За кулисами тайных событий (сборник)
Шрифт:
Оставлю эту справку без комментариев. Источником мог быть и русский священник, служивший в начале ХХ века в одном из приходов в Абиссинии, а мог быть и молодой студент, прекрасно знавший французский язык и много раз путешествовавший по этой стране...
Кстати, чтобы поставить точку над «i», как принято говорить, сошлюсь еще на один документ, который имеет подпись конкретного исполнителя. Это служебная «Записка об Абиссинии», написанная пять лет спустя, летом 1917 года в Париже. Суть этого документа сводилась к анализу возможностей Абиссинии по мобилизации добровольцев из числа чернокожего населения для пополнения союзнических войск на германском фронте. Любопытный читатель, конечно же, уже догадался, что автором последней записки был Николай Гумилёв. В это время он проходил службу в особом экспедиционном
Чтобы непосвященному читателю было ясно, как Николай Гумилёв оказался в штаб-квартире объединенного командования «Антанты», вспомним еще несколько эпизодов из его жизни.
Оставив в 1908 году Сорбонну, Гумилёв возвращается в Питер и полностью отдаётся литературному творчеству, активно вращается в литературной среде. Сблизившись с И.Ф.Анненским и С.И.Маковецким он участвует в издании известного в то время журнала «Аполлон», публикует в нем не только свои стихи, но выступает как литературный критик. Из-под пера Гумилёва выходят прекрасные аналитические статьи о творчестве его современников: А.Блоке, И.Бунине, В.Брюсове, Бальмонте, А.Белом, Н.Клюеве, О.Мандельштаме, М.Цветаевой. Читая эти статьи хорошо видно, что Гумилёв выбрал самые крупные самородки из огромного пласта поэзии той поры.
Хорошо известно, что большое видится на расстоянии. Поэтому многие литературные критики годами обсасывают на страницах журналов известные в прошлом имена, практически не рискуя искать «жемчуг» в современных завалах многочисленных имен литераторов. Гумилёву удалось создать галерею выдающихся литераторов своих современников. Больше того хочу сделать своё собственное, может быть, весьма спорное заключение о том, что некоторые из названных выше имен засияли и продолжают сиять на небосклоне поэзии во многом благодаря их открытию для широкого читателя Гумилёвым. Он, как талантливый астроном, увидел среди тысяч звездочек светила особой величины, которые не отражали, а сами излучали свет. В этом блестящая особенность литературной критики Николая Гумилёва, которую особо хотелось бы отметить.
Одновременно поэт продолжает публиковать свои стихи. В 1910 году выходит его третья книга «Жемчуга», состоящая из четырех разделов — «Жемчуг чёрный», «Жемчуг серый», «Жемчуг розовый» и «Романтические цветы». В этом сборнике Гумилёв остаётся верен себе — описывая загадочный мир чистого искусства. Его практически не интересуют социальные проблемы и окружающая действительность, он живет в стихах, в своём прекрасном придуманном им мире.
В этом же году Николай Гумилёв и Анна Ахматова (Горенко Анна Андреевна) заключают брачный союз. Кстати, знакомы они были еще с юности в Царском селе и их судьбы уже неоднократно пересекались. К примеру, в Париже, где Гумилев, будучи студентом Сорбонны, умудрился издавать небольшой журнал «Сириус». Анна Ахматова печаталась в нем, хотя весьма скептически относилась к затее своего близкого друга. Сохранилось любопытное свидетельство этого. В одном из писем к своему знакомому она писала: «Зачем Гумилёв взялся за «Сириус». Это меня удивляет и приводит в необычно веселое настроение. Сколько несчастиев наш Микола перенёс и всё понапрасно! Вы заметили, что сотрудники почти все так же известны и почтенны, как я?» (Стиль и орфография письма и последующих документов сохранены полностью. – Авт.)
Журнал вскоре развалился. Но этот эпизод из жизни Гумилёва, характеризует молодого человека не только как поэта, фантазера, путешественника, но и как человека желающего делать дело.
