Южный Урал, № 12
Шрифт:
«Что верно, — то верно. Не ленивый человек».
И представь себе, действительно несколько товарищей посвятили мне свои выступления.
Поднялся на трибуну секретарь партийной организации Увельской МТС Василий Сергеевич Карташов — он сейчас секретарем Миасского райкома работает — и говорит:
— Хочу еще несколько слов о товарище Соколове сказать. По-моему, не тем человек занимается, чем следовало бы…
Знаешь, Иван Петрович, после этих слов неуютно я себя в президиуме почувствовал. Думаю: вот какая неблагодарность, вот как ценят твой труд, Соколов!
А Карташов продолжает:
— В самом деле, разве это правильно: берется человек сам за все дела, норовит со всякой пустяковиной самолично справиться. А аппарат райкома действует без напряжения, люди помалу
Ну, и пошло. За увельцами товарищи из Катаевской МТС, рядовые коммунисты, за меня принялись: подменяет секретарь партийных руководителей на местах, работникам райкома руки связывает. Вот, скажем, заведующий сельхозотделом товарищ Олешко мало бывает в колхозах, больше сводками занимается. Кто виноват? Соколов виноват. А ведь Олешко агроном великолепнейший!
Надо сказать тебе, Иван Петрович, что не сразу справился я с горьким чувством своим. Но справился. В самом деле, когда других критиковали — правду говорили. Почему же обо мне будут неверно говорить? Да и без этого чувствовал: хоть и добрые намерения мной руководили, только от них, от этих благих намерений, не выиграло дело.
Выступил с заключительным словом, сказал:
— За критику спасибо, товарищи. Придется учиться руководить, еще не умею я этого делать.
С этой конференции очень подружились мы с Карташовым, и с Олешко — он сейчас секретарь Сосновского райкома партии. Много раз собирались вместе, советовались, старались так организовать партийную работу, чтобы у каждого коммуниста было дело — по силе его, по вкусу, по склонностям.
Вот, скажем, до того времени член бюро райкома Иван Матвеевич Рутковский партийными делами занимался от случая к случаю. А ведь — директор крупного совхоза, коммунист с немалым опытом, и жизненным и партийным.
После конференции решил он поправиться, да и мы его подталкивать стали. Начал Иван Матвеевич партийными делами в соседних колхозах интересоваться. И вот видим мы: член бюро райкома Рутковский то в колхозе «Восход» секретарю партийной организации план составлять помогает, то в колхозе «Путь к коммунизму» доклад на партийном собрании делает.
Да и в самом совхозе дела получше пошли, выбилось хозяйство из ряда отстающих и помаленьку добрую славу завоевало.
Помолчали. Потом Соколов еще сказал, не то Прекрасному, не то себе:
— Может, не всегда острая критика приятная штука, но всегда полезная. А это главное.
Покурили. Потом Николай Федорович сказал:
— Ты должен понять: нет авторитета — нет руководителя. А у тебя нет авторитета. Не тот у тебя с людьми тон, Иван Петрович, какой нужен. Спору нет, иногда и строгость полезна, но и доброе слово немало значит. А чтоб знать, как с человеком разговаривать, самого человека надо хорошо знать. А ты не знаешь. Ну, вот я тебе самые простые вопросы задам, не ответишь ты мне на них.
Ну, скажи хотя бы, знаешь ты имя, отчество бригадира Титова? Молчишь? А сколько орденов у Кочеткова и за что они? Видишь, тоже не знаешь. Какой же ты руководитель? Палка-погонялка ты, вот ты кто, Иван Петрович!
Бывает же такое в жизни: ругают человека, а у него на душе светлеет! А что ж тут удивительного: ругают плохое в человеке, чтобы у него одно хорошее осталось.
— Спасибо тебе, Николай Федорович, за мораль твою! Давай учиться.
Через неделю собрал директор совещание бригадиров и механиков. Встал за председательским столом, посмотрел весело на секретаря райкома и сказал:
— Весна, вот она, товарищи, лед топит. Трактора не готовы. Инвентарь кое-какой еще по полям валяется. Как сеять будем? Давайте посоветуемся.
Сначала все молчали, одну папироску от другой прижигали: небывалое дело — директор с людьми советоваться решил.
