Ювенилия Дюбуа

Такое зерно очень легко поместить в пустые и наивные головы. Ах, эти прекрасные испуганные младенцы! Зёрнышки бескорыстной любви помещаются одновременно каждому из живых двуногих. Всей этой массе ангелов, чей испуг сразу же сменяется интересом, а затем появляются улыбки, да искренняя похоть. Эти дети природы, жертвы сознания, вдруг чувствуют абсолютный прилив. Каждый хочет подарить её ближнему. Мгновение. Конструкция начинает менять форму.

Общая любовь начинает витать в воздухе. Никто не может её избежать. Тела обнажены. Оргия людей утопает в чувствах. Пот обливает орнамент, а земля теперь, со всей своей свежей травой, становится великим альковом.

19

Здесь… Впервые за долгие несчитанные промежутки, на этой горе… Человек впервые услышал тишину, да так громко, что страх проник в его маленькие глазки. Чувство нового, даже для исполнителя сокровенного — открытие, как акт действительно свершившегося. Наверно, это и есть один из священных мостов, который объединяется пониманием иных форм, сотканных из хаоса.

Человек полностью претерпел метаморфоз. Он потерял свой мнимый облик, став змеей. Помощник он или искуситель? Чудотворец? Враг? Благо несёт или вырыгает свой эгоизм под эгидой выдуманной идеологии? Да если так задуматься, то какова его роль в целом?

Человек потерял нить, которая делала его тем, кем он и являлся. Единственная вещь, которая давала право называться кем-то. Теперь же, когда абсолютно все блага совершены, и отец Всех начал походить на горделивого самородка с послушными детьми, то, что теперь?

Человек чувствует себя обманутым. Он перестал ощущать себя собой. Да и та радость, и сила от блага… что она для него теперь? Очередной эгоизм и проклятие. Да даже не так, скорее: очередное ничто.

Человек впервые задумался о фактической смерти, которая ему недоступна так, как этим счастливым «несчастным». Как устал он и как неинтересно ему. Человек чувствует свою утомительную незыблемость, своё бессмертие не как божественную хитрость, но как общий миф, заточённый в сложно сочинённом пространстве. Он чувствует свою причастность ко всем, не являясь при этом частью их хрупкого, но такого соблазнительного тела. То есть, получается, он в заложниках у свободы. И то тело, что он так возжелал, что стало бы миниатюрным вариантом личной вселенной (и которое у него когда-то было) — больше недоступно ему.

Он видит, что люди эти, насытившись собой, начинают осознавать своё истинное могущество, так как женщины их начинают рождать новые вселенные. То есть, человек, порождая материю, начал порождать не только себе подобного, но и новую мысль. А если это так, то можно её и не порождать. Вывод из этого складывается очевидным. Во-первых, люди понимают и принимают тот факт, что они и есть боги своей вселенной. Во-вторых, их сила также рождается (как и дети) из тех тел, мыслей, что синхронно танцуют вальс во вселенной. И пока есть их простая мысль о боге — есть и они, часть их простого, и часть божественного. А вместе они образуют рациональную гармонию нового порядка.

20

Человек увидел, что он наделал. Благое, но почти непоправимое. Его змеиные глазки зажмурились, захотев вернуть всё вспять, но ничего не вышло. Ужас сковал его.

За ближайшими кустами послышался шорох. Человек нервно обернулся на звук, застыв с вывалившемся языком. Из кустов вышла та самая женщина, которую некогда Человек превратил в облако бабочек. А рядом с ней, по правую руку, вышел мужчина в белом одеянии. Очень знакомый, но Человек не смог его вспомнить.

Мужчина скромно держался на один шаг от женщины, смотря на её серьёзный профиль исподлобья, изредка кидая взгляд вниз на маленького некогда Человека. В мгновения контакта взгляд его становился суровым, приобретая схожесть со взглядом рассерженного преподавателя.

Некогда человек хотел было уползти. Ретироваться. Скрыться за ближайшим камнем. Заползти в щель тьмы и ждать неизвестно чего, но проворная рука женщины успела поймать его за непослушный хвост одной рукой, второй сжав ему пасть.

