Южная стена Лхоцзе
Шрифт:
Под самый занавес сезона, в сентябре 1969-го, когда закончилась последняя лагерная смена, я уже по-настоящему взошел на Ушбу. Двуглавая красавица стала моей первой «пятеркой». Команда: харьковчане Пригода, я, Володя Ткаченко плюс двое москвичей – Эля Шатаева и Гена Иванов. Маршрут – траверс обеих вершин – заявили на первенство Украины в классе траверсов. Но возникла загвоздка: я не имел права идти на «пятерку-А» без того восхождения во время спасработ. Пришлось его записать, но не в книжку альпиниста, а в маршрутный лист, чтобы выпустили на траверс. Думаю, Паша бы меня понял. Под руководством Пригоды мы совершили очень красивое, серьезное восхождение. Для меня – незабываемое. До Северной вершины это был тот маршрут, по которому мы поднимались снимать погибшего Пашу, а дальше, с перемычки взошли на Южную Ушбу. 150 метров вертикальных скал, где я полазал первым. Это было что-то! «Я иду первым! На Ушбу!», – пела душа. На спасработах некогда было оглядываться, на этот раз можно было позволить себе наслаждаться и увлекательным лазанием, и сказкой окружающих гор. От начала северного гребня под Южной вершиной на фоне неба отчетливо просматривался каменный женский профиль,
Обычно альпинисты спускаются с Южной Ушбы на Чалаатский ледник, а дальше – в Сванетию, в Местиа по довольно сложному обходному пути. Начуч «Баксана» Виталий Васильевич Овчаров посоветовал пойти по-другому, а мы сделали вообще новый вариант, свой. Нашли более короткий путь, набили крючья. Я еще не один раз по нему спускался, консультировал других. Наш вариант оказался быстрее – с него сразу попадаешь на Южношхельдинский, ничего не обходя. Три дюльфера по 50 метров, не касаясь стены… Этим траверсом мы заняли первое место. Вместе с нами чемпионами Украины стали москвичи Эля Шатаева и Гена Иванов. Когда слышу старую альпинистскую песню: «Какая здесь осень – волшебница света, уже не звенит над Баксаном гитара…», – в памяти всплывает наше возвращение в опустевший лагерь, моя первая «пятерка» и прекрасная гора, с которой распрощались до будущих восхождений…
С тех пор бывал на Ушбе не раз, выигрывал на ней чемпионаты СССР и Украины. Был на маршруте Пригоды в 1993 году. Дважды проходил маршрут Мышляева. На чемпионате СССР (очном) в 1986 году по рейтингу этот маршрут был самым высоким. Сначала мы выиграли «школу», потому и выбрали самый рейтинговый. Чтобы наверняка. Это же соревнования. Тем более маршрут прекрасный – свободное лазание. Опять же Ушба – великолепная, манящая. Западная стена, так называемый бастион. Справа – маршрут Моногарова «прошлямбуренный», левее – маршрут Пригоды. Наш, «мышляевский», полностью проходится лазанием, без искусственных точек опоры. Стена Юго-Западная, не забита льдом, снегом. Прекрасное лазание – техничное, крутое. Колоссальное удовольствие!
Дважды пытался правее маршрута Моногарова пройти маршрут Кустовского – по правой части бастиона. Но не получилось. Вышли под стену – началась непогода. День ждем, другой – погоды нет. Спустились, ушли. Второй раз вышли с командой Харькова. Опять светлой памяти Толя Кустовский на свой маршрут нас не пустил. В третий раз попытались – снова непогода… С восточной стороны тоже замечательные маршруты – Хергиани, Моногарова, Манаенкова… Но не довелось.
Как и Чатын, Ушба – гора-вызов поклонникам трудных стенных маршрутов. Ценители технически сложных восхождений – англичане, открыв для себя Кавказ, особо прониклись Ушбой. И даже организовали на родине, в Великобритании, элитарный клуб «ушбистов». Не знаю, существует ли он сейчас. Если бы у нас создали такой клуб, его почетным председателем я бы предложил избрать Владимира Дмитриевича Моногарова. Не потому, что он мой старший друг, учитель и вдохновитель побед над гипоксией. Просто Моногаров – самый верный и преданный поклонник этой неприступной красавицы. На Ушбе шесть (!) его именных маршрутов. Однажды в Федерацию альпинизма СССР пришло письмо за несколькими подписями. Текст примерно такой: «Уважаемые товарищи! Убедительно просим вас переименовать вершину Ушба в пик Моногарова. Заслуженный мастер спорта СССР, заслуженный тренер В. Д. Моногаров сделал столько новых маршрутов на эту гору, столько выиграл на ней чемпионатов страны, что будет справедливо, если она будет носить имя выдающегося альпиниста». Письмо прислали девочки-студентки, с которыми Владимир Дмитриевич, большой поклонник танцев, галантно отплясывал по вечерам в альплагере «Эльбрус». Когда Моногарову рассказали о письме, он хохотал страшно, но чувствовалось – польщен.