Потом встал бригадир Василий Михайлович Белоусов, начал:
— Что посоветоваться с народом решили, это верно. Люди у нас скромные,
но уважение, Иван Петрович, никому не мешает. Это у меня — вроде как вступление. А теперь о деле. Первое: всех трактористов собрать, не только бригадиров и механиков. С ними, с трактористами, посоветоваться. Худо не будет. А что до меня касается, я так думаю. Прежде всего порушить односменную работу на ремонте. Нужны две смены. Понимаю, дело в кузнецов упрется. Мало у нас их. Мало да найдутся. Давайте в своем хозяйстве покопаемся, может, и сыщем. У меня в бригаде, скажем, пару-другую подходящих людей выделить можно — Бабкина, например, Савельева Ивана Васильевича. Чем не кузнецы?Это первое. А второе — поговорить надо со старыми трактористами и комбайнерами, теми, что с войны вернулись да пока еще баклуши бьют. Подсказать следует — трудно нам без них, пусть помощь окажут. Вот, к примеру, лейтенант товарищ Чунихин? Отличнейший комбайнер, пусть пособит на ремонте. Вот это мои советы.
Притушил папиросу бригадир трактористов Николай Павлович Кочетков, поднялся:
— За нас дядя сеять не будет. Это понимаем. Что трактористов касается, можете быть в надежде: ни дня, ни ночи не пожалеем. Но и вам бы, товарищ директор, не худо о многом подумать. И первое — о людях. Вот, скажем, такой пример: у вас своя казенная машина. Это очень правильно. Государство понимает — нельзя директору такого громадного хозяйства без машины. О вас подумали, а вы о нас — нет. Судите сами: где живут трактористы? Большинство в селах, а до них, до сел, от МТС — многие километры. Ну, ладно, нам не привыкать ходить, да ведь беда в другом — опоздал на десяток минут и под суд. Вы недавно, Иван Петрович, отдали под суд тракториста Слепых. А ведь как дело выглядело? Не был человек дома, в деревне, три недели, вырвался кое-как. Что бы вам, товарищ директор, вашего же работника до дома на машине довезти? А вы не догадались. Пошел он, Слепых, по степи пешком и обратно, в МТС, тоже пешком. А погода метельная, идти не близко — опоздал. Судьи тоже лениво к делу подошли: опоздал? Получай три месяца принудработ.
А не подумал уважаемый Иван Петрович, что не Слепых это судили, а его, директора. За то судили, что о людях не беспокоится, а заботит его гектар пахоты да график ремонта. А это все: и гектар и график, — от человека, от того, хорошо ему или плохо, светло иль темно на душе у него. Короче говоря, о транспорте для нас позаботиться надо. Вот что я имел сказать.
Потихоньку косится Соколов на Прекрасного: терпи, директор! А у директора по лицу — красные пятна, бровь дергается.
«Ничего, Иван Петрович, у человека всегда к кризису болезни высокая температура бывает».
Кончилось совещание. Иван Петрович спрашивает секретаря:
— Ну, что скажешь, Николай Федорович?
— Ничего. Подумай. Кое-какие дельные слова были.
Распрощался секретарь райкома с директором МТС, приехал в колхоз «Путь к коммунизму», с коммунистами и комсомольцами овощной бригады поговорить — новое дело начинают. Ехать-то едет, а мыслями все еще в МТС. Трудновато Прекрасному! Ох, трудновато. Ну, ничего, главное на верный путь человек встал. Теперь только сбиться ему с дороги не дать.
Дня через три на собрании партийного актива в райкоме Николай Федорович будто бы случайно спросил Ивана Петровича:
— Ну, как дела твои двигаются, директор?
Понял Прекрасный, о каких делах его спрашивают, ответил:
— Знаешь, Николай Федорович, я тебе потом отвечу. Мне еще подумать надо.
— Ладно, подумай.
Десятки срочных и важных дел у секретаря райкома: огромны поля района, немала промышленность. Сотни коммунистов, тысячи людей работают здесь. А разве неизвестно, что когда у кого-нибудь из людей встречается большая трудность и не может непосредственный начальник помочь или решает вопрос неправильно, идет такой человек в райком партии и норовит попасть к первому секретарю. И не простят, конечно, люди такому руководителю, если окажется он несведущим в их вопросе, если не сумеет быстро и верно решить проблему (конечно, проблема! А как же — с пустяком к секретарю не пойдут!).