Юрий Гагарин. Один полет и вся жизнь. Полная биография первого космонавта планеты Земля
Шрифт:
Конечно, не следует забывать и о производственном обучении. Теорию и практику литейного дела преподавал мастер Юрий Фёдорович Кузьмин. К сожалению он умер, не завершив полный курс, и на его место был назначен Анатолий Иванович Ракчеев. Новый мастер отмечал упорство, с которым всегда работал Гагарин. Ему запомнился такой случай (цитирую по книге Владимира Степанова «Юрий Гагарин», 1987): «В литейном цехе почему-то не давалась формовка по шаблону. Применяют ее чаще всего в единичном производстве, так как изготовление шаблонов проще и дешевле, чем замысловатых моделей. Всё делали вроде бы правильно. В почве выкапывали яму, на дне устанавливали башмак или подпятник, в него вставляли шпиндель и надевали опорное кольцо и рукав с шаблоном. Правильность установки подпятника проверяли по уровню. В общем, никаких, казалось бы, нарушений технологии, а формовка маховика для пресса не получается. У ребят
На каникулы Юрий ездил в Гжатск, навещая по дороге родственников в Москве и Клязьме. Каждый раз он старался привезти какие-нибудь подарки. Стипендии на них не хватало, даже несмотря на регулярное снижение государственных и рыночных цен, поэтому Гагарину приходилось искать подработку. Исследователь Владислав Иосифович Кац в книге «Именно с Саратовом…» (1998) рассказывает, как можно было подработать на разгрузке и сортировке арбузов: «С наступлением арбузного сезона у индустриков появлялись новые заботы. Арбузные эпопеи, наверное, по сей день памятны всем, кто в них участвовал. Бригады сколачивал спец по этой части Колесниченко. Знающие люди утверждали, что работал Колесниченко ровно два месяца в году, а остальные десять проводил на Черноморском побережье – денег хватало. Чуть свет Колесниченко появлялся у индустриков. Заскочит в общежитие, крикнет: „Есть баржа! Надо десять человек!“ Погрузо-разгрузочные работы Гагарин освоил не хуже профессионального грузчика. Работа сильно отличалась от тех радужных сцен в кинофильмах, когда с веселой песней арбузы по цепочке перебрасывают в руки и складывают на берегу». Однако и оплата была солидной: за ночь можно было заработать до 100 рублей (то есть две месячные стипендии учащегося техникума). Еще и арбуз давали в придачу, что украшало меню обитателей общежития.
Как видите, у Гагарина, который торопился угнаться за всем сразу и старался быть лучшим в любом деле, практически не оставалось времени на посторонние увлечения. Может быть, он и задумывался о полетах в небо или даже в космос – наверняка задумывался! – но без каких-либо практических соображений, требующих осмысленных действий.
И тут произошло одно из тех событий, которые периодически кардинально меняли жизнь Юрия Алексеевича, направляя ее по совершенно неожиданному пути. В октябре 1952 года, то есть на втором курсе, начали призывать на срочную службу его старших друзей. Из-за этого были вынуждены прервать учебу Тимофей Чугунов и Александр Петушков – они отправились на флот, причем в то время служба там продолжалась четыре года. Легко представить, как подобный «академический отпуск» влиял на образовательный уровень молодых людей: после возвращения их приходилось фактически обучать заново, если, конечно, они возвращались. Всего из группы Л-21 было призвано пятнадцать человек – почти половина! Гагарин был моложе своих друзей, но ненамного, его должны были «забрить» весной следующего года.
Понятно, что администрация техникума была встревожена складывавшейся ситуацией: военные фактически срывали план по подготовке мастеров производства. Чтобы остановить процесс, директор Александр Максимович Коваль уговорил руководство Аткарского учебного центра ДОСААФ открыть в техникуме отделение по подготовке пилотов. Для его слушателей предусматривалась отсрочка призыва, поэтому самые молодые из учащихся немедленно записались туда.
Отдаленная фантазия вдруг обрела практическую значимость. О лучшем варианте Юрий Гагарин и мечтать не мог. Судьба давала ему возможность узнать авиацию, не покидая стен техникума. Будущий космонавт вместе с друзьями (в то время Гагарин особенно сблизился с Виктором Порохней и Евгением Стешиным) включился в изучение теоретических основ летного дела. Они конспектировали лекции об аэродинамических характеристиках летательных аппаратов, об особенностях работы двигателей, о свойствах воздуха и атмосферы. К сожалению, через полтора месяца, в январе 1953 года, занятия прекратились: как объяснили ребятам, в техникуме нет базы для практического изучения устройства самолета и тем более – для полетов. Разочарованию «индустриков» не было предела!
