Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем "Список благодеяний "
Шрифт:
Боголюбов берется за пальто.
Темно.
Конец.
6-й эпизод
Лежит в развернувшейся упаковке серебряное платье.
Леля молчит.
А я думаю, что вы должны быть благодарны мне. Тем, что я украл ваш дневник, я оказал вам большую услугу.
Леля молчит.
Советский режим недолговечен. Его уничтожит война, которая разразится не сегодня завтра. Образуется правительство научной, технической и гуманитарной интеллигенции. Ни для кого не секрет, что начнутся репрессии. Преследования коммунистов и тех, кто им служил наиболее рьяно. Ну, что ж. Возмездие. Конечно, новая власть проявит великодушие. Но на первых порах — военная диктатура. Маршал, который вступит в Москву, будет действовать сурово — как русский патриот, как солдат. Тут ничего не поделаешь. Гуманисты в белых жилетах потупят на некоторое время взоры. И вот, представьте себе… если бы не случилось того, что случилось, если бы дневник ваш остался при вас, — скажем, вы вернулись бы обратно в Москву и продолжали бы притворяться большевичкой… И вот произошел бы переворот. Тогда в один прекрасный день, на рассвете, вас привели бы в комендатуру в числе прочих… Тут уже поздно было бы доказывать и разбираться в дневниках. Вас бы расстреляли, как любую чекистку. Ведь так?
Леля молчит.
Теперь вы чисты. Ваш дневник напечатан. Его читают Милюков [360] , генерал Лукомский, русские финансисты, помещики и, главное, та молодежь, которая мечтает, ворвавшись в Россию, отомстить (жестоко)за своих расстрелянных отцов и братьев, за молодость свою, не видевшую родины. Они читают вашу исповедь и думают: она была в плену, ее мучили, ее вынуждали служить власти, которую она ненавидела. Она была душою с нами. Следовательно, я помог вам оправдаться перед теми, кто будет устанавливать порядок в России.
360
Милюков Павел Николаевич (1859–1943), русский политический деятель, историк, публицист. Один из организаторов партии кадетов, с 1907 года — председатель ее ЦК, редактор газеты «Речь». В 1917 году министр иностранных дел Временного правительства 1-го состава (до 2/15 мая). После Октябрьского переворота в эмиграции. Имя Милюкова не раз упоминалось в обвинительных речах Н. В. Крыленко на процессе Промпартии осенью 1930 года, тогда как именно Милюков декларировал необходимость для эмигрантов «убить в себе психологию гражданской войны», выступал за отказ от свержения власти Советов вооруженным путем — в сочетании с «моральным неприятием большевизма» (см. об этом, в частности, в ст.: Бирман М. А. М. М. Карпович и «Новый журнал» // Отечественная история. 1999. № 5. С. 126). Олеша предлагает Татарову ссылаться именно на Милюкова (и дает имя Милюкова — Павел — отцу Кизеветтера).
Леля молчит.
Ведь это ясно: где-то в подсознании вашем жила вечная тревога (запер дверь),мысль об ответственности… за кровь, которую при вашем молчаливом согласии проливали большевики. Теперь вам бояться нечего. Я был врачом вашею страха.
Леля молчит.
А теперь вы можете быть спокойны. Родина простит вас. И вознаградит. Недолго ждать. У вас будет особняк, автомобили, яхта. В серебряном платье вы будете блистать на балах.
Мы встретимся (подходит к Леле).Я стану во главе большой газеты. Я приеду к вам в театр, неся розы в папиросной бумаге; мы посмотрим друг другу в глаза, и вы очень крепко пожмете мне руку.
Она резко встает. В руке у нее браунинг.
Татаров бросается на нее. Происходит борьба.
Леля роняет браунинг.
Из-за занавески выходит спавший до того Кизеветтер.
Он поднимает браунинг.
Леля в растерзанной одежде лежит, брошенная на диван.
Тишина. Кизеветтер с браунингом.
Кизеветтер молчит. Пауза.
Я говорю: отдай револьвер.
Леля движется.
Леля молчит.
Я вас не знаю. Я видел вас только один раз в жизни.
Движение Лели.
Вы слушаете меня? Мы встретились на пороге — помните? И вы прошли через все мои железы.
Р/айх/ за статую.
Стреляет в него, промах. Тишина.
Сел, заплакал, упал револьвер.
Выходит Мартинсон. Закуривает.
Кизеветтер плачет — лицом на столе.
Шум за дверью. Стук.
Кириллов сел на /нрзб/.
Кизеветтер неподвижен. Молчание.
Леля молчит.
На нем гравировка: «Александру Федотову, комбригу». Вы получили его в посольстве? Какая неосторожность. Если вам поручили меня убить, то следовало снабдить вас другим оружием.
Леля молчит.