За 30 милль... на Север

У Грешника засосало под ложечкой. Чувство дежавю выбралось из подкорки наружу. Три года назад под Припятью его точно так же провожал мутант – маленький волчонок с вытекшим от пули глазом. Только покалеченный подросток концентрировал на нём ярость за убитых сородичей. Этот слепой доходяга вышел к нёму, чтобы сдохнуть.

Наёмник подошёл вплотную к псине. Сильное чувство вины ударило ему в голову, отчего к горлу стремительно подскочил тяжёлый комок. Он зло бросил оружие на землю, и склонился над дворнягой.

– Ты задолбал меня. Ну, чего ждёшь, сожри меня, – заговорил он, – вцепись мне в шею зубами, выпусти кровь, но не мучай!!! Я сам знаю, кто я!

Псина не повела и ухом.

Она всё поняла. Ментально он почувствовал эту собачью мысль, что сочилась из слепых глаз скупыми кровавыми слезами. Или в нём заговорил алкоголь?

Привычный мир из серых облаков и вечного хмурого неба дрогнул перед ним. Картинка задрожала, превращаясь в кисель из воспоминаний.

Грешник грохнулся на колени перед искалеченной Зоной дворнягой. Он беззвучно закричал, захрипел, глядя на пса-калеку. Серый закат окрасился в красные тона, а на заскорузлых ладонях проступила кровь. Он падал в бездонную пропасть горьких воспоминаний, что били, стегали хлёсткими ударами наотмашь. Плечи его содрогались от конвульсий, и наёмник не мог остановить нескончаемую лавину негативной энергии. Она разрывала его на части, выворачивала наизнанку, возвращая забытое прошлое.

Мать… Родной человек сгорел заживо в доме, прикованной к инвалидному креслу. В пьяном угаре он забыл отключить чайник на газовой конфорке и ушёл к друзьям. Вернулся, когда зарево погребального костра вырывалось с шумом через окна, протягивая ему горячие протуберанцы смерти. Она и сейчас приходит к нему во снах. Жуткая, обгоревшая женщина, с оплавленными волосами и жёлтыми зубами. В чёрной хламиде она выглядывала в окно, и кричала от боли в объятиях синего пламени. Напрасно он тогда не шагнул вслед за ею.

Вот он, повзрослевший, помог незнакомой старухе, глухой и очень древней, которая жила в одиночестве и нищете. Она пыталась напоить его чаем, но Грех сбежал прочь, так и не поговорив с престарелой женщиной. Странно, но она до сей поры приходила во сне тенью, замотанной в белый саван. Она стояла в коридоре с исписанными стенами и молчала.

Дети. Много детей разных возрастов. Оторванные конечности, размазанная грязь на лицах, ошалевшие от страха и непонимания детские личики. Запах гари и смерти навис над районом, где прогремел теракт. Десятки трупов, погребённых под завалами школы. Такие вещи тяжело забываются. Он почти забыл, но сегодня ужасы чужой войны всплывали перед глазами, вынуждая сердечную мышцу с удвоенной силой качать кровь. Трупы бородачей, сгоревшие танки, тысячи гильз под ногами. Отрезанные головы белых людей, нанизанные на пики заборов. Это не мимолётное видение. Его персональный ад, сотканный из потрясений.

Соломон…

Он появился всего раз, когда после пьяного дебоша умирал от похмелья в сарайчике на Границе. Перекошенное лицо былого товарища выражало умиротворённость и отстранённость. Таким его видел в тоннеле в последний раз, когда наткнулся на свежего зомби с грустными глазами. Грешник виноват, что Соломон стал таким. Наёмник бросил раненого друга перед надвигающейся Вспышкой в твёрдой уверенности, что тот дойдёт до укрытия. Сталкер настоял на этом решении. Соломон остался. Он хотел спокойно умереть, наблюдая кровавые зайчики высоко в небе. Но Зона не позволила раненому скончаться. Катарсис выжег мозги упрямцу. А Сол вынул из него душу. Там, в заброшенной кишке депо, найм едва не двинулся умом, увидев плывущее по бетону тело боевого друга. Соломон звал его по имени, проглатывая гласные буквы, ругался, тянул руки. «Грыш. Рышн. Грых. Шнык». Более тяжёлого зрелища он не видел. Он едва не зарыдал, когда в тоннеле разнёс голову восставшему мертвецу, и затем выкопал глубокую могилу, чтобы Сол нашёл упокоение хотя бы в земле. Дважды убитый Сол. «Прости, дружище! Я виноват, что так случилось».

