За крокодилами Севера

Смотрю на часы — увы, время утреннего клева проходит, а я почти ни с чем. Да и в рыбе ли сейчас дело…Над бесконечными рядами прилизанных ветром сугробов-барханов солнце. Да какое замечательное, ясное, близкое! И пусть мороз еще крепко держит в своем ледовитом плену все живое вокруг, пусть вода в лунке еще замерзает почти на глазах, но главное, — вот оно самое первое для меня солнце новой Весны Света.

Солнце начинает пригревать так сильно, что его тепло уже чувствуется через куртку. Снег, попавший было на мой сапог, тает под солнцем — и вот уже на сапоге нет и следа зимы, холода.

После предыдущих тяжелых дней на озере я будто погружаюсь сейчас в сон — будто во сне вижу сторожок-кивок своей удочки… Вот сторожок вроде бы качнулся вниз…Тут же избавляюсь от благостного оцепенения, черпачком разрушаю ледяную корку, что загустела возле моей лески, и слегка приподнимаю удочку. На том конце снасти вроде бы кто-то есть. Поднимаю мормышку, а вместе с ней и пузатого онежского ерша-ершовича.

Следующий ерш пока не обнаруживает себя, но вместо ерша сторожок удочки резко поднимает приличная плотва-сорожка…И снова тишина — тишина света, солнца и надежды на самое-самое лучшее.

На небольшую уху разной рыбешки я сегодня наловил. Собираю снасти, стульчик, закидываю за спину рюкзачок, коловорот на плечо и потихоньку на лыжах к дому…

Моих спутников, что разбрелись в разные стороны по озеру, нигде не видно. Нахожу их уже дома. У них тоже пойманная рыба. Складываем улов в одну большую миску — батюшки, да тут рыбы и на хорошую уху и не на одну сковородку.

Все сегодня счастливы, добры, веселы. Строим планы на завтрашний день. Но, увы, назавтра с утра совсем сумасшедший мороз, а там и снова ветер-шквал. И конечно, после вчерашнего дня-счастья выходить в такую погоду на лед никак не хочется.

Да, за все время, проведенное нами здесь, возле Пялемского Онего, была только одна единственная встреча с такой желанной для нас Весной Света — та самая встреча-счастье, о которой я только что рассказал.

Нет, мы еще не раз выходили на лед, не раз пытали свое неверное в эту поездку рыболовное счастье, но дальше ничего особенного не запомнили, кроме как безжалостный мороз и ледовитый ветер с востока.

Обратно до Петрозаводска мы возвращались в таком же замечательном автобусе, в каком добирались сюда. Ни морозу, ни дурному ветру к нам, в автобус не было дороги — я видел только солнце — солнце и солнце и белые-белые, еще не тронутые оттепелью, по-настоящему зимние снега вдоль дороги и то и дело мыслями переносился в тот замечательный день, когда встретился с Весной Света, наконец заглянувшей в наши северные края.

БЛЕСНА ИЛИ МОРМЫШКА?

Вот уже пятую весну собираюсь встречать я на льду Пялемского Онего… Пялемское Онего — это почти самая северная часть Онежского озера, обширное пространство с не очень глубокой водой, куда на нерест стремится чуть ли не вся онежская рыба. Когда-то сюда из своих заповедных глубин подходили на нерест и несметные отряды онежского судака, но уже в конце пятидесятых годов карельские ихтиологи с грустью отмечали, что «запасы судака уменьшились в результате вылова его молоди тралами».

Здесь, в Пялемском Онего, встретите вы и сейчас почти всю рыбу, что прописана в нашем замечательном озере-море. И надо сказать, что после запрета на траловый лов в шестидесятых годах рыбы в наших местах стало явно прибавляться. И эту спасенную рыбу мне выпало наблюдать с радостью и надеждой на лучшее будущее наших северных вод.

