За чертой

– Убийцы преступают черту, мистер Мэлсид, Англия всегда проводила черту запретов и отчуждения на захваченных землях. В Ирландии это началось в 1395 ^году [23]

– Дорогая, - сказала я.
– То, что здесь случилось, не дает никаких оснований называть людей убийцами, преступившими какую-то там черту. На твоих глазах произошел несчастный случай, и вполне естественно, что на тебя это ужасно подействовало. Ты только что разговаривала с этим человеком, сидя у магнолий, и вдруг такое потрясение - ты видишь, как он поскользнулся...

23

В 1395 году Ричард II предпринял военный поход с целью покорения Ирландии; в результате на верность ему присягнуло около 80 ирландских вождей и их союзников, и было закреплено разделение страны на две части - "мирные" территории, или Пейл, и непокоренную Ирландию, которая по Килкеннийскому статусу 1366 г. выразительно именовалась территорией "ирландцев-врагов".

– Он не поскользнулся!
– вдруг закричала Синтия.
– Господи, он же не поскользнулся!

Стрейф закрыл глаза. В гостиной все уже давно затихли, открыто прислушиваясь к нашему разговору. В дверях стоял Артур и тоже слушал. Китти ждала, когда можно будет убрать с нашего стола, но не решалась подойти.

– Я вынужден просить вас, майор, увести миссис Стрейф в ее комнату, сказал мистер Мэлсид.
– Должен заявить, что мы не потерпим беспорядка в Гленкорн-Лодже.

Стрейф попытался взять Синтию за руку, но она не обратила на него внимания.

– Ирландская шутка, - сказала она и пристально посмотрела на Мэлсидов, ее взгляд изучающе скользил по их лицам. Так же пристально она посмотрела на Декко и Стрейфа, а потом на меня и как бы между прочим продолжала: Ирландская шутка, неприличный анекдот. Ну конечно же, все это неправда. И как нелепо - зачем он вернулся сюда, зачем бродил по берегу моря и в лесу, пытаясь понять, где корни ненависти, обуявшей его любимую.

– Это становится оскорбительным, - возмутился мистер Мэлсид, и на какое-то мгновение спокойствие покинуло его. Его лицо снова стало мертвенно-серым, как днем, и я поняла, что он взбешен.
– Вы пытаетесь обвинить нас в том, к чему мы не имеем никакого отношения.

– Вот здесь, на пороге вашего дома, они строили планы, мечтали, что откроют кондитерскую, будут продавать шоколад, разноцветный крем, ореховые ириски, конфеты.

– Ради бога, возьми себя в руки, - услышала я шепот Стрейфа; миссис Мэлсид пыталась улыбаться.

– Идемте же, миссис Стрейф, - сказала она, шагнув к ней.
– Пожалуйста, дорогая, ради нас. Китти нужно убрать со стола. Китти!
– позвала она, стараясь покончить с этой сценой.

Подошла Китти и стала собирать на поднос чашки и блюдца. Встревоженные Мэлсиды не торопились отойти от нашего столика. Никто не удивился, когда Синтия снова заговорила, теперь она прицепилась к Китти с дурацким вопросом, что та о нас думает.

– Прошу вас, милая, - сказала миссис Мэлсид.
– Китти занята, не надо ее отвлекать.

– Прекрати сию минуту, - потребовал Стрейф.

– Китти, ты четырнадцать лет подаешь нам еду, убираешь за нами чашки после чая. Четырнадцать лет мы играем в бридж и гуляем по парку. Объезжаем окрестности, покупаем твид и, как те дети, плаваем в море.

– Прекрати, - повторил Стрейф, немного повысив голос. Растерявшись, Китти покраснела и стала быстро собирать посуду на поднос. Мне почему-то подумалось, что развязка близка, и я сделала знак Стрейфу, чтобы он сохранял самообладание, но тут Синтия понесла что-то несусветное:

– В Суррее, чтобы убить время, мы подстригаем изгороди. Вечерами играем в бридж, а в девять часов пьем кофе с соломкой или пирожными. Закончив игру, собираем карты, листочки с записями взяток и заточенные карандаши, смотрим последний выпуск новостей по телевизору. В Арме беспорядки, сообщают нам, одному солдату оторвало голову, другой сошел с ума. Мы вспоминаем наш чудесный Гленс в Антриме, поездки по побережью; мы верим, что ничто не нарушит царящий здесь покой. Мы знаем, что мистер Мэлсид работает не покладая рук, ведь на нем такое большое хозяйство, как Гленкорн-Лодж, а миссис Мэлсид рисует цветы на табличках для новой пристройки.