Весной учащиеся прослышали о том, что в районном центре Красный Кут, в 100 км юго-восточнее Саратова, есть Краснокутское летное училище гражданской авиации (КЛУ ГА), которое производит набор курсантов. Виктор Порохня вспоминал: «Почему-то ребята решили на „разведку“ послать меня… Деньги какие-то были… Я решил – поеду на „товарняке“. Туда приехал весь чумазый. Пришел, а меня там спрашивают: ты кто такой? Я говорю, что из Саратовского техникума. Мол, хотим втроем поступить в ваше училище. Мне дали понять, что негоже нам шарахаться от одного дела к другому, да и требуемой десятилетки образования у нас не было… Итог таков: наше второе посвящение в авиацию также „провалилось“. Но, может, оно и к лучшему: ведь училище-то было гражданским и поступи туда Юра – никогда бы он не стал космонавтом…»
Среди «индустриков» всё же нашелся один решительный молодой человек по имени Александр Данилов, который сдал экстерном экзамены за десятый класс в школе рабочий молодежи, оставил техникум и поступил учиться в летное училище.
Впрочем, главная проблема отошла на задний план: в техникуме была создана военная кафедра, учащиеся освобождались от призыва в армию и проходили подготовку по специальности «Эксплуатация и ремонт автомобилей и гусеничных машин». При этом выпускники получали воинское звание младший техник-лейтенант запаса и права шофера-любителя. Некоторые из выпускников впоследствии захотели служить на штатных офицерских должностях и стали кадровыми военными.
Весной 1953 года произошло еще одно событие, которое, разумеется, не могло оставить равнодушным никого из советских граждан. Вечером 5 марта умер Иосиф Виссарионович Сталин. По этому поводу в последнее время тоже появилось множество спекуляций, в том числе с привлечением имени первого космонавта. Вот, например, что написал исследователь Вячеслав Васильевич Бучарский в статье «Юрий Гагарин и саратовский „Серп и молот“» (2010):
«С начала весны 1953 года индустрик Гагарин проходил производственную практику в вековой давности литейном цехе дореволюционного завода „Серп и молот“ на Астраханской улице в Саратове неподалеку от Детского парка и Аэроклуба на пересекающей Рабочей улице.
9 марта родившемуся на Смоленщине Юрию Гагарину исполнилось 19 лет. Однако личный этот повод не отмечали ни в студенческом общежитии на Мичуринской улице, ни в увитой диким виноградом „американке“ „ПИВО-ВОДЫ“ вблизи перекрестка Астраханской и Шелковичной улиц.
В тот день были Похороны Великого Вождя Советского Народа и руководителя правящей в СССР партии большевиков. ‹…›
Мне не забыть уже оттаявшее, но со снегом под ступеньками крыльцо, на которое я вышел из дедушкиного дома рядом с „пивом-водами“, тяжелые, как пули, капли, срывавшиеся с кромки козырька, когда завыли и загудели беспросветные саратовские небеса, укрытые свинцом и цинком траурной облачности. Я помню, как сжалась и округлилась в облачко моя детская душа от странной и страшной волны, которая не из живота поднялась и не из разума спустилась. Но накатила снаружи вместе с единым гулом заводов, паровозов и пароходов, грузовиков и портальных кранов и принесла не страх животный, а ощущение всенародного горя, государственного, глобально-исторического. ‹…›
Теперь, через десятилетия, я не сомневаюсь, что в недалекой близости, на свежем воздухе рядом с дореволюционной литейкой, слушал траурный вопль кирпичной трубы завода „Серп и молот“ 19-летний Юрий Гагарин.
У меня, 12-летнего пятиклассника из Саратовской школы № 1 Рязано-Уральской железной дороги, сами собой катились по „пионерским“ щекам слезы. Нет, я не рыдал, конечно, не бился в истерике. Но слезы были – это точно. И я не сомневаюсь, что сочились и сбегали извилистые ручейки по „комсомольским“ щекам практиканта завода „Серп и молот“ Юрия Гагарина».
Всё же можно усомниться. Ведь есть прямое свидетельство, записанное со слов Виктора Порохни: «С его именем в наших молодых умах увязывалось многое. Поэтому его смерть, казалось, вырвала у каждого из нас кусочек сердца. Когда с первым утренним боем Кремлевских курантов ворвалось в нашу комнату общежития известие о том, что 5 марта в 9 часов 50 минут вечера после тяжелой болезни скончался Председатель Совета Министров СССР, Секретарь ЦК КПСС И. В. Сталин. Евгений Стешин зарыдал так, что все мгновенно оказались на ногах. Узнав день похорон, мы втроем решили выехать в Москву, но наши намерения группа не одобрила. Несколько поостыв, мы и сами поняли, что поступаем неправильно, так как из-за этой поездки пропустили бы много занятий. Но сам факт порыва еще больше скрепил нашу дружбу. Мы вместе стали мечтать о будущем, об авиации, строить перспективы». Как видите, свидетелю событий запомнился только плачущий Стешин.
Мы не можем, разумеется, сказать, что Гагарин не был огорчен смертью Сталина. Больше того, желание поехать в Москву на похороны говорит обратное. В то же время Юрий был не из тех, кто привык открыто демонстрировать сильные чувства, поэтому наверняка постарался сдержать эмоции, не допустив «извилистых ручейков» на «комсомольских щеках». И, кстати, хорошо, что ребята не поехали в столицу: как известно, во время похорон Сталина, в районе Трубной площади началась давка, приведшая к гибели больше ста человек.