За кулисами путча. Российские чекисты против развала органов КГБ в 1991 году
Шрифт:
ДОКУМЕНТ: «По достоверным данным, полученным Комитетом государственной безопасности, последнее время ЦРУ США на основе анализа и прогноза своих специалистов о дальнейших путях развития СССР разрабатывает планы по активизации враждебной деятельности, направленной на разложение советского общества и дезорганизацию социалистической экономики. В этих целях американская разведка ставит задачу осуществлять вербовку агентуры влияния из числа советских граждан, проводить их обучение и в дальнейшем продвигать в сферу управления политикой, экономикой и наукой Советского Союза…
Руководство американской разведки планирует целенаправленно и настойчиво, не считаясь с затратами, вести поиск лиц, способных по своим личным и деловым качествам в перспективе занять административные должности в аппарате
КГБ учитывает полученную информацию для организации мероприятий по вскрытию и пресечению планов американской разведки»
— Мы уже активно работаем в вопросах внедрения нашей агентуры влияния, господин Белчер, Майк — со своим контингентом, я — со своим. Безусловно, это не касается фигур высшего эшелона. Как вы знаете, с ними работает Центр. Но кое-кого они нам все-таки вынуждены передать… — Дэвид усмехнулся. — Я думаю, после демонтажа памятника главному чекисту работать нам будет гораздо легче.
— Не обольщайтесь, Дэвид. Русские не такие глупцы. Недаром Ельцин, выступая в принципе против КГБ, создал собственную контрразведку во главе с Иваненко! Да вы, Майк, кажется, встречались с этим человеком до переворота?
— Нет, господин Белчер, к сожалению, не получилось.
— А! Помню, помню! Он тогда отказался от встречи. Наверное, боялся Крючкова!
— Я встречался с его помощником, очень неглупым человеком.
— Правда? А вы еще не поняли, дон, что среди чекистов немало неглупых людей? Пора бы осознать это! Ведь вы работаете в России уже три года!
— Четыре, сэр.
— Тем более!
— Господин Белчер, мои парни, которые «сидят» на вербовочной наводке, докладывают, что среди чекистов сейчас стали попадаться отличные объекты, с которыми можно активно работать в дальнейшем, — амбициозные, жадные и, что самое главное, ненавидящие коммунистическую систему. С одним из таких контактирует сейчас мой агент. Очень перспективный парень. Вышли на него через «фирмачей». Думаю, если мы сможем закрепить отношения, будет отличный источник. Вот таких, Майк, надо продвигать во власть!
— Дэвид, передавай его мне! С ним поработает кто-нибудь из наших «лебедей», [136] а потом — вперед! Первый раз, что ли!
— О’кей! Я подумаю!
— Ладно, господа! Я полагаю, наш обмен мнениями был не бесполезен. Конкретные вещи мы обсудим завтра: с вами, Майк, в двенадцать здесь, у меня, а с вами, Дэвид, как всегда, в «нашей комнате». Спокойной ночи! Хотя… — Белчер посмотрел на циферблат настенных часов и усмехнулся, — …уже четыре часа! Доброе утро!
136
«Лебедь» — на жаргоне ЦРУ — агент, привлекаемый для участия в разработке кандидатов на вербовку.
— Доброе утро! — в тон ему ответили Майк Стоу и Дэвид Вольф.
Шурша в ночной тишине колесами по асфальту, «Волга» с ходу свернула с проезжей части улицы на дорожку, проходящую между трехэтажным зданием школы и высокими крестообразными домами и, не сбавляя скорости, понеслась по ней. Была глубокая ночь, и очертания домов с черными пятнами окон едва угадывались в темноте. Только кое-где виднелся слабый свет — наверное, горели ночники, да в двух-трех местах яркие прямоугольники света говорили о том, что кто-то еще продолжал бодрствовать.
Водитель лихо остановил машину на развороте перед подъездом. Хлопнула передняя дверца.
Майор Орлов возвращался домой после четырех суток, вместивших в себя столько событий, сколько хватило бы на иное десятилетие. Четыре бессонные ночи, четыре дня, заполненные тяжелой и опасной работой, в ожидании самого худшего и с надеждой на лучшее, в мелькании лиц, искаженных гримасой ужаса и страха, боли и ненависти, в калейдоскопе поступков, смелых и трусливых, честных и подлых.
