За кулисами тайных событий (сборник)

В Генеральном штабе сухопутной армии директива Бломберга не вызвала энтузиазма. В самом деле, ее появление прежде чем стало ясно, как встретят вероятные противники Германии ее отказ от соблюдения ограничений в вооружениях, установленных Версальским договором (стратегическая разведка, как видно из цитированного выше доклада Бека, не смогла решить эту проблему), выглядело невероятным легкомыслием. Ведь не исключалось, что еще до того, как Германия развернет массовую армию, Франция и ее союзники нанесут превентивный удар. Правда, его не последовало после 16 марта 1935 года, когда был принят «закон о строительстве немецкого вермахта», вводивший всеобщую воинскую повинность.

Между тем внешнеполитическое положение Германии по оценке стратегической разведки после 16 марта осложнилось. 11 апреля 1935 года в оборе военно-политической ситуации, составленном отделом «Иностранных армий», подчеркивалось, что Германия теперь должна считаться с военным вмешательством СССР на стороне Франции, в числе противников может оказаться Италия, а Англия «в лучшем случае осталась бы нейтральной». Неизвестно, читал ли Гитлер доклад Штюльпнагеля, но ясно он не изменил принятого им курса. Что касается идеи атаки Чехословакии, то Бек и другие представители консервативных офицеров из аппарата командования армии никогда не были ее противниками, но считали ее реализацию тогда несвоевременной. Бек, Фрич, старшие офицеры Манштейн, Гальдер и др. стремились сначала обеспечить Германии такие силы, которые могли открыть путь к победе. Но это не могло произойти, по их мнению, раньше 1939 года. Основываясь на той же разведывательной информации, Бек дал совершенно другую оценку положения и перспектив успеха агрессии, нежели Бломберг и близкие к нему Рейхенау и Кейтель.

Бек считал, что локализовать конфликт с Чехословакией не удастся и придется иметь дело по меньшей мере еще и с Францией, к.е. сразу же вступать в войну на два фронта.

Сейчас вряд ли правомерно искать ответ на вопрос: кто был прав в 1935 году – Бек и его группа или экстремисты во главе с Рейхенау. Как долго могла бы держаться Чехословакия, если бы французская армия начала наступление, какую позицию заняли бы Англия, Италия, наконец, что особенно важно, смогла бы Красная Армия оказать эффективную помощь новому союзнику, как реагировала бы на это Польша – все это остается неизвестным. Для нас в данном случае важно другое: отсутствие эффективного механизма анализа разведывательной информации стратегического значения, субъективизм ее оценки в верхах таили в себе возможность принятия ошибочных решений судьбоносного значения.

Ни в 1935, ни в 1936 году нападения на Чехословакию не последовало, хотя вопрос о том, оказали ли какое-то влияние на Бломберга и Гитлера возражения Генерального штаба армии, остается открытым. Нет сведений о том, читал ли фюрер упомянутую докладную записку генерала Бека. Пожар войны не охватил Чехословакию, но небо Европы все больше заволакивали тучи.

Косвенно этому способствовало укрепление рубежей Германии на Западе – ремилитаризация Рейнской области. 7 марта 1936 года, выступая в рейхстаге, Гитлер объявил о своем решении оккупировать демилитаризованную Рейнскую область. Вероятно, он счел момент подходящим, учитывая ухудшение отношений Италии с Англией и Францией после нападения на Эфиопию. Из Рима поступили сигналы о незаинтересованности Италии в сохранении статус-кво, отношения с Польшей определялись договором о ненападении 1934 года, а СССР, озабоченный угрожающим развитием обстановки на Дальнем Востоке, по-прежнему в расчетах не учитывался как противник. Гитлер считал, что Франция, поставленная перед совершившимся фактом, примится с ним, а тем самым отпадает угроза выступления Англии.

На фюрера, вероятно, произвела большое впечатление неспособность Англии оказать сопротивление экспансии Италии в Африке, что было расценено как признак «декаданса» империи. Он теперь ожидал, что расширение германского влияния в Европе Британия встретит так же, как действия Муссолини в Восточной Африке. И все же Гитлер не был до конца уверен в невмешательстве Англии. Да и в главном командовании армии были далеки от оптимизма – беспокоила реакция и Франции, и Англии.

Разведке предстояло точно установить, не окажет ли французская армия противодействие вермахту. К решению этой проблемы Абвер приступил задолго до марта 1936 года, приблизительно в то же время, когда в Берлине готовили объявление всеобщей воинской повинности – в начале 1935 года, но уж после «воссоединения» Саара. Проектируемое вступление вооруженных сил в Рейнскую область рассматривалось как крупнейшее военно-политическое мероприятие.

