За мной придут ночью: Уйгурский поэт о геноциде в современном Китае

За 10 лет, прошедших после моего освобождения, полиция время от времени вызывала меня на допросы под разными предлогами. То же происходило и с другими представителями уйгурского интеллектуального сообщества. Впрочем, эти проверки не имели отношения к моему тюремному заключению. Этим я был обязан как замене номера удостоверения, так и тому факту, что меня арестовали в префектуре Кызылсу, тогда как зарегистрирован я был в Урумчи. За исключением особо громких дел, местную полицию, как правило, интересует то, что происходит в рамках вверенного ей участка. Полицейские из Кызылсу попросту не могли постоянно преодолевать 15 000 километров до Урумчи, чтобы приглядывать за мной.

Если теперь из-за того ареста и тюремного заключения я попал в черный список полиции Урумчи, за мной будут следить до конца моих дней. Стабильной жизни, которой мы с женой добились с таким трудом, пришел конец.

Мы проехали по узкой центральной дороге и остановились напротив полицейского участка района Тенгритаг. Здание было старым. Полицейские в штатском отвели меня на второй этаж, в кабинет без таблички на двери. Там стояло три стула и три стола, на каждом из которых пылился простенький компьютер – похоже, кабинетом не пользовались по меньшей мере месяц.

Экбер жестом указал мне на стул ближе к двери. Девушка-полицейская куда-то пропала.

– Хотите что-нибудь выпить? – спросил Экбер.

– Колы, если можно, – ответил я.

Миджит вышел из кабинета. Экбер включил компьютер, который был ближе к окну, и вежливо поинтересовался: «Можно взглянуть на ваше удостоверение?» Я вытащил карточку из бумажника и протянул ему. Он положил ее на стол.

Миджит вернулся с тремя запотевшими банками кока-колы. Одну он протянул мне, вторую – Экберу. Экбер вышел из кабинета. Попивая из банки, я старался казаться спокойным. Миджит поставил банку на стол, глянул на мерцающий монитор и направился к двери. Прежде чем он вышел, я сказал ему, что мне нужно в уборную, – просто хотел проверить их реакцию. В коридоре никого не было. Миджит сказал мне следовать за ним и отвел меня в туалет через пару дверей от нас. Я зашел внутрь. Он – следом, внимательно следя за мной. Очевидно, я представлял для них большой интерес.

Вернувшись в кабинет, я снова занял свое место на стуле у двери. Миджит вышел.

В одиночестве я провел около часа – то еще испытание для психики. Любой на моем месте с ума бы сходил, пытаясь понять, почему он здесь. Чем дольше люди остаются в одиночестве без какой-либо информации, тем сильнее их одолевают волнение, смятение и отчаяние. Я прекрасно это знал и старался держать себя в руках.

Наконец Миджит и Экбер вернулись. Миджит принес стопку разлинованных листов и ручку. Экбер пододвинул стул поближе и сел напротив меня. Миджит занял стул рядом с компьютером у окна.

Наконец Экбер заговорил:

– Возможно, вам еще не приходилось здесь бывать. Понимаю, вы нервничаете, но не переживайте. Вам не о чем беспокоиться. Мы просто зададим несколько вопросов. Отвечайте честно, и мы вас быстро отпустим.

Услышав это, я понял, что сегодняшний допрос никак не связан с моим заключением, и внутренне расслабился.

– Конечно, – кивнул я уверенно.

Экбер принялся методично и дотошно расспрашивать меня, занося мои личные данные в анкету: имя, возраст, адрес, место работы, члены семьи, родственники, краткая биография и дальше по списку. Обычная формальность.

Я сознательно умолчал о тюрьме. Рассказывая о работе в школе, сказал, что «уволился по собственному желанию». Ни для кого не секрет, что в середине и в конце 1990-х гг. всем хотелось попробовать «выйти в море». Огромное количество государственных служащих и сотрудников государственных предприятий оставило свои скучные должности, чтобы попробовать силы в частном секторе. Поэтому мое увольнение не выглядело чем-то необычным.

Миджит все записал. Пока я рассказывал, он периодически поглядывал на мое удостоверение на столе.

Ручка то и дело его подводила. Ему приходилось встряхивать ее, чтобы она писала. Мне даже стало его жаль, но у меня с собой не было запасной ручки. Однако его терпение меня удивило. На его месте я бы уже сходил в соседний кабинет за новой ручкой.

Записав основную информацию, Экбер спросил, чем занимается моя компания. Я начал в деталях рассказывать о нашей деятельности.

– Есть ли у вас контакты за границей? – спросил он ровным голосом.

Я тут же все осознал. Последняя деталь пазла встала на место: сегодняшний допрос касался зарубежных связей.

– Кажется, дочь одного из сотрудников учится за границей, – честно сознался я.

Конец ознакомительного фрагмента.