За глупость платят дважды

– Хм, знаешь, что странно, герр Шпатц? – Крамм поднял взгляд от газетных страниц, заполненных длинными колонками объявлений. – Очень много объявлений о продаже ткани. В этом разделе гораздо больше объявлений, чем в любом другом. Продают рулонами, отрезами, лоскутами, в каждом объявлении уточняют размеры и цвет. Или покупать готовую одежду здесь тоже считается дрянной привычкой, или это какой-то код для знающих людей.

– На марктплац были магазины одежды, – Шпатц закрыл газету и потянулся за следующей. – Я обратил внимание, потому что подумал, что нам может понадобиться обновить гардероб. У нас было мало времени на сборы, так что я приметил салон «Хеккер и Кош» и подумал, что надо бы в следующий раз туда заглянуть.

– Ты хочешь сказать, что собираешься наведаться в Гольденштир еще раз?! – Крамм потянулся за своим стаканом. – Я надеялся, что одного раза вполне достаточно для знакомства с городской спецификой.

– Я отложу этот разговор до завтра, герр Крамм, – Шпатц подмигнул. – Когда официант принесет нам на завтрак затвердевшую манную запеканку и кофе из луковой шелухи.

– Знаешь, герр Шпатц, сейчас эта шутка звучит довольно смешно, – Крамм сделал еще глоток пива и поставил стакан на стол. – Кстати, здесь неожиданно есть театры. Целый разворот посвящен анонсам спектаклей на разных сценах.

– Значит нам тем более нужна новая одежда, – Шпатц развернул газету и хмыкнул. – Газета называется «Семь добродетелей». Что это еще такое?

Издание было небольшим, всего четыре полосы. Сегодняшний номер был посвящен благоразумию. На первой странице был пространный философский текст о том, что делает человека хорошим или плохим. И в качестве одного из «кирпичей» фундамента «хорошести» редактор предлагал рассматривать благоразумие. В смысле умение извлекать уроки как из своего прошлого, так и из опыта других людей. «Зачем я читаю этот бред?» – подумал Шпатц и перевернул страницу. На развороте было шесть статей, каждая из которых была посвящена одному человеку, который как раз и рассказывал, как проявленное вовремя благоразумие спасло от опасных ошибок в жизни.

– Герр Крамм… – Шпатц замер и присмотрелся внимательнее. – Вот этих двоих я знаю.

Крамм встал с кресла и тоже склонился над разворотом добродетельной газеты.

– Это же Гем Бенингсен! – анвальт ткнул пальцем в круглое лицо с парой лишних подбородков и чуть косящим правым глазом. – Редактор и издатель «Штимме» из Билегебена! А кто второй?

– Отто Вишеринг, – Шпатц ткнул в фотографию улыбающегося седовласого доктора. Правда, он его видел одетым в купальный халат, а здесь на нем был элегантный пиджак в тонкую полоску. Но это был он, вне всяких сомнений!

– Вишеринг… Вишеринг… – Крамм задумчиво почесал подбородок. – Ах да! Знаменитый знаток «стыдных» болезней, родной отец всех мужеложцев и проституток. Хм… А откуда ты его знаешь, герр Шпатц?

– Разве я не рассказывал? – Шпатц удивленно взглянул на Крамма. – Мы познакомились на приеме у Лангермана. В пансионе Унгебунден. После которого герр Фуггер явился ко мне с угрозами, а Флинка пытались завербовать в антивоенный заговор.

– Честно говоря, я считал, что вся эта интеллигентная компания находилась под теплым крылышком твоего дяди Дедрика, – Крамм сел обратно на свое кресло. – Кстати, он больше не выходил с тобой на связь?

– Нет, – Шпатц покачал головой. – Стыдно признаться, но я был бы рад получить известие о его внезапной смерти.

– А остальные лица тебе не знакомы? – Крамм кивнул на лежащую на коленях у Шпатца газету.

– Вроде бы нет, – Шпатц еще раз присмотрелся. Потом взял карандаш и записал оба знакомых имени в тетрадку. Читать скучные тексты сразу стало интереснее. Имена своих героев газета не раскрывала. Доктор Вишеринг анонимно рассказывал со страниц газеты историю о пациенте, который предлагал ему большую сумму денег за сохранение его недуга в тайне. Пациент клятвенно заверял, что никак не мог заразить никого своей болезнью, поскольку вел очень сдержанный образ жизни, а подхватил «стыдную» болезнь в общественной бане. Технически, такое было, конечно, возможно, но доктор все же решил проверить слова пациента, и обнаружил, что во-первых, его супруга, с которой он просил не связываться, уже год как мертва, а во-вторых – он вовсе не тот, за кого себя выдает. Доктор благоразумно подключил к делу полицаев, и когда странный пациент пришел на прием в следующий раз, то его уже ждал детектив, который безуспешно разыскивал этого преступника уже не первый год. Вот так благоразумие помогло раскрыть несколько убийств, а также спасло от позора юную девушку, падчерицу того пациента. Потому что если бы доктор взял деньги и оставил все в тайне, то ее болезнь очень скоро обнаружила бы себя, и…

История Бенингсена была гораздо банальнее – он просто не позволил своей дочери выйти замуж за проходимца, который казался ей дерзким и особенным. С тех пор прошло несколько лет, проходимец угодил в тюрьму за брачные мошенничества, а дочь не устает благодарить своего благоразумного отца, что он удержал ее от фатального шага.

