Южное лето (Читать на Севере)
Шрифт:
Оба работают.
Оба обожают друг друга.
Крановщик сидит прямо на механизмах. Кабина сгнила, как зубы у хозяина.
Чем один жуёт, а другой поднимает – неизвестно.
Никогда не видел, чтоб из выхлопной трубы одного из них шёл непрерывный огонь.
Полчаса его друг бегал – тушил траву, ящики, но не глушил.
Одежды на обоих никакой.
Жара. Оба ревут.
Затем оба взяли выходной.
Постояли день.
Первый пришёл, второй завёлся.
Стали нормально работать.
Строят частный отель.
О Викторе Ильченко
Я мог писать о Викторе Ильченко при жизни. Это было бы легко и радостно.
Это могло быть смешно и иронично.
Теперь что писать.
Прошло десять лет.
Я не могу писать о близких.
Близкие близко.
Витя человек уникальный.
Витя великий русский интеллигент.
Это звание даётся смертью.
И неважно, сколько человек тебя знают.
Вот я знаю.
И я это говорю.
Я не могу избавиться от своей паничности, от зависти, от жадности, от сплетничанья, от мелочности, я прислушиваюсь к своему и чужому шёпоту, считаю деньги в чужом кармане, в общем, имею всё, что имею.
В нём этого всего нет.
Что опять вызывает мою зависть.
Вот мы вместе уже 49 лет.
Он пришёл в сером костюмчике и брюках «высокая вода».
Худой, высокий, из Борисоглебска.
Поступил на наш факультет.
Мне все сказали: «Там парень с юмором. Хочет на сцену. Попробуйте».
И мы попробовали.
С тех пор вместе.
В столице много людей.
Много людей искусства.
И много фальши.
В нём её нет.
Вот чёрт! Не могу я о нём писать!
Ну, он мне близок и дорог.
Как писать?
Что вы напишете о маме?
О папе?
Что вы напишете о жене?
Такая, какая есть.
И не трогайте.
Когда умер Володя Высоцкий, у меня от него не осталось ни строчки, ничего…
Ну не будешь же при жизни просить близкого человека: «Ты умрёшь – подпиши!»
Так и будет.
О близких – ни слова.
Что моё, то моё.
И его сердце моё, и одежда.
И письма от меня и ко мне – мои.
С иронией и любовью.
Мой друг Толя бегает вдоль берега. Для здоровья.
Чтоб с ним поговорить, я побежал рядом.
И продержался три вопроса:
– Как живёшь? Как дела?
О здоровье не спрашивал.
И так видно.
Выдержал два своих ответа и сошёл с дистанции.
Вежливость: он открывает дверь в ванную. Там девушка. Она говорит: «Немедленно закройте». Он отвечает: «Сейчас закрою».
Кот Руслан
Кот Руслан очень красив.
Серый, с голубыми глазами.
Нежный, ласковый.
Четыре года жил в трёх семьях одновременно, как родной.
Под тремя именами: Руслан, Стив, Стопарь.
В каждой
имел своё имя, свою постель, свою еду.В одной пил молоко.
В другой не выносил его.
В третьей ел специальную еду для котов-кастратов.
Всюду любили.
Мышей не ловил.
Никто и не требовал.
Считалось, что он лечит.
Он лечил всё.
Во всех трёх семьях!
Пока не застукали.
Две семьи явились в третью.
Но, и застукав, продолжали любить.
Целовали, запирали.
Он вырывался, убегал и лечил, лечил всех своим маленьким телом.
Не только его любили, но и он любил.
Но не мог понять, он же не человек, почему у него должна быть только одна семья.
Если бы люди не старели, был бы запрет на появление новых.
Вы на это пойдёте?
Я на это не пойду.
Буду стареть.
Я от нового хорошего не жду.
Но все ждут…
Пусть появляется.
Мы исчезнем.
Культурный слой должен расти телами и текстами.
От нас останутся весёлые размышления, мобильные телефоны, теракты и Интернет.
Немало.
Нам досталось телевидение, авиация, памперсы и Голливуд.
Тоже неплохо.
Предыдущим – паровозы, телефоны, «Титаник» и Толстой.
Очень неплохо.
Слою от слоя не отставать!
Примите и прощайте.
Прощайте и примите.
Без шума и суеты.
Без речей и завещаний.
Летайте.
Включайте.
Читайте.
Пользуйтесь.
Теперь это ваше.
На Привозе мальчик семи-восьми лет на трёхколёсном велосипеде.
Сзади у велосипеда большая корзина.
Папа малыша закупает продукты по списку и складывает в корзину.
– Ну что, поехали? – спрашивает ребёнок.
– Поехали за картошкой, – отвечает отец.
Я завидую ему и сыну его.
– Алло! Зина дома?
– Нет. Что ей передать?
– То, что вы слышали.
Раньше, когда говорил:
– Я пошёл…
Спрашивали:
– Куда?
Сейчас, когда говоришь:
– Я пошёл…
Тебе говорят:
– Ну, иди!
Жара
Лето 2010-го – воздух тридцать четыре градуса, вода тридцать.
Люди стоят по пояс в воде и беседуют.
Низ комфортен.
Проведёшь рукой – вода.
Присел – встал.
Присел – как бы весь в воде.
Воду видишь, но не чувствуешь.
Встал.
Присел.
На берег ни в коем случае – там мучаются сотни три.
Тысячи стоят и сидят в воде.
Едят.
Одна голова с другой выясняет отношения.
Кто-то ест.
Головы, как арбузы на воде.
– Вы проглотите осу: у вас круассан. Она его тоже любит.
Присели, встали…