Но, увы, радость эта оказалась не очень долгой. Разбой, захвативший всю страну, добрался и сюда, и буквальным образом за несколько лет общими усилиями было разгромлено то стадо онежского лосося, которое каждый год заходило на нерест в реку Пяльму. Ну, а не спросили ни с кого за лосося, тогда что говорить и об остальной рыбе — теперь, как и в погромные пятидесятые годы, когда цедили и цедили чуть ли не океанскими тралами всю онежскую воду, по Пялемскому Онего шастают и шастают взад и вперед такие же тралящие все рыбачки… Кто они? Чьи?.. Этого никто из наших рыбаков точно не знает. Но знают, что рыбы у нас сразу стало убывать, как только появились новоявленные тральщики и умопомрачительных размеров ставные снасти при вооруженной охране.

Ну, да ладно только о грустном… Пялемское Онего пока еще живо и пока еще нет-нет да и удивит рыбаков-любителей, прибывающих сюда на выходные дни и из Кондопоги, и из самого Петрозаводска, самыми неожиданными встречами.

Мы пьем чай с нашими гостеприимными хозяевами, и я слушаю рассказ о том, как в этот раз по первому льду явился к нам сюда онежский окунь да в таком невообразимом числе, что наши рыбачки за полдня наваливали этого самого перволедного окуня вокруг своих лунок столько, что потом долго гадали, как доставить всю эту массу пойманной рыбы к своим машинам.

Случилось такое первый раз за все последние годы… А что ждет нас сейчас, в самом конце зимы, в самом-самом начале новой северной весны, которую мы снова собрались встречать именно здесь, на льду колдовского Пялемского Онего?.. Завтра, с утра пораньше мы отправимся на лед за ответом на эти вопросы…

Для тех, кто когда-то, возможно, загорится желанием встретиться с северной весной на льду того же Онежского озера, надо обязательно заметить, что заранее называть точные сроки такой встречи занятие, как правило, не очень надежное. Дело в том, что сама по себе весна, как дама весьма и весьма романтическая, а потому порой и не в меру ветреная, не обязательно должна быть очень пунктуальной. Да к тому же ещесей не раз приходится в своем восторженной путешествии с юга на север совершать вынужденные остановки, встретив на пути явное несогласие дряхлеющей товарки-зимы так вот сразу уступить свои владения более молодой сопернице.

Если у нас, средней полосе, весна почти каждый год еще более менее точно выдерживает положенный ей график движения, если к нам, жителям того же Подмосковья, обычно без особых опозданий присылает она своих грачей, скворцов, жаворонков, трясогузок, если здесь уже в середине марта открывает весна по полям первые проталины, а там в самом начале апреля дарит нам свои первые ручьи-потоки, то прибыть в заранее установленный срок к берегам того же Онежского озера у нашей весны, как правило, уже не получается.

Но бывает и так, что все в этот раз благоволит весне в ее неудержимой дороге с юга на север, и тогда уже в первой половине марта под жарким весенним солнцем вовсю плавится снег, накопившийся за зиму на льду, и тут же, в ответ щедрому теплу, из онежских глубин начинают подниматься пережившие и эту зиму окуневые стаи.

Поверишь однажды такой богатой, ранней весне, объяснишь для себя это чудесное явление неким глобальным потеплением, о котором другой раз без умолку твердят и твердят все вокруг, и на следующий год явишься на лед своего Пялемского Онего как раз к середине марта — вот, мол, на этот раз не опоздаю к встрече с пробудившимся окунем, но не тут-то было… Нет на этот раз прошлогоднего тепла, и каждое утро со страхом поглядываешь ты из окна своего жилища на вымороженное за ночь ледовитое пространство и с опаской гадаешь: идти или не идти сегодня с утра пораньше на лед или подождать все-таки, когда столбик термометра, замерзший чуть ли не на тридцатиградусной отметке, хоть немного станет подниматься вверх?

Бывало такое не раз и со мной — не раз приходилось нам, как говорится обычно в таких морозных случаях, актировать не одно подобное утро, а то и весь день оставаться дома у печки, когда на помощь к сумасшедшему морозу прибывал еще и режущий все живое своими рваными тороками безжалостный ветер.

Конечно, лучше всего прибыть на онежский лед к самому-самому началу апреля. Обычно в это время здешний климат все-таки одумывается и преподносит тебе хотя бы день-два доброго тепла, когда после жестких морозов, тут же запирающих напрочь только что очищенную тобой лунку, вода в лунке вдруг не затягивается ледком, и ты легко, почти ювелирно, без всяких помех спокойно управляешь своей любимой мормышкой.