И никто больше…

Заплакать он не смог. Высушенные глазные яблоки лишь щурились от напряжения. Люди его склада не плачут, они напиваются в попытках заглушить стыд и раскаяние за проступки. Наёмник швырнул горсть песка в сторону от досады, с укором погладил издыхающего пса. Он любил собак. Верные спутники рода человеческого никогда не предадут, не откажутся от дружбы и собачьей любви к хозяину. А этот слепой паршивец напомнил ему себя. Одинокий хищник со сломанными зубами, но не сломанной волей.

Пёс всё так же покорно лежал, вытянув лапы. Грешник, успокоившись, сел на корточки рядом с четвероногим хищником. Затем вынул из вещмешка кусок колбасы и бросил ему под нос. Слепыш взял угощение. Он приветливо шевельнул обрубком-хвостом. С трудом удерживая лапами съестное, мутант принялся медленно пожирать колбасу, ломая и выплёвывая старые прогнившие из-за радиации зубы. Бывший лейтенант Синдиката сидел рядом с псом, смотря вдаль и думая о чём-то своём.

Слепая псина поднялась на ноги. От ветра худосочное тело с виднеющимися рёбрами под тонкой кожей раскачивалось, как тростинка. Он выпрямил пасть, втянул в себя прохладный воздух свободы, смешанный с запахом присутствующего человека. Ещё недавно он представлял для него смертельную угрозу. Но не сейчас. Зверь сделал шаг к нему навстречу, второй. Его пасть уткнулась в бедро человека. Пёс ляг, положил голову на колено Грешнику. Наёмник вытащил сигарету и недопитую бутылку рому.

Вдвоём, как закадычные друзья, они сидели на песке. Грешник гладил пса по голове, и изредка прикладывался к подарку Сильвера, глядя на близлежащий лесок. Где-то среди деревьев и аномалий бродили призраки из прошлого. Через двадцать минут слепая собака испустила дух. Пьяный Грешник с грустью оттолкнул затихшего навеки мутанта и вытащил притороченную к РД-эшке сапёрную лопатку. Он закурил вторую сигарету, и принялся копать влажный тяжёлый песок.

Наемник посидел немного у свеженасыпанного холмика, после чего, покачиваясь, медленно побрел к бару. В руках у него поблёскивала бутылка с недопитым ромом.

2.

Пройдя лесок, Грешник увидел перед собой человека. Тип вышел заранее к нему навстречу. Он не думал прятаться, ждал, когда наёмник подойдёт поближе, положив руки на «калашников» сотой серии. Грешник сразу определил в путнике военного. Причёска полубокс, выправка, даже движения выдавали в нём бывалого солдата.

– Не рановато ли? – проговорил военсталкер, показывая на бутылку указательным пальцем.

Грешник допил ром и швырнул пустую тару под ноги напротив стоящему человеку.

– Стресс снимаю. Думал, в одиночестве побыть, а тут люди! И по какому вопросу ты и твой дружок-недотёпа с ружьём в кустах перегородили мне дорогу к бару, куда я собственно и иду?

Лицо военного вспыхнуло. Он сделал знак, и из кустов вылез одетый точно в такую же униформу, как и у собрата, человек. С небольшим отличием. Его компаньон держал дробовик. Ствол оружия направил в ноги Грешника.

– Пассажира ищу, – в руках у человека показался снимок. Грех равнодушно мазнул по нему взглядом. – Видел такого?

– Помогать тебе я не стану. Всегда так гостей встречаете? Один в кустах, второй на побегушках. Можно заболеть, прячась в зарослях.

– Макрон, опусти ствол, – приказал приятелю военный. – Это не он! Короче, boy, без обид, работа такая! – обратился уже к Грешнику миролюбиво собрат Макрона.

– Я не обижаюсь. Только учти, если я вас ещё увижу, то сломаю каждому по указательному пальцу. Я сволочь злопамятная, и не люблю, когда стволом тычут в спину. А теперь извольте откланяться! – сказал наёмник и продолжил свой путь, оставив позади себя двух незадачливых искателей приключений.