Пускай лучше ты не впустишь меня,чем я не открою двери.Пускай лучше ты обманешь меня,чем я тебе не поверю.Пускай лучше я в тебе ошибусь,чем ты ошибешься во мне.Пускай лучше я на дне окажусь,чем ты по моей вине.Пока я жива,пока ты живой,последнего счастья во имя,быть солнцем хочунад твоей головой,землей —под ногами твоими.
«Не опасаюсь впасть в сентиментальность…»
Не опасаюсь впасть в сентиментальность,для нас с тобой такой угрозы нет.Нас
выручает расстояний дальность,число разлук, неумолимость лет.Нам ничего судьба не обещала,но, право, грех ее считать скупой:ведь где-то на разъездах и причалахмы все-таки встречаемся с тобой.И вновь – неисправимые бродяги —соль достаем из пыльного мешка,и делим хлеб, и воду пьем из флягидо первого прощального гудка.И небо, небо синее такое,какое и не снилось никому,течет над нами вечною рекоюв сплетеньях веток, в облачном дыму.
1955 год.
«А может быть, останусь жить…»
А может быть, останусь жить?Как знать, как знать…И буду с радостью дружить?Как знать, как знать?А может быть, мой черный часне так уж плох?Еще в запасе счастья часть,щепотка крох…Еще осталось: ночь, мороз,снегов моряи безнадежное до слез —«Любимая!»И этот свет, на краткий миг,в твоем лице,как будто не лицо, а ликв святом венце.И в три окна, в сугробах, дом —леса кругом,когда февраль, как белый зверь,скребется в дверь…Еще в той лампе фитилектобой зажжен,как желтый жалкий мотылек,трепещет он…Как ночь души моей грозна,что делать с ней?О, честные твои глазакуда честней!О, добрые твои глазаи, словно плеть,слова, когда потом нельзяни спать, ни петь.Чуть-чуть бы счастья наскрести,чтобы суметьсебя спасти, тебя спасти,не умереть!
«Человек живет совсем немного…»
Человек живет совсем немного —несколько десятков лет и зим,каждый шаг отмеривая строгосердцем человеческим своим.Льются реки, плещут волны света,облака похожи на ягнят…Травы, шелестящие от ветра,полчищами поймы полонят.Выбегает из побегов хилыхсильная блестящая листва,плачут и смеются на могилахновые живые существа.Вспыхивают и сгорают маки.Истлевает дочерна трава…В мертвых книгахкрохотные знакисобраны в бессмертные слова.
«Терпеливой буду, стойкой…»
Терпеливой буду, стойкой,молодой, назло судьбе!Буду жить на свете столько,сколько надобно тебе.Что тебе всего дороже,то и стану я дарить.Только ты меня ведь тожедолжен отблагодарить —молодым счастливым взглядомв тихом поле, при луне,тем, что ты со мною рядом —как с собой наедине.Правдой сердца, словом песни,мне родной и дорогой,даже если, даже еслиты отдашь ее другой.
«Нельзя за любовь – любое…»
Нельзя за любовь – любое,нельзя, чтобы то, что всем.За любовь платят любовьюили не платят совсем.Принимают и не смущаются,просто благодарят.Или (и так случается!)спасибо не говорят.Горькое… вековечное…Не буду судьбу корить.Жалею тех, кому нечегоили некомуподарить.
«Знаю я бессильное мученье…»
Знаю
я бессильное мученьенад пустой тетрадкою в тиши,знаю мысли ясное свеченье,звучную наполненность души.Знаю также быта неполадки,повседневной жизни маету,я хожу в продмаги и палатки,суп варю, стираю, пол мету…Все-таки живется высоко мне.Очень я тебя благодарю,что не в тягость мне земные корни,что как праздникпраздную зарю,что утрами с пеньем флейты льетсяв жбан водопроводная вода,рыжий веник светится как солнце,рдеют в печке чудо-города…Длится волшебство не иссякая,повинуются мневетер, дым,пламя, снег и даже сны,пока язаклинаю именем твоим.
«За водой мерцает серебристо…»
За водой мерцает серебристополе в редком и сухом снегу.Спит, чернея, маленькая пристань,ни живой души на берегу.Пересвистываясь с ветром шалым,гнется, гнется мерзлая куга…Белым занимается пожаромпервая осенняя пурга.Засыпает снег луга и нивы,мелкий, как толченая слюда.По каналу движется ленивоплотная, тяжелая вода…Снег летит спокойный, гуще, чаще,он летит уже из крупных сит,он уже пушистый, настоящий,он уже не падает – висит…Вдоль столбов высоковольтной сетия иду, одета в белый мех,самая любимая на свете,самая красивая на свете,самая счастливая из всех!
Звезда
Было, было – ночи зимние,черных сосен купола…Невообразимо-синяя,надо всем звезда плыла.На путях преград не ведая,навсегда себе верна,над обидами, над бедами,над судьбой плыла она.Над холмами, над пригорками,над гудроном в корке льда,над бессонницами горькими,над усталостью труда,опушенная сиянием,в ледяной пустынной мгле,добрым предзнаменованиемутешая душу мне.Не сбылись ее пророчества,но прекрасней, чем тогда,над последним одиночествомсиняя плывет звезда.
Полдень
Я сама себе кажусь девчонкой,ни о чем не думая, живу.Хлеб макаюв банку со сгущенкой,воду пью – и навзничь, на траву.И лежу.И отплываю в небо.В небе тучек перистых косяк.Их березы ловят, ловят в невод,а они не ловятся никак.Ускользают, уплывают тучки.Пахнет сеном.Около вискасеребрится пряжею паучьейдва колючих, сизых колоска.Иногда уже привычный рокот,грохот, рев на части воздух рвет.Колесницею Ильи-пророканебо прорезает самолет.Косокрылый ТУ летит к столице.Встряхнута земля, оглушена.Но минута-две – и устоитсявзбаламученная тишина.Только слаще станет и бездонней,только синь синей над головой…И опять, опять твои ладони,сны, заполоненные тобой.
«Над скалистой серой кручей…»
Над скалистой серой кручейплавал сокол величаво,в чаще ржавой и колючейчто-то сонно верещало.Под румяною рябинойты не звал меня любимой,целовал, в глаза не глядя,прядей спутанных не гладя.Но сказать тебе по чести,я ничуть не огорчалась, —так легко нам было вместе,так волшебно тень качалась,так светло скользили блики,так вода в камнях сверкала…Уж такой ли грех великий,чтобы нам такая кара?День беспечный, быстротечный…Так ли мы виновны были,чтоб друг к другу нас навечноза него приговорили?