За пределами замка
Шрифт:
…Купчихи. У них своя собственная правда, живут в узлах паутины, держат постоялые дворы и трактиры. Торгуют местом на ночлег, едой и выпивкой. Крепко, как жирные вечно голодные паучихи, держатся за свой клочок земли, выжимая выгоду с каждого метра. Их жадные бегающие черные глазки увеличивают сходство с насекомыми, с той лишь разницей, что, в отличие от паучьих, сами купчихи плести паутину не могут, и только находя свободный узел – перепутье, селятся на нем и ревниво оберегают захваченные владения… С богатыми постояльцами лебезят, со слугами – крайне жестоки…
Аурелия звонко рассмеялась. Описание в книге было сделано не только достаточно красноречивое и точное, но еще показывало отношение
Верес, привлеченный быстро оборвавшимся мелодичным смехом девушки, присмотрелся к ней внимательнее. Огоньки, заплясавшие в его глазах, сделали их темнее, и, погасив их блеск, он подумал о том, что красивый смех слишком редко звучит в их компании.
Девушка же не замечала ничего вокруг, глядя в огонь, она опять ускользала из реальности. Из той, в которой сидела рядом с интересным молодым мужчиной, внимательно рассматривающим ее лицо с тенью затаенной грусти.
Поляна на этот раз была осенней. Грустной с опавшей листвой. Даже стоявшие плотным кольцом деревья не тянулись больше друг к другу, они лишь тихонько шелестели сухими ветвями, роняя остатки некогда нарядного одеяния. Кристально чистая вода, падающая в водопаде, тоже казалась грустной и пустой. Глядя на этот изможденный родной уголок, Аурелия ощутила невыносимую тяжесть на сердце, как будто все, что было ей дорого, вдруг исчезло, умерло… или было искалечено варварской рукой. Только вот рука была ее собственная, и вся тяжесть потери навалилась сейчас на нее в один момент, и не было больше сил улыбаться, дышать, жить…
Слезы потекли горячими ручьями по бледным щекам, как остатки ее собственной жизненной силы. Чистая вода к чистой воде… Аурелия упала на колени и полностью отдала свое сердце щемящей грусти, почувствовав себя маленьким уставшим ангелом с опадающими крыльями, которому больше негде спрятаться, ощутить себя защищенным и любимым, негде почувствовать радость…
– Аурелия! Аурелия!
Знакомый голос пробивался сквозь туман уплывающего сознания, теплые руки мягко держали девушку за плечи, легонько встряхивая…
– Я же предупреждал, что тебе еще нельзя туда возвращаться! Это место тоже должно восстановиться! Как и ты сама!
– А как же мне восстановиться без этого места? – тихонько спросила Аурелия. – Куда мне убегать? Это же был мой дом…
Девушка закрыла лицо руками и разрыдалась. Она даже почти понимала в этот момент, как глупо звучали ее слова о доме, понимала, что ее детские рыдания, причитания и жалость к себе – это еще более глупое проявление слабости, чем попытки вернуться в место, которое она сама практически лишила жизни. Понимала, но ничего не могла с собой поделать. Наверное, она просто устала. Устала от бесконечной дороги, от загадок, от вопросов, от чужих ожиданий, от движения вслепую, от упущенных шансов прожить жизнь по-другому, устала забывать лица людей, которые когда-то, как она считала, были ей бесконечно дороги. Эти лица, как кусочки мозаики с чужого полотна, исчезали из ее памяти. Как нечто, чего никогда не было и никогда не будет.
Не понимала она только одного – того, насколько больно Вересу было слышать эти слова, видеть ее такой беззащитной. Не видела почерневшие глаза, плотно сжатые губы. Не чувствовала
крепкие заботливые успокаивающие объятия…Проснулась Аурелия удивительно спокойной, как будто смыла с себя пыль дороги и сбросила тяжкий груз. Впрочем, это было неудивительно, потому что на улице был уже вечер, и, как оказалось, проспала она почти сутки. Никто ее не будил, на столе стоял остывший завтрак, и горела большая белая свеча, привлекшая внимание девушки. Ее свет завораживал, и полусонное сознание Аурелии уцепилось за небольшой круг белого света, видя в нем какие-то светлые вспышки странных воспоминаний. Причем воспоминаний, которые сама она никогда не переживала… Она ощутила себя кем-то другим, глядящим на эту же свечу где-то совсем в другом месте.
Белокурая восемнадцатилетняя девушка встряхнула кудряшками и посмотрела в окно, белая свеча перед ней освещала ровным кругом стол и стоящую перед девушкой деревянную глубокую миску с чистой водой. Она как будто сомневалась в том, что собиралась сделать. Но за окном было темно, и девушка не видела знаков, которые могли заставить ее остановиться. Сомкнув руки вокруг посудины с водой, она начала говорить. Мягкий приглушенный голос постепенно заполнял просторную комнату, он как будто оседал на пол и расплывался бархатистыми волнами, набирая мощь.
Подари ветру свою тоску,Подари небу свою печаль,Подари морю свою слезу,Пусть тебе будет ее не жаль.Слова рождались, сплетались из воздуха, из огня, из воды. Становились чем-то материальным и ощутимым, формировали свой характер, свою собственную волю. Текли по своей собственной траектории. Она сейчас говорила со своим отражением в спокойной чистой воде и отдавала в пространство ту тяжесть, которая скопилась в девичьем сердце, все то, чему не должно было, но нашлось в нем место. Она сейчас мало что помнила о себе до этого момента. Обрывки воспоминаний, дорога, разные размытые лица и отчаянное одиночество… Она чувствовала острую необходимость, какую-то глубинную потребность найти кого-то близкого, и в этот момент ей было совершенно не важно, кто именно откликнется на ее зов.
Слова были явно не ее. Аурелия тихонько вторила чужому эху, доносящемуся из пустоты, тихий голос задавался вопросами, которые сама девушка не решалась озвучить. Чувствуя легкость чужих строчек, щемящую грусть, как будто что-то знакомое и почти родное заполняло ее душу, ее мысли…
Зачем она это делает? Айя сидела и смотрела на свечу, убрав светлую челку, падающую на глаза, она вновь соединила руки вокруг миски с водой… Как будто читала чужие слова… Почему-то сейчас в голове мелькнула мысль о том, что человека, который был бы ей близок, на свете не существует, и она практически ощутила акт созидания…
Рисуй себе глаза и губы,Что б быть похожим на людейОтрежь крыло, живи в разлуке,И очутишься среди тех,Кто ждет без крыльев за спиною,Когда же, наконец, взлетит.А очутившись там со мною,Уже не сможешь не любить…