– Не знал, что Беннингсен женат, – Шпатц мельком просмотрел остальные истории и пришел к выводу, что в них нет ничего интересного. – Впрочем, не могу сказать, что я вообще о нем хоть что-то знал.

– Он был женат как минимум трижды, – сказал Крамм, не поднимая глаз от своей газеты. – Дважды овдовел, один раз развелся. И каждая супруга делала его богаче.

– Да? – Шпатц еще раз посмотрел на нервное лицо толстяка. – В таком случае его история про спасенную от брачного афериста дочку довольно иронична.

– Не удивлюсь, если окажется, что издатель этой добродетельной газетенки – наш старый знакомый Алоис Лангерман, – Крамм перелистнул страницу.

– Данных об издателе здесь нет, – Шпатц еще раз внимательно перечитал блок о газете. – Но есть адрес редакции. Надо записать его на всякий случай, – Шпатц отложил газету и подошел к карте на стене. – Штандартенштрассе в самом центре. Похоже, редакция находится в одном из респектабельных небоскребов.

– Поверим твоему чутью и нанесем им визит при случае, – Крамм свернул газету объявлений и отложил ее в сторону.

Изучение газет, книг и карты затянулось до полуночи. В ресторан на ужин решили не спускаться, обойтись пивом с закусками. Зато теперь они знали про Аренберги гораздо больше. Например, что город разделен на пять районов. Два луча морской звезды, «обнимающие» залив, назывались Шиффацхафен. Жилье там было дешевым, из-за постоянного шума от многочисленных портовых сооружений, и имелось целых три марктплаца. Брюшко морской звезды и большая часть северного луча называлась Миттельпункт. Жилья здесь практически не было. Самый центр занимали небоскребы государственных учреждений и деловых контор, а север был отведен под фабричные корпуса и склады. Кусочек северного луча, тот, что за фабриками, официального названия не имел, но между собой местные жители называли его либо Лох, либо Дикихт. Оба этих слова балансировали где-то на грани допустимых в обществе ругательств и означали нечто среднее между «дыра» и «глухомань». Когда-то фабрики и заводы построили там несколько общежитий для своих разнорабочих, а Аренберги-арбейтсхауз сделал это место проживания еще более тоскливым. Восточный луч и южный лучи представляли собой жилые кварталы. Эти районы были между собой очень похожи – невысокие частные дома, уютные улочки и цветущие сады. Однако конкуренция была какая-то совершенно дикая. Жители Шонеркартен (южный луч) злорадно и остервенело смаковали нехорошие события, происходящие в Стиллштадте (восточный луч). И наоборот. Переехать из одного района в другой считалось чем-то совершенно невозможным. Для жителя Стиллштадта было предпочтительнее оказаться среди обитателей Шиффацхафена или даже арендовать койко-место в одном из общежитий Дикихта, чем снять дом на какой-нибудь Лиленштрассе в Шонеркартене. И если вдруг кому-то из приезжих покажется, что это не правило, а какая-то блажь, то нарушив его, он горько пожалеет, потому что делать гадости ему будут жители обоих районов. Гостиница «Грунер-хюгель», в которой поселили Шпатца и Крамма, была на самой границе между портовым Шифацхафеном и деловым Миттельпунктом.

Пассажирская часть порта, в целом, была довольно уютным местом. Набережная была довольно красиво оформлена, стояли скамейки для ожидающих и встречающих, кроны деревьев аккуратно подстрижены в едином стиле, имелись даже относительно чистые общественные туалеты. Чего откровенно не хватало, так это уютных кафе с уличными столиками. Шпатц и Крамм заняли удобное место у парапета, не став претендовать ни на одну из скамеек. Не то, чтобы им хотелось провести несколько часов, стоя на ногах, но ни с одного из сидячих мест нельзя было внимательно рассмотреть людей, которые будут спускаться по трапу.

– Интересно, как можно отличить этих островитян-аборигенов? – от нечего делать Шпатц потянулся еще за одной сигаретой. Курить не хотелось, но так хотя бы было ощущение, что они чем-то заняты, а не просто топчутся на месте, среди гуляющих туда-сюда жителей Аренберги.

– Вроде бы, они похожи на таари, – Крамм перегнулся через парапет и посмотрел на плещущуюся внизу воду. – А вообще мы сюда как раз затем и пришли, чтобы внимательно все рассмотреть.

– Вряд ли их прямо с корабля выпустят гулять, – Шпатц кивнул в сторону группы инспекторов в серой униформы, стоящей рядом с приземистым зданием накопителя. Неподалеку выстроился ряд новеньких ластвагенов.