Сколько подниматься на лифте
до тринадцатого этажа? Секунд сорок? Минуту? А ему казалось, что он поднимается долго-долго. Только сейчас Андрей почувствовал страшную усталость, навалившуюся на его плечи. В ней было все — и растерянность первых часов, и решительность последующих действий, и осознание собственного бессилия, и уверенность в том, что они все выдержат. Лифт медленно тащился, скрипя своими механизмами и цокая при пересечении каждого этажа. Это движение казалось ему таким продолжительным, таким бесконечно нудным, что Орлов тяжело вздохнул и сам, услышав свой вздох, удивился: «Неужели все позади и я уже дома?»На своем этаже, только успев занести руку над кнопкой звонка, он услышал, как хлопнула квартирная дверь и раздались быстрые шаги по коридору. Через миг за матовыми стеклами мелькнуло пестрое пятно, щелкнул открываемый замок и дверь распахнулась. На Орлова смотрели большие Олины глаза. Ее губы улыбались, но почему-то вздрагивали.
— Андрюша! — сказала она шепотом. — Наконец ты пришел! — И бросилась к нему, обнимая его за шею и прижимая к себе.
Орлов хотел сказать что-то успокаивающее, но не смог. Словно судорогой перехватило у него дыхание, и из горла вырвался только какой-то странный всхлипывающий звук. Он уткнулся лицом в Олины волосы, с силой прижимая ее к себе за плечи, и не мог проронить ни слова. Он только медленно поглаживал своей ладонью ее по спине, чувствуя, как постепенно теплеет что-то внутри и сжимавшаяся четверо суток пружина постепенно расправляется, наполняя душу спокойствием и любовью.
Так стояли они около двери несколько минут, пока Андрей не смог все-таки вымолвить:
— Все! Как я устал!
— Ну, пойдем, Андрюша! Пойдем! Только тише, ребята давно спят!
— А ты что, не спала?
— Я ждала тебя. Услышала, как подъехала машина. Я знала, что это ты!
Орлов заснул сразу, как только прикоснулся к подушке. Ему ничего не снилось, кошмары его не преследовали. А Оля еще долго не могла заснуть, всматриваясь в лицо мужа, едва угадываемое в темноте, и слушая его ровное дыхание.
Глава 5
Спасти и сохранить…
Для опергруппы задача была заурядная. Тем более что выполнять ее приходилось в благоприятных условиях — не в каком-нибудь совместном предприятии или коммерческом банке, а в Московском государственном университете, где была вневедомственная охрана, а удостоверения сотрудников госбезопасности служили пропуском в любое помещение. Да и вопросов комитетчикам никто не задавал. Надо — значит надо. Может, они шпиона ловят какого? Во всяком случае выемка «объекта» из сейфа в кабинете на девятом, ректорском, этаже высотного здания, откуда открывается прекрасный вид на столицу, прошел как нельзя гладко.
Предупредив дежурного, а им был человек, который давно сотрудничал с КГБ — сообщал о грубых нарушениях пропускного режима, подозрительных личностях, часто наведывающихся в общежитие, фактах хищений государственного имущества, сотрудники отключили сигнализацию, открыли массивную деревянную дверь, прошли через небольшой холл и занялись обычным замком, встроенным в стеклянную дверь кабинета, за которой и находился вожделенный сейф.
Чтобы случайно не привлечь чьего-либо внимания и не сорвать операцию, в кабинете не стали зажигать свет. Впрочем, чтобы открыть сейф, было вполне достаточно того рассеянного света, который проникал через стеклянные двери холла.
Кабинет был небольшим и слегка вытянутым. Прямо напротив дверей стоял небольшой двухтумбовый стол, затянутый зеленым сукном. На столе — допотопного вида чернильный прибор, мраморное пресс-папье, лампа с круглым оранжевым абажуром из стекла, металлическая пепельница с тремя маленькими обезьянками. Позади стола у стены стояли письменный шкаф со стеклянными дверцами и кресло с резными подлокотниками, а впереди — узенький приставной столик с двумя стульями.
Но то, за чем пришли чекисты, находилось справа от двери в кабинет — в массивном, «сталинского» стиля, двухкамерном сейфе. Один из оперативников направил луч фонарика прямо на замочную скважину, а другой, аккуратно сняв пластилиновую печать, вставил в нее фигурный ключ.