Владимир Дмитриевич – уникальный человек. Давно разменял девятый десяток (1926 года рождения), а с горами прощаться не собирается! День рождения у него 25 июля, в разгар сезона восхождений. Моногаров традиционно отмечает его на горе. 50-летие справлял на пике Корженевской. 51-летие – на стене пика Советской Украины. Нас там накрыла свирепая непогода, деваться некуда. И вдруг Моногаров вспоминает: «Братцы, у меня же сегодня день рождения!». 60-летие, 70-летие, 80-летие и последующие даты Владимир Дмитриевич традиционно встречает на вершинах Эльбруса. Вот что такое здоровый, активный образ жизни! В 2011-м с Эльбрусом не сложилось – в Баксанском ущелье проходила контртеррористическая операция, район был закрыт. Моногаров решил сходить на Казбек, но некстати поймал какой-то вирус. Еще раньше в один из юбилеев мечтал взойти на Эверест. Думаю, и взошел бы, но не нашлось спонсора. Он не сомневается, что и в девяносто сможет подняться на обе вершины Эльбруса. Это уверенность профессионала: Владимир Дмитриевич – доктор биологических наук, профессор – уникальный специалист в области физиологии высоких нагрузок. У Моногарова громадный опыт работы со сборными командами СССР по велоспорту, плаванию, легкой атлетике. Созданная им в Киевском институте физкультуры (сейчас Национальный университет физической культуры) проблемная лаборатория высоких нагрузок целенаправленно работала со сборными страны. Сейчас лаборатория выросла в научно-исследовательский институт. Накоплены фундаментальные разработки по методикам тренировки, восстановления, питания спортсменов – плод исследований возглавляемой Моногаровым Комплексной научной группы по подготовке к Олимпийским играм. Подшефные Моногарова без медалей возвращались редко. У нас вошло в традицию после очередной Олимпиады не без ехидства интересоваться у профессора, успешно ли на данном этапе работает спортивная наука. Владимир Дмитриевич нам в тон отшучивался: медали есть – значит успешно, остались без наград – гнать подальше ученых умников.
Моногаров, юный душой человек, всегда с молодежью – и в институте, и в командах,
и в альплагерях. У него ярко выраженная потребность передавать, делиться опытом. Это проявилось и в том, как щедро он делился всем, что знал, со мной, Мишей Туркевичем. Мы к нему относились как спортсмены к тренеру – существовала определенная дистанция. Но при этом и глубокое уважение, и понимание: иметь такого старшего товарища – редкая удача. Альпинисты старшего поколения, ровесники Владимира Дмитриевича, относились к Моногарову по-разному. Не всегда его поступки, высказывания находили понимание. Неординарная личность, не вписывающаяся в обычные рамки, вызывает чаще зависть, чем симпатию. Но даже недоброжелатели признавали: разработки лаборатории Моногарова внесли серьезный вклад в успехи советских олимпийцев. И, кстати, не только советских. Результатами делились, например, с ГДР. Старшее поколение болельщиков помнит, какие достижения демонстрировали на международной арене восточные немцы. Конечно, у них и свои имелись разработки, но не стеснялись и результатами исследований наших ученых пользоваться, в том числе и Моногарова.Конечно, он стремился привнести свои идеи в альпинизм. Еще в первой советской гималайской экспедиции Владимир Дмитриевич предлагал создать Комплексную научную группу. Его предложения как бы принимали, но больше полагались на выводы засекреченных космических специалистов, далеких от альпинизма. Тогда как Моногаров – не только серьезный ученый, он и альпинист высокого класса. Создатель одной из сильнейших в Советском Союзе альпинистских команд. В скольких чемпионатах Союза побеждал, сколько сделал блестящих восхождений! Из них – 18 первовосхождений и первопрохождений (напомню, треть из них – на Ушбу). Много лет возглавлял Федерацию альпинизма Украины. Проблемы подготовки к гималайским экспедициям он представлял и понимал значительно лучше, чем спецы из Института медико-биологических проблем, для которых мы были, главным образом, удобным экспериментальным материалом.