– Да заткнись ты, ради всего святого!
– вдруг заорал Стрейф. Я видела, он старался сдержаться, но это было выше его сил. Мерзкая кривляка, кричал он, расселась тут и несет вздор. Но я думаю, она его не слышала.

– Мы смотрим на ваш остров сквозь радужную пелену, и мы любим вас и ваш остров, Китти. Нам нравится ваше яркое историческое прошлое, нравятся ваши графы и герои. И все же некогда мы благоразумно провели здесь черту - так закладывают сад, прелестный, как на картинке.

Я чувствовала, что Стрейфу стыдно за свою несдержанность. Он бормотал извинения, но Синтия, не оценив его доброты, продолжала свое:

– За чертой этой нечто смутное, запретное, и пусть оно остается где-то там, далеко-далеко, крохотным пятнышком на горизонте, думать о нем слишком страшно. Как можно нас винить в том, что мы не видим связь времен, Китти, связь настоящего с вашим прошлым, с битвами и законами? Ведь мы из Суррея, откуда нам все это знать? Но видишь ли, я наивно думала, что по крайней мере можно попытаться понять трагедию двух детей. Он так и не узнал, что ожесточило ее, наверное, это вообще нельзя узнать: зло непостижимым образом порождает новое зло. Вот какую историю рассказал мне рыжеволосый незнакомец, историю, которую вы все не хотите слушать.

Бедный Стрейф все пытался отвлечь Синтию, все умолял простить его.

– Миссис Стрейф, - начал было мистер Мэлсид, но Синтия оборвала его и, к моему ужасу, вдруг резко повернулась ко мне.

– Эта женщина - любовница моего мужа, - сказала она, - хотя считается, что я об этом ничего не знаю, Китти.

– Боже мой!
– воскликнул Стрейф.

– У моего мужа извращенные наклонности. Его друг, с которым он учился в школе, так и не излечился, не стал нормальным мужчиной. Я, жалкое создание, закрываю глаза на неверность мужа и безнравственность его любовницы. Мне все время рассказывают о Трайве Мейджере и А. Д. Каули-Стаббсе, а я улыбаюсь, как кукла. Я устала так жить, Китти.

Все подавленно молчали. Стрейф сказал:

– Все это неправда. Ради бога, Синтия, - и вдруг снова сорвался на крик: - Иди к себе и успокойся.

Синтия покачала головой и продолжала говорить, обращаясь к официантке. Да, ей хотелось бы покоя, сказала она.

– Но это невозможно, Китти, силы зла захватили рай земной в Гленкорн-Лодже, как они уже не раз захватывали ваш остров. И те, кто не раз призывал их на вашу землю, делают вид, будто ничего не происходит. Кому какое дело, что дети становятся убийцами?

И снова Стрейф закричал:

– Тощая уродина! Чертова сука!

Он вскочил и бросился стаскивать Синтию со стула. Его загорелое лицо побагровело, глаза сверкали от бешенства, я никогда не видела его таким. "Тощая!" - вопил он, не обращая внимания на то, что кругом люди. Потом закрыл глаза от отчаяния и стыда, мне хотелось подойти к нему, взять его за руку, но я не осмелилась. Я видела, что Мэлсиды не осуждали его, конченые люди, читала я в их глазах. Мне тоже захотелось накричать на Синтию, выколотить из нее дурь, но я не разрешила себе так распускаться. Я почувствовала, как к глазам подступают слезы, и увидела, что у Декко дрожат руки. Он очень ранимый, хотя и носит шутовскую маску, и слова Синтии, что он так и не излечился после школы, глубоко обидели его. И мне тоже не слишком приятно было услышать, что я безнравственна.