Женщина смотрит на змею без злобы. С нисхождением и долей жалости. Она видит в отражении путь. Она помнит его благородный поступок в предыдущей метаморфозе, она также видит изначально благие намерения существа. Но также она видит и весь эгоизм и жестокость. Весь этот спектакль, где её распяли. Она видит, как Человек помыслил играть с тем, что должно идти своим чередом, хоть и неправильным. Путь людей хоть и вёл души в ад, но это был их путь, их право. Хуже только благо, возведенное искусственно и насильно.

Она пристально смотрит на мужчину в белом. Тот виновато опускает глаза зная, что он стал всему виною. Она молчит. Затем взгляд её снова возвращается к змее. Она видит исхудалый ремень, ещё раз убеждаясь в своей правоте. Её спокойные глаза видят во что превратился Человек, желая блага, а не естественного хода. Ей жалко этот миф, но просто так его отпустить нельзя. Она просто не может себе такого позволить.

Женщина в белом начинает говорить. Она говорит на забытом языке людей. На старой символике, но говорит по делу, без отступлений. Человек смотрит на её рот завороженно, понимая каждое слово. И рот этот говорит, что Человек поступил подло. Что нельзя вот так уничтожать многовековые труды муравьёв. Что только шкодные дети заливают водой норки, в единственном желании посмотреть на жителей снаружи, где их глазам удобнее всего. Ещё рот женщины говорит о том, что она постарается вернуть людям их право на выбор, и то священное действо, которое позволяет им собственными руками строить дорогу в ад. Ещё она говорит, что Человек получит искупление, получит свою истинную свободу, но ему придётся пройти путь, только не как свободный разум, а как разум всех людей в теле, что чувствуют весь спектр эмоций. И только после этого круга, когда его образ змеи будет уничтожен собственными зубами собранных образов, только после этого Человек сможет стать частью желаемой вечности, где и разум его преисполнится в постоянно циркулирующей тишине.

Для начала она сотрёт Человеку его память. Змея видит только яркий свет. Слышит мгновение блаженной тишины, но не чувствует её. Щелчок и…

Волосатые руки сомнамбулы хватают за отросший загривок, выдирая локоны с кровью. В комнате всё перевёрнуто, разве что диван стоит на месте…

Портрет по завету Кимитакэ

Ранней юности свойственно (и в этом её беда) верить в то,

что достаточно избрать своим кумиром Дьявола,

и он исполнит все твои желания.

Юкио Мисима «Исповедь маски»

Несколько слов перед началом

Мне часто встречаются люди, которые негативно принимают немассовую литературу, где присутствуют не самые приличные аспекты человеческой жизни. Я, разумеется, смягчаю углы, ведь под «не самыми приличными аспектами» имеется в виду огромный пласт деконструктивных особенностей.

Как по мне, порицание «нецензурной» прозы — ошибочный подход, лишающий возможности прожить большой спектр эмоций (как один из возможных вариантов психотерапии) на виртуальной площадке, не допуская и мысли выносить внутреннего дьявола в среду общественного взаимодействия.

Заговоры, насилие, алогизмы, распады, измены, помешательства и т. п. должны проживаться через проговариваемые в уме слова, написанные чёрным по белому, чтобы, закрыв книгу, можно было сосредоточиться на созерцании красоты и на своём нелёгком духовном пути.

Литература — величайший инструмент сублимации.

Глава первая

Если бы сторонний наблюдатель мог попасть в коридор четвёртого этажа центрального роддома города Т. 11 июня 1994 года, то его взору предстал бы забытый младенец, притаившийся в детской переноске. Непривыкший к такому поведению от новорождённого, медработник попросту проморгал подопечного, не вручив его вовремя родной матери для утренней кормёжки. Именно в тот момент я стал невольной причиной истерики у своей родительницы во второй раз за последние сутки. Первая же истерика случилась сразу после родов, когда маму уведомили о врождённой аномалии на моей левой руке.