Однако, несмотря на все усилия, к началу 1936 года точных сведений собрано не было, и риск вызвать вооруженное выступление Франции оценивался Верховным командованием как весьма значительный. Канарис предпринимает довольно рискованные усилия выяснить, как ответят Париж и Лондон на появление германских танков на Рейне. По воспоминаниям одного из видных руководителей британской военной разведки, генерала Кеннета Стронга, германский военный атташе в Лондоне, полковник Гейр фон Швеппенбург неоднократно предупреждал англичан о намеченном занятии Рейнской области. Представляется совершенно невероятным, чтобы этот опытный генштабист, занимавший фактически пост главного эмиссара германской военной разведки в Англии, предпринял такой демарш по собственной инициативе, поскольку это означало бы акт государственной измены. Он был всегда лоялен к Гитлеру, заслужил чин генерала и командовал армией во время второй мировой войны. По-видимому, он действовал по поручению своего руководства в Берлине. Канарис, вероятно, решил провести «разведку боем», заставить Лондон, а тем самым и Париж прояснить свою позицию. Такая реакция могла последовать в виде публичного предостережения Германии или демонстративных мер по приведению в боеготовность вооруженных сил.

Однако никаких последствий шаг Швеппенбурга не имел. Лондон безмолвствовал, причем это, по нашему мнению, не было результатом недооценки серьезности намерений Берлина, а отражением определенных настроений в правящих кругах как Британии, так и Франции. Тот же Стронг пишет: «На деле Англия не намеревалась предпринять в это время военной акции против Германии. В кулуарах выражали симпатии германской точке зрения. Германией и германской армией восхищались многие офицеры». Да и Париж, как отмечает Стронг, не был готов к решительным действиям.

И все же для Берлина положение оставалось неясным. Сам Гитлер говорил, что первые 48 часов после вступления в Рейнскую область были наиболее напряженными в его жизни. Такой же была обстановка в ставке Абвера. Канарис не отходил от телефона, ожидая сообщений с берегов Рейна. Упокоение наступило лишь тогда, когда считавшийся надежным секретный агент информировал, что французские дивизии получили приказ выдвинуться к границе, но не переходить ее. По сути дела эпопея в Рейнской области была поражением германской стратегической разведки – дать оптимальный прогноз действий великих держав, интересы которых эта акция бесспорно затрагивала, она не смогла.

Канарис и мятеж в Испании

Летом 1936 года события в Европе приобрели неожиданный оборот. Готовясь к нападению на Чехословакию, как это предусматривалось директивой о «предприятии Шулюнг», генеральные штабы армий, ВВС, флота получили дополнительные, ранее не предусматривавшиеся задания. Свою «лепту», и притом весьма заметную, на ранней стадии новой авантюры внесла военная разведка.

В те дни, когда нацистская пропаганда трубила о новом успехе политики фюрера на Рейне, в берлинском отеле Кайзерхов появились два новых гостя. Портье они предъявили испанские паспорта. Один из приезжих, хотя и был в штатском, производил впечатление человека, привыкшего носить военный мундир. Так оно и было. Его звали Хуан Санхурхо, то был отставной генерал испанской армии, занимавший в прошлом видные посты, но с 1932 года находившийся не у дел. Генерал играл активную роль в заговоре против испанской республики, его судили, приговорили к смертной казни, но заменили ее пожизненным заключением. Пребывание в заключении оказалось недолгим – республика, в отличие от ее противников, проявляла гуманность. С 1934 года генерал проживал в Португалии, пользуясь гостеприимством диктатора Салазара.

Спутник Санхурхо был «птицей другого полета», хотя вряд ли уступал ему в авантюризме. Хуана Марча знали как бизнесмена с международными связями. Его роднила с генералом ненависть к республике и склоноость к тайным предприятиям – ведь свое состояние он сколотил во время первой мировой войны, контрабандно снабжая немцев дефицитным жидким горючим. Это вовсе не значило, что Марч был убежденным сторонником центральных держав – одновременно он сотрудничал с британской разведкой.

Теперь оба прибыли в Берлин, чтобы заручиться здесь обещаниями поддержки нового предприятия – мятежа против правительства республики Испании, а затем обратиться с той же просьбой к Муссолини. Заговорщикам нужно было оружие. В Германии они намеревались прибегнуть к помощи Канариса: миссия в Берлин оказалась удачной, так же как и в Рим. В начале 1936 года в города испании стали поступать через посредство германской фирмы «Вильгельм Тойберт Виндкрафт Централе», занимавшейся строительством ветряных мельниц в этой стране, партии оружия. Такие операции столь далекой как будто от занятитй контрабандой оружия фирмы казались бы необъяснимыми, если не учитывать того, что она была связана с Абвером. Груз с оружием, который прибыл в Барселону, был укрыт в ящиках с надписью «картофель».

Существенное значение для успеха мятежа, во главе которого стояла группа генералов – Мола, Франко и другие, имела быстрая переброска войск испанского иностранного легиона из Марокко – там влияние путчистов было велико, а готовность наемников воевать против кого угодно за деньги была гарантией того, что они без колебаний выполнят приказ командиров.

После того, как по условному сигналу радиостанции в Севилье, переданному с 17 на 18 июля 1936 года: «Небо над Испанией безоблачно», вспыхнул мятеж, восставшие установили к 19 июля контроль над частью Северной Испании. На юге они захватили Кадикс и Тетуан.