За чертой

В последний раз семья Гаррод видела Араса, когда его арестовала Невиан. Вероятно, его появление принесло им чувство некоторого облегчения. Добавка за обедом была определенным выражением симпатии, и Арас воспринимал ее как таковую. Приятно знать, что они все еще рады ему, хотя он и принес очень плохие новости. Дебора и Джеймс просто время от времени улыбались ему, а маленькая Рэйчел, которой уже исполнилось шесть, внимательно его рассматривала.

— Я понимаю, как это ужасно для вас, — сказал Арас. Джош пожал плечами. Казалось, ничто не могло повергнуть его в панику.

— Я испытываю даже некоторое облегчение, потому что этот мир будет изолирован. Я боялся, что люди найдут с'наата, с того момента, как вес'хар впервые засекли «Фетиду».

— Они не могут им завладеть. Высадиться здесь им уже не удастся, но это значит, что они изо всех сил постараются добраться до нас с Шан Чайл.

Джош вообще не упоминал имени Шан, и это вызывало у Араса подозрение. Его раздражало, что колонисты теперь, возможно, ненавидят его исан, хотя он прекрасно знал: плевать она на это хотела.

Арас отломил кусочек хлеба и обмакнул в суп. Обед прошел в молчании. Дом Джоша представлял собой идеальное убежище, высеченное в скале, как жилище вес'хар. Мягкий свет просачивался внутрь сквозь сводчатый потолок, который служил одновременно солнечной панелью. Арасу стало грустно при мысли о том, что этот чудесный дом скоро все покинут и он останется «на съедение» нанитам. Впрочем, колонисты и не собирались оставаться здесь навсегда — они просто хотели переждать трудные времена и вернуться на Землю, когда та готова будет к возрождению.

Внезапно он понял, каким безумием было для них прилететь сюда. Строительные работы потребовали столько труда! Он тоже сыграл свою роль. Тогда он выглядел несколько иначе…

— Вам, наверное, еще труднее оттого, что вы вложили сюда столько сил.

— Все материальное можно восстановить, — ответил Джош. — Мы отстроимся заново.

— Я помогу вам.

— Я бы предпочел, чтобы ты помог разрушить то, что есть, а не строить что-то новое.

— Не понимаю.

— Есть вещи, которые мы можем забрать с собой, и те, которые не можем. Я хочу уничтожить все в церкви, что мы не сможем забрать.

Уделять такое внимание материальным вещам, которые ничего не значат… Арас не высказал этого вслух. Чем больше он обсуждал с людьми их веру, тем меньше понимал их, а сейчас и подавно не время спорить. Вера — единственное, что поможет им пройти через грядущий кошмар, когда они окажутся оторванными от своих корней и вынуждены будут начинать все сначала в незнакомом мире.

— Помню, ты всегда говорил нам держаться подальше от острова Кристофер, — осторожно заметил Джош. Другой остров в цепи, который мог бы стать домом для колонистов. Когда-то он назывался Аужари. Весной его полностью покрывала черная трава, уникальное, произрастающее только там растение. — Это единственное место, где сохранился с'наатат, так?

— Не думал, что ты знаешь.

— Я и не знал. Не был уверен.

Впервые Джош обманул его. Неприятное ощущение. Джош — человек честный, и у Араса не было причин сомневаться в его порядочности, но от этого не становилось легче. Они доедали суп молча.

Остров назвали в честь святого Христофора, одного из этих недобогов, которых они делали из мужчин и женщин. Шесть островов в цепи носили имена святых — Константин, Кэтрин, Черити, Чэд, Клэр, Кристофер. Арас читал про них. Он считал, что остров с'наатата правильнее было бы назвать в честь святой Черити — согласно принятым ею мукам. Святые всегда должны страдать — это еще одна из темных потребностей человечества.

Первые роботы людей высадились именно на Кристофере. Арас и его давно умершие товарищи вес'хар переориентировали миссионерский корабль настолько далеко от этого острова, насколько смогли. Колонисты знали, что такое с'наатат, но не интересовались им, а некоторые — откровенно боялись. Они говорили, что с'наатат — «от лукавого», что бы это ни значило. Они все искали вечной жизни, но она подразумевала не иммунитет ко всем болезням и невозможность умереть от раны, а что-то, именуемое Божьей благодатью. Они его жалели: ему никогда не попасть на небо.

Джош прикрыл глаза — наверное, молился. Люди мысленно и вслух все время обращались к Богу, и Арас никак не мог взять в толк — как божество разбирается с миллиардами их противоречивых потребностей и желаний.

Джош открыл глаза.

— Вы, конечно, сохраните генный банк?

— Чтобы ни случилось, я позабочусь, чтобы с банком ничего не случилось. Не могу сказать, вернутся ли эти виды на Землю, но мы не передадим «Актеону» никаких образцов.

— Вы и вправду снимаете биобарьер?

— Ты знаешь, почему нам приходится это делать.

— Нас действительно могут уничтожить…

— Да.

Джош несколько долгих секунд смотрел ему в глаза. Арас видел в нем черты его предка, Бена. Арас сопереживал им и боялся за них, но не чувствовал ни вины, ни раскаяния. Ему показалось, что Джош наконец-то разглядел в нем его настоящего — не чудо, не стража, посланного им божественным провидением, а инопланетянина с абсолютно иной, чуждой людям моралью.

— Понимаю, — сказал Джош, и Арас знал, что на самом деле — не понимает. Между ними разверзлась пропасть. Она была всегда, раньше — не толще волоска, но теперь превратилась в ущелье, и ущелье это стремительно расширялось…

Арас провел в Константине еще два дня. Посетил школу и прошел много миль по подземным улицам. Растения пускали побеги; крысы, которых Арас когда-то забрал у фармацевта с «Фетиды», дали приплод — дети, в жизни не видевшие живых тварей крупнее насекомых, не смогли разобраться с их полом. Все дышало естественностью и надеждой.

Джеймс, сын Джоша, хорошо ухаживал за Белым и Чернышом. Арас обожал этих зверушек. Он поиграл с ними немного, но они уже не могли похвастаться тем же проворством, что раньше. Крысы быстро стареют. Шан предупредила его, что через год-другой они умрут, что это нормально для крыс и чтобы он не расстраивался.

Все, что на поверхности могло натолкнуть на мысль о существовании подземного поселения — выступающие купола застекленных крыш и аккуратные засеянные участки земли — пахло влажной зеленью.

Арас зашел в церковь Святого Франциска.

РАБОТА НА ПРАВИТЕЛЬСТВО — БОЖИЙ ПРОМЫСЕЛ

Надпись относилась к первым воспоминаниям о колонии. За несколько лет до прибытия людей боты выгравировали ее на камне. Тогда люди еще были гефес, и он сделал так, что они прекратили есть других животных и стали вполне приемлемыми соседями.