Сразу же после апрельской свадьбы молодые отправились в путешествие в хорошо знакомый им Париж и возвратились в Россию только осенью, почти через полгода. И как это не покажется странным, почти сразу по возвращении в столицу Гумилёв совершенно неожиданно, бросив дома молодую жену, уезжает вновь в далёкую Абиссинию (Эфиопию). Эта страна загадочно странно
притягивает Гумилёва, порождая различные слухи и толкования.Впрочем, Гумилёв делал нестандартные поступки не только в жизни, но и в поэзии. В 1913 году Николай Гумилёв и его друг Сергей Городецкий опубликовали в журнале «Аполлон» ряд статей с критикой известного литературного течения символизма и провозгласили новое движение — акмеизм.
Не вдаваясь глубоко в сущность нового поэтического течения, по секрету для читателя скажу, что это обычные профессиональные литературные штучки, когда в поисках нового способа заявить о себе выворачивают «шубу» или в данном случае поэзию наизнанку и утверждают, что это совсем новая, другая «шуба», что это совсем новая, иная поэзия. Поэтому Гумилёв, как весьма энергичный человек, становится фактически лидером нового движения «акмеизма», выступает не только против символизма, но и футуризма, наиболее известных и распространенных в те годы литературных течений. Собственно читателю глубоко безразлично, каких течений придерживается поэт, были бы хорошие стихи, которые хотелось бы читать не отрываясь.
К сожалению, всякие каноны в поэзии — это попытка загнать себя, свой божий дар и сам стих в узкий коридор теоретической наукообразности и индивидуальной вычурности. Вот образец Гумилёвского акмеизма:
СТАРЫЙ КОНКВИСТАДОР
Углубясь в неведомые горы,
Заблудился старый конквистадор,
В дымном небе плавали кондоры,
Нависали снежные громады
Восемь дней скитался от без пищи,
Конь издох, но под большим уступом
Он нашел уютное жилище,
Чтоб не разлучаться с милым трупом.
Там он жил в тени сухих смоковниц,
Песни пел о солнечной Кастилье,
Вспоминал сраженья и любовниц,
Видел то пищали, то мантильи.
Как всегда, был дерзок и спокоен
И не знал ни ужаса, ни злости,
Смерть пришла, и предложил ей воин
Поиграть в изломанные кости.
Красиво, но не из мира сего. Впрочем, это не литературная оценка или критика, это моё личное мнение. Мне больше нравится поздний Гумилёв, когда он естественен, глубок, лиричен и трагичен:
ПОЗОР
Вероятно, в жизни предыдущей
Я зарезал и отца и мать,
Если в этой — боже присно сущий! —
Так жестоко осужден страдать.
Если б кликнул я мою собаку,
Посмотрел на моего коня,
Моему, не повинуясь знаку,
Звери бы умчались от меня.
Если б подошёл я к пене моря,
Так давно знакомой и родной,
Море почернело бы от горя,
Быстро отступая предо мной.
Каждый день мой, как мертвец, спокойный,
Все дела чужие, не мои,
Лишь томленье вовсе недостойной,
Вовсе платонической любви.
Пусть приходит смертное томленье,
Мне оно не помешает ждать,
Что в моём грядущем воплощенье
Сделаюсь я воином опять.
Хорошо понимаю, что маститые, уважаемые литературные критики разнесут в пух и прах мои оценки и суждения по поводу самобытного творчества большого русского поэта.
Но ещё раз подчёркиваю, что это не литературное исследование, а попытка открыть новые неведомые страницы в биографии Гумилёва. Ведь судьбу поэта просто не понять, не испив духовной мысли из родника его творчества. Здесь просто необходимо хотя бы соприкоснуться с музыкой стиха. Впрочем, продолжим наше путешествие в прошлое...
Перед самой войной 1914 года Гумилёв совершает ещё одно путешествие в Абиссинию. Об этом свидетельствуют не только новые стихи, но и путевые очерки, которые публикуются в журнале «Нива».
Уже в конце августа 1914 года Николай Гумилёв уходит добровольцем на фронт. Он попадает во взвод конной разведки, где постоянный риск и опасность, рейды в тылу врага. Об этом остались документальные очерки Гумилёва, который находит время между боями, чтобы писать «Записки кавалериста», которые печатались в 1915—1916 годах в газете «Биржевые ведомости». Остались и поэтические свидетельства переживаний Гумилёва в этот период.