За голубым сибирским морем

— Кругом тебе не везет, — усмехнулся редактор.

— Ничего. В народе говорят: «После плохого всегда бывает хорошее». Будем надеяться.

Игра продолжалась.

Ряшков молчал. Он стоял у стола, широко расставив ноги, курил. Его большая под машинку стриженная голова плотно сидела на толстой шее. Глаза серые, маленькие, мечущиеся. Он с жадностью затягивался и залпом выдыхал дым, широко раскрывая рот.

Из коридора крикнули:

— Иван Степанович, к телефону.

— Посмотрим, как тебе повезет… — бросил ему вдогонку Голубенко. — Вы что-то мне тут… мат вроде. Ловко. Еще одну?

— Давайте.

Не успели начать новую партию, как пришла Аня.

— К вам можно?

— О-о! Аннушка!.. Знакомьтесь, моя жена, — обратился к Николаю Грибанов.

Голубенко смутился. Встал и как-то неловко пожал Ане руку.

— Помешала? Пора уже домой.

— Да вот мы с Николаем…

— Нет, нет, — перебил его Голубенко, — поздно уж. Завтра… И заторопился.

4

В первом этаже гостиницы — гастроном. Ане вдруг захотелось белой булки и сыра. Но ни того, ни другого уже не было: разобрали. Ведь только недавно были отменены карточки, и когда в магазине появлялись ходовые продукты, то у прилавков вытягивались петлеобразные очереди… и тут же все разбирали.

Павел хмурым вышел из магазина, молча поднимался на свой этаж, поддерживая Аню за локоть. Он шел и опять думал о войне, о гитлеровцах. Как тяжело они поранили страну! Сколько же лет потребуется для того, чтобы восстановить наше хозяйство? И тогда опять можно будет зайти в магазин, купить пышную, подрумяненную булку, сливочного масла, сыру с большими слезками, колбасы или сосисок, таких мягких, аппетитных…

Аня тоже шла молча.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ КОГДА ВСЕ СПЯТ…

1

Первое дежурство!..

«Как бы не пропустить ошибку. Завтра приду в редакцию, на столе — свежая газета. Вот она! Каждая ее строчка мне знакома», — с волнением думал Павел.

Рабочий день кончился, но в комнате были еще Люба и Володя. Их задержал Армянцев. Он вышел на середину комнаты и с напускной серьезностью доложил, что от Шмагина прибыла телеграмма, всем братьям по перу с длинного пути он шлет сердечный привет.

— О, наконец-то! — воскликнула Люба. — Когда же он прибывает?

— Завтра утром.

— Это зав. промышленным отделом? — поинтересовался Павел.

— Да, и к тому же наш партийный бог, — пошутил Армянцев.

— Надо будет его встретить, — сказала Люба. — Но если он не везет нам яблок, тогда…

И, не успев придумать, что тогда, — засмеялась.

2

Грибанов сел за полосу. Это была вторая страница завтрашней газеты.

Заведующие отделами дежурили по очереди, они вместе с редактором вычитывали полосы, готовили их к печати. А с двенадцати часов ночи приходил новый дежурный — «свежая голова», кто-то из литературных сотрудников. Он, как контролер отдела технического контроля, с ротации выпускал газету в свет.

Выходит первая полоса из машины, литсотрудник берет оттиск, бросает на него свежий взгляд: хорошо ли получились заголовки, правильно ли поставлено клише, ведь случалось же, что спортсмен в газете бежал вверх ногами…

Потом сотрудник перечитывает все материалы газеты. Обнаружена смысловая ошибка — переливай весь стереотип, металлическую копию газеты, все начинай сначала; если ошибка грамматическая — сверли стереотип, впаивай другую букву; нет ошибок — пускай машину! Загудит ротация, и пахнущие краской газеты потекут сплошным потоком, налезая одна на другую.

Но прежде всего вот это: вычитывание полос, самое сложное и ответственное.

Грибанов читал напряженно-внимательно, вдумывался в каждую фразу. Удачное слово он быстро пробегал глазами, другое — подправлял, третье — зачеркивал, выводил от него на чистое поле полосы «вожжу» — линию, и там писал новое, более точное.

Но это слово надо найти, а потом еще раз взвесить: на месте ли оно, может быть, его следует заменить другим?

А сколько слов в большой газете!.. Но и медлить нельзя: утром газета должна быть в руках читателя. Сейчас он спокойно спит и не знает, отчего всю ночь в редакции горит свет. Читатель и не задумывается над тем, успеют там, в редакции, или не успеют, трудно или легко делать газету. Он отдыхает! А утром, идя на работу, он завернет к киоску — ему дай газету. Недаром журналисты друг другу частенько говорят: «Не спеши, но поторапливайся!»

И Павел поторапливался. На некоторых строчках его перо потрескивало и брызгало.

— Ну, что у вас? Долговато читаете, — слегка улыбаясь, проронил редактор. — У нас ведь график…

— Есть замечания, — ответил Грибанов. — Вот, например, в первой колонке, третий абзац, смотрите: «Кадры, товарищи, дело нелегкое, сами понимаете». Видимо, нужно сказать: «Подбор и воспитание кадров — дело нелегкое!»

— Ошибки в этом нет, но… можно исправить… — Переписал строчку по-новому. — Еще что?

— В информации о механизаторах вот что написано: «После ремонта трактор прямо-таки заиграл, показывая удивительную скороходность в работе».

— Это — язык деревни. Оставим.

— Но при чем тут «заиграл» и «скороходность»? Это же не гоночный автомобиль.

— Слушайте, вы просто… Человек вы у нас новый… Мы так до утра дебатировать будем, а у нас — график, закон! — Он сложил полосу вчетверо, размашистым почерком набросал «В печать», расписался и подал Грибанову: — Пожалуйста, несите в линотипную.

Грибанов пожал плечами и понес редакторскую полосу в типографию.

3

Павел пришел домой, когда перевалило уже за полночь.

Ему долго еще не спалось. Он думал о завтрашнем дне, о летучке, о том, как воспримут его обзор газеты журналисты. Может быть, вместе со всеми следовало бы встретить Шмагина, но поезд приходит рано — надо поспать…

А в городе такая тишина! Только на станции изредка паровозы перекликаются. Все слышно. Вот это мощный локомотив отдувается после большого пробега: туф-туф, туф-туф! Устал, бедняга.

Да нет, это не паровоз… Это — мощный паровой молот. Ба, так это же завод, ремонтное отделение! У молота орудует кузнец! Он частенько подходил к Павлу, безусому токарю, и, закуривая, говорил: «Ну как, сынок, дела? Идут? Молодец! Расти, расти, да смотри не оступайся. Главное — честным будь во всем. Помни, что самое красивое в человеке — совесть!»

Он, он это, кузнец златоустовского завода. А там кто руками машет? Э… э… Комсомолия! Нет, нет, это слушатели партийной школы. Ну да, — провожают. До свида… — хотел крикнуть и… проснулся.