Южный Урал, № 1

— Зачервивел твой козёл? — с досадой пожаловалась бабушка: — На ходу зачервивел. Под кожей воя сколько угрей-то наковыряли, не приведи господь!

— Недаром и кобился! — вразумительно сказал дед.

— Да это твой козёл кобился! — перебил его я. — Мой-то вожак на водопой стадо вёл!

— А ты, годи, не суйся, когда старший гуторит! Умнее старого казака думаешь быть! Ишь ты, охотник!

В голосе старика мне послышалась насмешка, от которой у меня на глазах навернулись слёзы. Заметя их, бабушка, осадила старика.

— Ну, не кричи больно, не поучай! Хорош учитель, коли ученик козла застрелил, а сам ни в какую!

Дед смолк, проглотил слюну.

Невелико богатство перепало от охоты. Шкура сайгака оказалась испорченной червями и на доху никто её не хотел купить. Мясо пригодилось самим. Только лирообразные рога Дубонов купил за четвертак, да и то с оговоркой:

— Куда они! Я и беру их только для красы, пусть дочка полотенце на них вешает. Ведь на выданьи!

Мясо сайгака я не мог есть: мне всё время представлялся бегущий на водопой красавец-козёл. Кусок не шёл в горло.

— Дедушко, — спросил я. — Сайгака-то убили, а польза малая! Для чего тогда и кружили столько по степи, да ты полз!

— Милый ты мой, как повелось и старые люди бают: охота пуще неволи! — ответил он мне.

8. ВАРВАРКА

Варварка выросла в семье верхне-уральского вдового казака Подгорного. Все станичники любили её за необычайную красоту, за независимый характер и за её неутомимость в работе. Высокая, стройная певунья-казачка привлекала к себе всех своим приятным свежим лицом, тёмноголубыми глазами под густыми дугами бровей и весёлым нравом. Немало молодых станичников вздыхали по красивой казачке, но Варварушка ни на кого не обращала внимания. Ко всем она относилась ровно и ласково. Сильно дорожила она своей волей. Но как ни отказывалась она от общей девичьей участи, ей пришлось покориться отцовской указке и выйти замуж. Однако, своим мужем она выбрала ничем непримечательного смирного и скромного магнитогорского казака Степанку. Может этот выбор Варварушкой был сделан с целью сохранить свою относительную свободу и после выхода в замужество. Степанко во всём покорялся жёнке. Но вместе с мужем Варварке не долго пришлось прожить, его вскоре забрали на действительную службу и осталась молодая казачка одна. С переездом в Магнитную она ещё больше расцвела, стала пышнее, движения округлились, и глаза приобрели привлекательную задумчивость.

Мы проходили с Митяшкой по станице и он, захлебываясь от восторга, говорил мне:

— Она самая красивая казачка на свете, самая добрая!

Я вполне согласился с ним и добавил:

— Она самая умная!

Мы брели под жарким полдневным солнцем, станичная улица будто вымерла, было пустынно и многие ставни закрыты. И только в доме священника из распахнутых окон доносилось пение. Мы поравнялись с церковным домом и вдруг Митяшка крепко схватил меня за руку.

— Смотри, что робится!

Под широким раскрытым окном сидели двое: закинув вызывающе голову и сладко жмуря глаза, на гитаре играл Кирик Леонидович, а рядом с ним, кокетливо жеманясь, надрывно пела цыганский романс круглолицая румяная поповна Любушка. Томным голосом она напевала учителю:

Очи чёрные, очи жгучие, Как люблю я вас, Как боюсь я вас! Знать в недобрый час, Я увидел вас!..

— Ах, анчутка! — вскричал возбуждённо Митяшка: — Гляди, как надрывается лупоглазая!

Пылая гневом, он не в силах был оторвать от окна потемневшего взгляда.

— А что, если камнем запустить! Небось не так зароет, ведьмачка!

— Да ты сдурел! — схватил я его за руку: — Ну, что из того, что поют?

— Так она ж, окаянная красуля, ловит жениха себе! А Варварушка тогда при чём?

Он поближе подошёл к окну и вызывающе выкрикнул:

— Здравствуйте, Кирик Леонидович!

Перебирая струны, учитель взглянул за окно и равнодушно обронил:

— А это ты!

Но Митяшка не отступил. Ревниво и зло поглядывая на поповну, он сказал:

— Привет вам, Кирик Леонидович, от Варварушки! Она просит вас сейчас зайти по важному делу!

Поповна сделала капризное движение круглым плечом, надула губы.

— Вот видите, ваша симпатия зовёт вас! — жеманясь и злясь, оказала она учителю.

— Пустое вы говорите, Любушка, — ответил учитель, закручивая свои тёмные усы.

— Нет! Нет! — сердито затопала она ножкой: — Идите, идите! Вас ждут!

Но Кирик Леонидович не двигался с места, а Митяшка не сводил с него мстительных глаз.

— Ну, чего ты! Пошёл! — крикнул на него учитель.

— Хорошо, коли так! Погоди ж, я тебе напомню это! — сжал кулак казачонок и отошёл от окна. — Пошли! — сказал он.

Я догадался, что думает предпринять наш дружок, и чтобы не огорчать Варварушку, сказал ему:

— Ты смотри, молчи! Ничего ей не говори!

— Ишь ты! Как бы не так! Он подсыпается к поповне, а я молчи, ну нет! — свистнул Митяшка и, сорвавшись с места, помчал вдоль улицы к своему куреню. Он ворвался во двор в ту минуту, когда Варварушка спускалась с крылечка.

— Варварка, гляди, что робится! Кирик Леонидович романцы с поповной распевает! — вбежав, закричал он.

С румяного сияющего лица Варварушки мгновенно сошла краска. Она обмякла и опустилась на ступеньку крылечка.

— Ох, моё горюшко! — простонала она.

В глазах казачки заблестели слёзы, они набухли и жаркими каплями покатились по бледному лицу.

— Ох, ты моё горюшко! — сквозь слёзы повторяла она: — Будто чуяло моё сердце. Может ты обмишурился, Митяшка?

Казачонку стало жалко свою приёмную мать, он понял свой промах и потупил глаза.

— Может и поблазнило мне, но будто его голос чуял! — нерешительно отозвался Митяшка. — Может Иванушко лучше видел! — указал он на меня.

Варварушка подняла на меня заплаканные глаза.

— Я ничего не видел! — солгал я, очень расстроенный глубокими переживаниями молодой женщины.

— Ну, ничего, ничего! — прошептала она, вытирая слёзы. — Не глядите так на меня, это я по дурости…

Она поднялась и расслабленной походкой ушла в горницу.

— Видишь, что ты наделал! — набросился я на дружка.

Митяшка почесал за ухом.

— Ошибся малость! — сознался он. — Но того хворобу-изменщика, из ружья стрелял-бы!

Убитые горем мы оба вышли на реку и долго бродили, думая как помочь Варварушке в беде…

Вечером я забрался на «кошачью горку»; деда не было, я прикрылся его старым полушубком и долго с тоской смотрел на оконце. За ним сиял зеленоватый лунный свет. Бабка возилась у печки. В эту тихую пору дверь скрипнула и в горницу неслышно вошла Варварка.

— Ты что так припозднилась? — тихо спросила её бабушка.