За пеленой тысячелетий

Томирис ещё не знала, что боги готовят ей новое испытание. Первой предвестницей их воли была служанка Мадана, осторожно вошедшая в шатёр и в нерешительности остановившаяся у входа. Она стояла долго, прежде чем Томирис, погружённая в свои мысли, её заметила.

– Чего тебе? – спросила грозно, недовольная, что нарушили её уединение.

– Прости, царица, - Мадана поклонилась. – Но воины дозорной сотни просят разрешения переступить порог твоего шатра.

– Что у них? Сходи, узнай. Я устала, и спать хочу.

Мадана юркнула за полог, но отсутствовала недолго.

– Я испросила у них, по какой надобности они хотят тебя потревожить, и узнала, какая причина привела их к тебе. Старший воин поведал, что когда они находились в дозоре, на них вышел конь. На спине которого лежал бездыханный всадник. Он смог проговорить только твоё имя и тут же впал в беспамятство. Они посчитали, что тебе будет интересно допросить его... Велишь позвать? Или прогнать?

– Допросить, - передразнила Томирис. Раздражение требовало выхода, и она проворчала, всё ещё недовольно: - С каких это пор простые воины решают за царицу, что ей делать?... Ладно, веди.

Только она увидела, кого привезли дозорные воины, всё раздражение у неё пропало, улетучилось, уступив место любопытству. Она узнала в этом бездыханном воине Скилура, своего царского вестового. Он лежал на земле и не подавал признаков жизни.

– Он жив?

– Да, царица, - вперёд выступил старший дозора. – Привести его в чувство?

– Да, и поживее.

Они немного поколдовали над ним, и Скилур открыл глаза. Обвёл всех мутным взором, остановился на Томирис. Взгляд его прояснился и с помощью воинов он с трудом, но всё-таки смог подняться на ноги. Чтобы опять не упал, его пришлось поддерживать с двух сторон.

– Говори, воин. Что ты мне хотел поведать?

– Пить, - прохрипел Скилур пересохшими губами. Томирис повела бровью и ему тут же подали деревянную чашу с водой. Скиф жадно припал к ней и не оторвался до тех пор, пока она полностью не опустела. Только после этого он смог говорить. – Мне повезло, царица. Я, наверное, последний, оставшийся в живых из тех воинов кто в тот роковой для скифов день скрестил свои мечи с проклятыми персами.

– Надо было меньше уподобляться грекам и персам с их любовью к напиткам из виноградной лозы, - гневно перебила Томирис. – Мне ли, женщине, напоминать вам что воин, прежде всего, должен ценить свой меч и всегда быть готовым кинуться в сечу? Вы забыли, что персы уже не единожды доказывали свою коварность!

Скилур молчал. Что он мог сказать в своё оправдание? Томирис была права, и он знал об этом. Он только проговорил негромко:

– Я не участвовал в питье хмельных напитков и не сидел за столом.

– Это доказывает, что ты не забыл заветы предков... Ладно, продолжай.

Скилур рассказал то, что Томирис и так уже знала со слов вернувшихся тиграхаудов. Рассказ вестового заставил её ещё раз пережить поражение войска, которым командовал её сын. Но он знал и видел то, чего не знали вернувшиеся до него воины. Он поведал Томирис, как они остались вдвоём с её сыном и отражали натиск обезумевших персов. Как враги падали вокруг них, а они стояли незыблемые, словно степные курганы. Но затем мрак окутал его и очнулся он только тогда и затем, чтобы увидеть смерть её сына. Скилур был уверен, что это боги вернули ему сознание и прояснили разум, дабы он мог рассказать об увиденном своей царице. Он лежал неподалёку под мёртвыми воинами и всё прекрасно видел и слышал.

Скилур видел как ненавистный персидский царь, в окружении многочисленной охраны, остановился напротив Спаргаписа. О чём они говорили, Скилур не разобрал, но догадался, что сын царицы требует освободить его. Персидский царь дал знак, и Спаргаписа избавили от пут, но сын степного народа выхватил у рядом стоящего воина кинжал и ударил себя прямо в сердце. При этих словах Томирис вздрогнула, как будто стояла рядом со своим сыном. Так умер Спаргапис, и Скилур видел, что даже персы были потрясены его смертью.

Рассказав всё это, Скилур остановился передохнуть. Выпил воды, из заботливо поднесённой, чаши. Томирис не произнесла ни слова, а смотрела куда-то вдаль, на звёзды.

– Молодец, воин, - наконец сказала она. Губы её были плотно сжаты, каждое слово давалось с трудом. – Ты выполнил всё с честью, и теперь я знаю, что мой сын умер как настоящий воин и вождь. Он предпочёл смерть позорному плену. Этим можно только гордиться. Ступай и залечивай свои раны. Вскоре мне понадобится много воинов.

– Я хочу ещё кое-что тебе сказать, царица, - проговорил Скилур в спину Томирис.

– Говори, - она остановилась.

– Я хотел говорить с тобой наедине. Это не для ушей посторонних.

– Проводите его в мой шатёр и оставьте нас, - распорядилась она.

Когда они остались вдвоём, Томирис вопросительно посмотрела на Скилура:

– Ну?

– Когда наше войско было на привале, я случайно подслушал разговор двух вождей. Камасария и Арготы. Так вот они...

– Говори быстрее, - поторопила царица. – Что приходится из тебя вытаскивать каждое слово, словно суслика из норы.

– Они сговаривались между собой как переметнуться к Киру. И предать тебя.

– Ты сам это слышал?
– Томирис сжала руку в кулак так, что побелели костяшки пальцев.

– Да, повелительница, - Скилур наклонил голову.

– Рассказывай дальше!

– До этого они уже имели сношение с персидским царём и посылали туда своего человека. Он и принёс им весть, что Кир готов их принять под свою руку. Только ждали условного сигнала со стороны персов. Это и случилось, когда перс навалился на нас всей своей силой. Твой сын неоднократно посылал к ним вестового. Но они, так и не вступив в сражение, покинули поле брани. Тем самым, предав твоего сына и тебя.

– Трусливые шакалы!
– Томирис ударила кулаком о раскрытую ладонь, заходила по шатру. Пламя свечей заметалось, рисуя на стенах причудливые узоры. – Проклятые вожди, всё им мало. Забыли уже, как мой отец рубил им головы и украшал их черепами свой шатёр? Ничего, я им вмиг напомню. Этих двух побратимов я давно подозревала в сговоре. Всё ждала, когда они нанесут удар, да недоглядела. Нанесли удар в спину. Тогда, когда это было наиболее больнее... Где они? – повернулась она к притихшему Скилуру.

– Я не знаю, повелительница. Если их нет здесь, рядом с тобой, то значит, они ушли подальше в степь и ждут, чем окончится наша битва с персами.

– Враги, кругом одни враги. Великая Табити, за что ты посылаешь на меня свой гнев? Чем я прогневила твой божественный лик? – Томирис опять заметалась по шатру, но внезапно остановилась в самом центре и погрозила рукой: - Недолго вам осталось осквернять нашу матушку землю своим присутствием. Берегитесь, месть моя будет ужасна. Я прикажу содрать с вас кожу и натянуть на бубны. А из голов велю изготовить чаши, из которых будут пить мои рабы.