За гранью

— А теперь, ребята, на вокзал, — сказал Ёжик. Обращаться ко мне следует, как к Арвидасу Альфредовичу Гедеминаскаусу, поскольку сейчас документы у меня именно на такое имя, по крайней мере, до Питера. Балис, что случилось?

— Арвидас, мне нужно выдернуть отсюда семью.

— Балис, может, этим займутся мои люди? Хотя…

— Арвидас, это моя семья, — Гаяускас особенно выделил голосом слово "моя". — Извини.

— Ясно. Сейчас ты все же заскочишь с нами на вокзал, возьмешь билеты на поезд.

— Добро.

— Так даже лучше. С поездами тоже случаются неприятности.

— Добро.

Поймав машину, они быстро добрались до вокзала. К удивлению Балиса, однако, Арвидас повел их не сразу к кассам, а сначала — в зал ожидания, где у колонны со скучающим видом убивал время какой-то молодой человек в спортивной куртке.

— Значит так, Дима. Мы едем сейчас, а наш товарищ — утром. Семья, понимаешь. Короче, проследи, чтобы никто к нему с разными глупыми вопросами не приставал. Рисоваться не надо, вмешивайся только если что-то серьезное.

— Понял.

Скуку с Диминого лица как ветром сдуло.

— Да и еще. Товарищ Жедрюнас — он не из колхоза и не из политотдела. Он сам инженер. Поэтому, очень прошу, давайте друг с другом не играть.

— Хорошо. Жедрюнас, у тебя машина?

— Нет, частника ловить буду.

— Хорошо. Адрес?

Балис назвал улицу и дом. Квартиру называть не стал, Дима на это никак не отреагировал.

— Ладно. На выходе из вокзала притормози, чтобы я раньше в машину сел. А пока я пошел.

Снова напялив скучающую маску на лицо, Дима не спеша потянулся к ближайшему буфету, а они — к билетным кассам. Очередь там оказалась совсем маленькая и через четверть часа Балис стал обладателем заветных квиточков на утренний поезд. За это время он успел пару раз окинуть взглядом вокзал — Димы видно не было. Но, когда, расставшись с «Арвидасом» и Хрусталевым и выйдя из вокзала, он остановился на лестнице, чтобы перешнуровать ботинок, где-то рядом промелькнула знакомая спортивная куртка.

ДОРОГА.

— Я всё-таки не очень понимаю, что в этом такого необычного?

Задачка, однако. Объяснить одиннадцатилетнему мальчишке то, что большинство взрослых-то, далеких от грязной игры, называемой «политика» не понимают. Да и нужно ли объяснять? Нужно. Раз уж начал рассказывать, то придется рассказывать так, чтобы тебя поняли. Тем более, идти было всё тяжелее и тяжелее. А уж если тяжело идти капитану морской пехоты, то мальчишке-то каково? А обстановка, кстати, совершенно не меняется. И что заставляет их подняться еще на один холм: упорство, которое меч сильных или упрямство, которое вывеска дураков… Как говорят врачи — вскрытие покажет…

— Понимаешь, Сереж, патроны всегда маркируются. Немаркированный патрон — преступление. Партия немаркированных патронов — страшное преступление. Партия немаркированных патронов, оказавшаяся в нужное время, в нужном месте у нужных людей — это заговор. Причем, заговор людей, которые имеют очень большие возможности.

Сережка грустно кивнул.

— Ага, про Молдавию тоже рассказывали, что это стихийные народные выступления.

Недетские слова мальчишка произносил с такой легкостью, что было немного страшновато. И стыдно — за то, что Армия, в которой он служил, допустила, что в стране, которую она защищала, появились такие вот Сережки — дети, лишенные детства… Хотя, в чем вина Армии Балис не представлял — на Советский Союз никто не нападал. Но чувство стыда от этого не проходило.

— Стихийные народные выступления, как ты говоришь…

— Не я…, - в голосе мальчишки было столько неподдельной обиды, что Балис поспешил исправиться:

— Как говорят… так вот, такие выступления, конечно, тоже были: всего не организуешь…

— Да я не об этом, я про ваш патрон… Сейчас все говорят, что Союз развалили предатели — а разве это что-то меняет? Ну, показали бы Вы этот патрон — разве это что-то изменит?

Ну что возьмешь с ребенка… Конечно, в двенадцать лет невозможно понять, какая сила — информация, если её правильно использовать. Да и сам-то Балис далеко не сразу во всём разобрался. Нет, что именно он держит в руках, до него дошло быстро, именно поэтому он не стал бы показывать патрон ни Асхадову, ни Клокову, никому, кроме Хрусталева. А вот чем для него может обернуться эта история — не просчитал… Слишком был впечатлен боем? Всё-таки, в эту ночь в него в первый раз за долгие годы стреляли по-настоящему, с желанием убить, а это нагружает даже самую тренированную психику…

ГЛАВА 7. КОНТАКТ.

Над нами чужие светила, Но в сердце свои бережем, Мы называем домом Родину, где не живем.

Р. Киплинг

Вот это дела… Мирон думал, что неспособен чему-то удивляться после своей смерти — но Махмуд его потряс. Джихад, понимаешь, нашел. И муфтий его одобрил. Интересно, а в его нынешнем купечестве что кроется? Решил доказать, что мусульманин в торговле сильнее всех неверных? А что, запросто. Тоже самоутверждение, не хуже прочих.

Мешок оттягивал руку, а Сашка шел сзади. Точнее — плелся, причем с той же скоростью, что и он.

— Мирон Павлинович, Вы пойдете к Маяку?

— Естественно. Прямо сейчас, а поедим потом.

— А идете со мной?

Вот это новость… Что же с ним такое приключилось? Почему это вдруг стало важным?

— Хочешь — с тобой.

— Мирон Павлинович…

Голос у Сашки был напряжен, видно, что сейчас сломается. Что это с юным диверсантом случилось-то?

— Сейчас…

Они уже дошли до своего костра. Мирон сбросил на землю вконец надоевший мешок и повернулся. Сашка воткнул в землю рапиру и смотрел на него с непонятной тоской.

— Ну, что? Давай, выкладывай.

— Я не хочу туда сейчас!

— Я не настаиваю. Что случилось? Рассказывай.

— Я… не хочу, а надо! Давайте утром!

— Не понимаю. Какая разница?

— Я потом расскажу. Мало ли что до утра случится?

— Саша. Хорош выкручиваться, выкладывай.

— Не могу.

— Почему?

— Трудно это!

— Что — это?

— Рассказать. Лучше уж…

— Так. Успокойся.

Мирон сделал два шага вперед и положил ладонь на Сашкину голову.

— Давайте лучше… Пойдем туда.

— Ладно. Ничего не понимаю, но давай.

Они шли в молчании, впрочем, совсем недалеко и недолго. Сашка периодически фыркал — как-то обиженно и непонимающе. Место было неуловимо похоже на то самое, на пустыре у древнего города. Только вместо стерильных камешков — трава. Седоватая, похожая на полынь и пахнущая душицей. И несколько крупных камней на одной прямой. Повинуясь непонятному желанию, Мирон прошел направо, а Саша — налево. Примерно через полминуты стало ясно, что их уже не двое. Кто-то присутствовал здесь еще — невидимый, но явно слышимый.