За наших воюют не только люди
Шрифт:
Но минные разрывы постепенно становились все реже, а залегшие цепи фашистов начали отползать к своим позициям.
Федоров закричал в ухо Ивашову:
– Ну, ты Игорян молодец, дали мы просраться фрицам.
Ивашов оторвался от прицела и повернулся к напарнику.
И в этот момент одна из последних, нечаянных мин взорвалась прямо в окопе.
Очередная попытка наступления фашистов на этом участке фронта захлебнулась, и они отошли, унося своих раненых. Танки также отходили, огрызаясь редкими пушечными выстрелами. На дымящейся высотке оставшиеся в живых приходили в себя. Трофимов медленно проходил по траншее, подсчитывая потери.
Увидев очередного мертвого
Гимнастерки у обоих были на спине распороты несколькими осколками.
Сержант осмотрелся, да, действительно, мина угодила прямо в окоп.
Он печально вздохнул, похоже, судьба бережет только его для каких-то неизвестных целей, опять ведь закончил бой без единой царапины.
Он вновь поглядел на убитых, и ему показалось, что неподвижно лежащее тело двинулось..
Неожиданно один из "убитых" двинул рукой, и тело второго начало медленно скользить по песку и безвольно шлепнулось в грязь на дне окопа. При падении тело повернулось, и на Трофимова уставились широко открытые не моргающие глаза Сереги Федорова.
Но он все внимания уделил еще живому красноармейцу.
– Эй, Игорь, ты живой? Закричал он прямо в ухо висевшему на бруствере бойцу.
Тот сморщил лицо и прохрипел:
– Да не кричи ты так, слышу я тебя, погоди немного, я сейчас буду в порядке.
-В каком порядке, ты, о чем говоришь, тебя в лазарет срочно надо,- вновь прямо в ухо закричал сержант, - он беспомощно потрогал Ивашова и, сказав, - потерпи друг, я скоро, - побежал в блиндаж и закрутил ручку телефона.
На другом конце провода раздался усталый голос лейтенанта Сидорова
– Ну, что тебе сержант, сам знаю все, но уж раз позвонил, доложи потери и обстановку..
– Товарищ лейтенант нас в живых осталось четверо, я и два бойца, и один тяжелораненый красноармеец Ивашов. Докладываю, что пулеметный расчет в данном составе полноценного боя не выдержит.
– Да понял я, вы у меня не одни такие.
– уже более раздраженно сообщил Сидоров. Во второй линии обороны тоже потери двадцать процентов. Сейчас с комбатом переговорю, и он будет запрашивать подкрепление..
– Товарищ лейтенант, надо бы у меня тяжелораненого забрать.
– Слушай сержант, что ты как неродной. Тут у нас сестрички с ног валятся, окажи первую помощь сам, ждите, когда руки до вас дойдут, тогда и помощь будет.
В это время у входа блиндаж раздался шорох, и вместе с осыпающейся землей, в траншею съехал ездовой Мартынов. Чистокровный цыган, сверкая золотым зубом, видимо после обстрела страдал словесным поносом, сразу начал беспрерывно болтать.
– Ну, бля, и дела, - восторженно заговорил он, - еле до вас добрался, триста метров, ползком, подводу с боеприпасами оставил, где и вчера. А ваше отделение хорошо пиздюлей фрицам подбросило. Комбат сказал, что на пулеметчиков представление напишет. Вот я вам один бачок притаранил пожрать, Два то никак не взять.
– Хорош пиздеть Сашка,- прервал излияния ездового Трофимов, давай помоги Желтову дотащить Ивашова до телеги. Сейчас я только бинты найду, перевяжу хоть.
Вдвоем они прошли до пулеметного гнезда. Пока Трофимов пытался как-то перевязать израненную спину лежавшего без сознания Игоря, бойцы быстро вырубили несколько жердей для волокуши и, взгромоздив тяжеленное тело Ивашова, поволокли его в тыл.
А Трофимов решил, что вряд ли так сразу фашисты пойдут в атаку, и уселся вдвоем с подчиненным рубать жидкую гречневую кашу размазню, которую приготовили,
несмотря на артобстрел и все остальное. Тем более, что принесено было на четырнадцать человек. Боец, активно работавший ложкой, неожиданно посмотрел на Трофимова– А старшина у нас прижимистый сука, водку не послал, понимает, что выпьем все, что будет. Наверняка, под вечер, когда потери уже подсчитают, тогда и выдаст порцайку.
Трофимов был вполне согласен с этим утверждением, но, как младший командир, не должен был подрывать авторитет своего приятеля, поэтому он промялил что-то невнятное, якобы обжегшись горячей кашей.
Развернутый дивизионный медсанбат располагался в низинке у небольшой речки. Сейчас около него царила суета. На сортировочной площадке шла первичная сортировка раненых. Они приходили сами, некоторые гордо неся забинтованную руку на перевязи, некоторые, шатаясь, с забинтованными головами шли, не обращая внимания на окружающих. Других более тяжелых привозили на подводах и автотранспортом.
На площадке куда приходили и привозили раненых, ходил уставший врач, за которым с тетрадкой и карандашом хвостиком ходила медсестра, а с десяток санитаров выполнял ее распоряжения. Лежавшие раненые с напряженным вниманием следили за действиями врача, вот он остановился около лежащего без сознания офицера. Наклонившись, быстро прощупал пульс, встал и покачал головой, соседи офицера понятливо посмотрели друг на друга
– Не жилец, ты парень.
По жесту медсестры санитары ловко уложили осмотренного и унесли, к расположенной поодаль площадке для умирающих - тех, кому помощь оказывать только зря тратить время и медикаменты, которые нужны тем, кому еще можно помочь.
Те раненые, которым нужно было оказывать помощь на следующем этапе эвакуации, постепенно грузились на приходящие автомашины и уезжали в тыл.
Те же, кто нуждались в пребывании в медсанбате, быстро по-деловому освобождались от одежды, им проводилась сан обработка, и они укладывались на операционный стол, от которого сегодня хирурги не отходили.
Подполковник Нечипоренко, начальник медсанбата стоял также за столом и, оперируя, размышлял, что все-таки полтора года войны для персонала даром не прошли и даже сейчас все подчиненные работают четко и почти справляются с потоком раненых.
На сортировочную площадку тем временем привезли на подводе раненого бойца, когда к нему подошел врач, на секунду он посмотрел на лежащего с интересом, видимо его заинтересовали необычайные габариты бойца, но потом интерес пропал и он махнул рукой в сторону площадки для умирающих.
Два санитара с трудом стащили грузное тело на носилки и, кряхтя, понесли куда приказано.
Наташа Иванова комплексовала с детства. Ей не повезло, она родилась в семье, где оба родителя были очень маленького роста. Видимо природа для нее постаралась, и она была гораздо ниже мамы, хотя ее младшая сестра была на голову выше ее. Когда она пошла в школу, то там в первый день никто не верил, что ей уже семь лет. Но, несмотря на свой малый рост, она росла бойкой девчонкой, и очень активной, ничем не уступала своим одноклассницам. Однако в после седьмого класса все девочки резко ушли в "отрыв" . У них начали появляться все те признаки, которые делают девушку из девочки, одноклассники немедленно отреагировали на это различными действиями от комплиментов до незаметных зажиманий по углам, очень быстро сообразив с кем это можно проделать, а с кем нет. И только мелкая Наташка, коренастая темноволосая девочка не привлекала ничьего внимания. Трудно сказать переживала она или нет, это игнорирование, училась она по-прежнему хорошо.