Моногаров старался максимально поставить на службу альпинизму олимпийские наработки. И, кстати, его предложения, реализованные в 1982-м, очень помогли успеху первой советской экспедиции на Эверест. Например, его детище – восстановительный лагерь в лесной зоне. Когда между выходами на гору мы спускались вниз, то за два-три дня восстанавливались физически, психологически так, как никогда бы не восстановились в базовом лагере. К тому же это был не просто отдых на значительно более комфортной высоте, а отдых в движении. Ты сбегаешь вниз, в лесную зону (в сказочной красоты горные джунгли), гуляешь среди ароматов цветущих деревьев, пения птиц и бегущих ручьев, активно восстанавливаешься, хорошо спишь. Потом плавно поднимаешься в базовый лагерь… Вторая советская гималайская экспедиция на Канченджангу идеи Моногарова использовала со значительно большим КПД. Были созданы и эффективно работали Комплексная научная группа, восстановительный центр в зеленой зоне. В экспедиции на Лхоцзе уже все было поставлено на серьезную научную основу. Моногаров с его огромным опытом альпиниста и ученого работал на успех экспедиции с отборов и до финиша. В первых двух гималайских экспедициях временной интервал между отборами и восхождениями был огромный. По два года готовились! Перед Лхоцзе на все про все у нас оставалось 10 месяцев. Работа велась на серьезном олимпийском уровне во многом благодаря Моногарову, его колоссальному опыту. В зеленой зоне Владимир Дмитриевич развернул замечательный «санаторий» – палатку, в которой я перед решающим выходом три ночи провел – бесподобно! Прекрасно восстановился…
Вообще, если брать три гималайские экспедиции, к которым Владимир Дмитриевич имел непосредственное отношение… Тот факт, что эти маршруты до сих пор не пройдены, мне кажется, беспрецедентный. А хоть бы и пройдут их какие-то суперкрутые ребята! Это же будет мировая сенсация! Какая реклама восходителям – спустя 30 лет пройти путем, который когда-то полтора месяца готовили! Но маршруты пока не пройдены. Это говорит не только о реальном месте наших восходителей в мировом альпинизме, но и о правильной подготовке, которая благодаря Моногарову была поставлена на четкие научные рельсы.
Это ж не скалолазание, где успех определяют стрелки секундомера. Дальше шли уже нормально, сменяя друг друга. И я понял – все просто. Сухая стена. Через каждые четыре-пять метров забит и оставлен крюк. Слава уже видел эти крючья и побежал от одного к другому. Мол, смотри, вот это и есть Альпы. Через много лет, в 1991 году мы приехали в Италию после Южной стены Лхоцзе как гости нашей фирмы-спонсора «Самас». Офис и предприятие фирмы находились в Лекко – сердце Доломитовых Альп. С этим городком связаны имена многих прославленных восходителей, в частности Рикардо Кассина. Его маршруты, пройденные еще в тридцатые годы, и сегодня остаются для альпинистов показателем уровня мастерства. Конечно, мы не могли не встретиться. Рикардо было тогда уже за восемьдесят (Кассин умер, перешагнув столетний рубеж, а в девяносто еще ходил в горы). Я рассказал, что мой первый маршрут в зарубежных горах был маршрутом Кассина на пик Бадиль. Он в ответ: «А я прошел этот маршрут через 50 лет после первопрохождения – в семьдесят с чем-то». – «Читал об этом в наших газетах. Я вас поздравляю. Великолепный маршрут!». Рикардо каждому из нас вручил по небольшому рюкзачку «Кассин» – у него была фабрика по производству альпинистского снаряжения. Этот рюкзачок до сих пор жив, исправно служит.
Но возвращаюсь в прекрасное далеко, к нашим со Славой восхождениям в Швейцарии 1972 года, в которых многое для меня было внове. Партнер подсказывал, как ходить «окрюкованные» маршруты. Рассказал о неписаном кодексе чести восходителей. Оказалось, забить больше крючьев, чем первовосходители, считается дурным тоном. Если крюк забит, выбивать его нельзя. Иначе проявишь неуважение к тем, кто прошел здесь до тебя. Сейчас в казавшиеся незыблемыми джентльменские правила западные восходители вносят коррективы. Прошел маршрут, не используя крюк, забитый для создания искусственной точки опоры, – выбей его, пусть и остальные без него обходятся. Мне это не кажется правильным. Хочешь диктовать свои условия – диктуй. Но на своем супер-экстра-маршруте, там и распоряжайся крючьями.