За линией Габерландта

Покончив с хозяйственными делами, все задумались: что же дальше? Федосов предложил:

— Сделаем разведку, друзья. Отдохнем, а завтра рано утром тронемся в путь. Надо же узнать, каковы границы нашего собственного государства и нет ли на подвластной нам территории каких-либо поселений или колоний. Эх, жаль, нет ружьишка!

— Вот она, человеческая натура! — насмешливо сказал Величко. — Он уже мечтает прибрать к рукам колонии и местное население. И это в то время, когда у нашего чернобородого вождя нет даже плохонького револьвера. Представляю, что он наделает, если ему вручить хотя бы двуствольное ружье! Объявит себя императором, генералиссимусом…

Рано утром Федосов и Оболенский пошли вдоль берега на запад, Зотов и Величко — на восток. Вооружением у них служили не очень умело отточенные топоры.

Море глухо ворчало. Наигравшись за дни небывалого шторма, волны лениво накатывались на пологий берег, перебирали скользкую гальку и с шипением уползали назад. Едко пахло высыхающей солью. По берегу, у самой кромки леса, валялись дары моря: черные корни, пни, бревна. Свежий просоленный ветер свободно носился над водой и затухал в первом ряду деревьев, словно ленился бежать дальше, в глубь материка. Стоял морозный бодрый день осени, когда в человеке с новой силой возникает желание жить, что-то делать. Люди почувствовали себя уверенно и готовились к любой работе. Серое небо поднялось выше, но облака не расходились, а кучились на горизонте где-то далеко в море и темнели там, грозя берегу и набираясь сил для очередной атаки.

Зотов и Величко долго шли вдоль моря, сторожко вглядываясь в горизонт.

Даль открывалась все шире. И всюду был ровный пологий берег, черта леса справа и горы за ним. Кажется, горы в этом месте подобрались ближе к морю.

Потом на их пути встала река. Неширокая, спокойная, но глубокая, она несла в море коричневатую, лесного настоя, воду и образовала возле устья длинные мели, довольно далеко выдающиеся в море.

На песчаных отмелях грелись черные туши морских зверей.

— Тюлени, что ли? — спросил Илья, хватаясь за топор, как будто он мог выстрелить из него по этим занятным зверям.

— Нет, тюлени крупнее. Это, пожалуй, нерпа.

Черные туши забеспокоились и через минуту нырнули в воду, показав на прощание свои лошадиные головы.

Поднявшись выше по реке, где деревья росли прямо на берегу, исследователи срубили три сухостойные лиственницы, связали бревна хворостом кустовой березки и благополучно переправились на плотике на другой берег. Вытянув плот повыше, тронулись дальше.

Скоро берег стал заметно круче. Появились скалы. Горы подошли вплотную к морю, элегическое спокойствие волн сменилось яростным прибоем среди скал. Зотов с товарищем вскарабкались на высокую, остроребрую горушку, осмотрелись. Море вдавалось в материк широким полукружьем и дальше, верст за двадцать, снова отступало перед грудастой сопкой, которая круто обрывалась отвесной стеной в воду. Какое счастье, что баржа миновала этот угрюмый берег! Здесь ее разнесло бы в щепки.

В общем, дальше хода не было, разве только по сопкам. Сколько ни всматривались они в раскинувшиеся просторы, ничто не указывало на человеческое жилье. Пустынные берега, нигде ни лодки, ни дымка, ни строения. Глухой, необитаемый край. А ведь они прошли и осмотрели не меньше сорока верст береговой линии!

— Итак, — подытожил Величко, — на восток мы отодвинули границу нашей земли примерно на сорок верст. Весьма просторное место. Жаль, маловато живых существ. Пока двое, если каждого из нас принимать за полноценную единицу… — Он оборвал свою речь и напряженно стал смотреть вперед.

В полуверсте от них неожиданно появились какие-то фигуры. Друзья присели. Из леса вышли два небольших медведя. Они лениво походили около выброшенных морем камышей и ракушек, что-то разыскали там, поели, лежа на животах, как обленившиеся собаки, и так же неторопливо, хозяйской походкой пошли в лес.

— Еще двое. Итого четыре, — сказал Зотов, подтрунивая над Ильей.

— Они сейчас жирные, — вздохнул тот. — Какие окорока, ты только подумай.

— В чем же дело? Поди познакомься.

Он вздохнул. Да, ружье им очень необходимо.

Путники возвратились домой затемно. Федосов и Оболенский уже сидели возле печки. Василий Антонович принес большого глухаря.

— Палкой сшиб, — пояснил он. — Страшно любопытная птица. Если подходишь к ней из-за дерева так, чтобы она видела только руки да ноги, обязательно будет сидеть и высматривать, что это такое. Ну и подпускает на пять сажен. А я в городки неплохо играю. Вот и наказал за любопытство.

— Никого не встретили?

— Нет. Версты за три отсюда есть лесная речушка. Там, на берегу, стоит пустой балаган, от него в тайгу уходит оленья тропа. Где-то в верховьях реки, должно быть, есть стойбище. Я думаю, по той тропе к морю выходят якуты. Возможно, к устью речки летом приходит судно с купцами. Освоимся покрепче — выясним.

Федосов мастерски ощипал и разделал глухаря, а потом преподнес товарищам такое заманчивое кушанье, что они забыли на некоторое время все свои невзгоды и Целиком отдались позднему ужину.

Когда Зотов предложил к глухарю несколько картофелин, Федосов сначала обрадованно взял их, но потом подумал и отложил в сторону.

— Это расточительство, — сказал он. — Спрячьте пока.

Василий Антонович смотрел далеко вперед.

Глава десятая

В ней читатель более подробно знакомится с Оболенским и узнает о дальнейших делах маленькой колонии на берегу моря.

В один из вечеров, когда все собрались в кубрике, Величко долго прислушивался к вою ветра за стенами и так скептически оглядывал невзрачное жилье, будто попал сюда впервые. Зотов писал свой дневник и исподтишка наблюдал за ним.

Величко пошевелил усами. У него явно зрела какая-то дерзкая мысль. Наконец он спросил, обращаясь ко всем сразу:

— Зимовать будем здесь?

— Угу, — односложно ответил Федосов: во рту он держал дратву, чинил свой сапог.

Оболенский вздохнул. Зотов промолчал. Тогда Илья высказал свою мысль в более конкретной форме:

— Вот что скажите: неужели в этом курятнике мы проведем зиму? Мне что-то скучно здесь. Простора нет. И зябко. Все-таки море рядом.

Василий Антонович заинтересованно посмотрел на Илью и вынул изо рта дратву.

— Выкладывай, — сказал он.

— Извольте. — Величко встал в позу оратора, посмотрел на черный от копоти потолок и, не опуская глаз, начал: — Милостивые государи! Обстоятельства заставляют меня быть кратким, и в своей программной речи я ограничусь лишь фактами. Итак, факты. Люди города, все мы привыкли к некоторому комфорту, и даже пребывание в казенных домах не умертвило в нас чувство прекрасного. Как же мы можем мириться с жизнью в тесном кубрике с нарами, без бани и сносного отопления, без русской печи и погребов для хранения запасов? Или мы настолько ленивы, что будем довольствоваться имеющимся? Я не верю в это и уже сейчас вижу в глазах Василия Антоновича веселые искорки задора, а мой друг Николай еле сдерживает желание закричать «ура». И только Корней Петрович, как видно, еще не определил отношения к моему далеко идущему предложению, потому что…