Переяславль и в Куреск и с своимы сыны… и Олговичи пусти домови, а сами ся урядим, а крови хрестьянъскы не пролеимы». Это было последнее условие, на котором мог быть заключен мир. В присутствии Юрьевых послов Вячеслав оборотился к храмовой иконе на церкви Благовещения над киевскими Золотыми воротами, призывая саму Пресвятую Богородицу — небесную покровительницу Киева — рассудить их спор с Юрием: «А той ны Пречистеи Госпожи судити с Сыном своим и Богом нашим в сии век и в будущий».
81
Единственный родной сын Вячеслава Владимировича Михаил умер в 1129 году.
Но примирение было уже невозможно. Ни требование Юрия — чтобы Изяслав ушел во Владимир-Волынский, ни требование Изяслава — чтобы Юрий довольствовался Переяславлем, не могли быть выполнены. Как только посол Юрия вернулся из Киева с последними предложениями Вячеслава, Юрий объявил о выступлении в поход и уже на следующий день подошел к Киеву.
Войска Юрия и его союзников расположились у Лыбеди. Эта речка, местами пересыхающая, местами, наоборот, образующая искусственные пруды, стала последним естественным рубежом перед Киевом. Натиск Юрьева войска оказался далеко не всеобщим; военные действия развернулись не по всей линии фронта, а лишь на отдельных участках. Летописец — и это стало уже привычным — отмечает особую отвагу князя Андрея Юрьевича: действуя вместе с половцами, он и его двоюродный брат Владимир Андреевич «налегоша силою» и переправились через так называемую Сухую Лы-бедь — старое пересохшее русло реки. Андрей устремился на врагов, причем опять оторвался от собственного полка, не поддержавшего его порыв: «Андрееви же гнавшю ратные малом не до полков их», так что едва не оказался во вражеском окружении. Один из половцев ухватил его коня и вернул князя назад; «и лая дружине своей, зане бяхуть его остали вси половци».
Битва продолжалась до вечера. Еще на некоторых участках Юрьевы войска смогли переправиться через Лыбедь — в частности, на Оболони и напротив Лядских ворот, «на песках» (где, как мы помним, стоял князь Борис Городенский). Однако развить успех Юрию не удалось. По большей части его воины ограничивались тем, что перестреливались с противником через Лыбедь, то есть действовали крайне пассивно. Как полководец, Юрий, несомненно, уступал своему племяннику. Битва у Киева подтвердила это в очередной раз.
Изяслав без видимых усилий сумел перестроить свои войска и отразить натиск. Он повелел, не «руша» полков, выделить из каждого по несколько воинов и «нарядити» из них особую дружину. А затем одновременно всеми силами — в том числе и новообразованной ударной дружиной — обрушиться на переправившиеся через Лыбедь вражеские полки: «одиною всим потькнути на нь». В этом наступлении самое активное участие приняли «черные клобуки».
Полки Юрия удара не выдержали. Повсеместно они были загнаны в Лыбедь. На отдельных участках переправляться приходилось без всякого брода, вплавь, а это делало отступающих особенно уязвимыми для вражеских стрел и копий. «И тако избиша е (их. — А.К.), а другыи изоимаша е, инии же с конь сбегоша, и многы избиша». Среди погибших летописец называет половецкого «князя» Севенча Боняковича, похвалявшегося накануне похода ударить саблей в Золотые ворота.