За пределом жестокости

– Николай меня зовут, – промычал охранник и зло выдохнул: – Ты будешь делом заниматься, идиот? Или мне тебя пристрелить?

Бекас больше не разговаривал. Он побежал и принялся расшвыривать в разные стороны ящики. Они были легкие, и очень скоро он развалил всю гору. За ней открылась металлическая дверца, закрытая на обычную защелку. Добравшись до нее, Бекас обернулся. Николай с пистолетом в левой руке внимательно следил за тем, как по пожарной лестнице спускается человек.

Косые струи дождя поливали угрюмое серое здание и напряженную человеческую фигуру, прижавшуюся к ненадежной, почти воздушной конструкции. Кто-то у края крыши, присев на корточки, следил за тем, как спускается товарищ, готовый в любую минуту пустить в ход автомат, который держал в руках. Он видел суетящегося Бекаса, но почему-то не стрелял в него, вероятно, берег патроны на более серьезный случай. Он прекрасно видел, что Бекас безоружен и никакой опасности собой не представляет. Николая же он не видел, как не видел его и тот, что спускался по лестнице. Кажется, они рассчитывали благополучно добраться до земли и уже там разобраться с беглецами в спокойной обстановке – они уже сообразили, что здесь им никто не помешает.

У Бекаса снова похолодело в груди. Николай был плох. Замкнутый двор фабрики очень походил на ловушку, силы и мужество у самого Бекаса были уже на исходе, враги были рядом. Он был готов упасть на мокрую землю и забиться в истерике.

Но его спутник, несмотря на ранение, думал иначе. Он невыносимо долго, как показалось Бекасу, следил за спускающимся по пожарной лестнице человеком, а потом медленно-медленно прицелился в него и нажал на спуск.

Бекас услышал щелчок и увидел, как человек на лестнице выпустил из рук перекладину, запрокинулся назад, совершил кульбит и рухнул на асфальт, нелепо разбросав в стороны руки и ноги, точно изломанная марионетка. С крыши запоздало брызнула короткая автоматная очередь, которая оказалась почти не замеченной на фоне непрекращающегося дождя.

– Жми! – только и сказал Николай.

Они вдвоем ворвались через железную дверь в пристройку. Внутри было темно, сыро и пахло резиной. Николай уверенно направился в угол, где, накрытая брезентом, стояла какая-то машина. Сунув пистолет за пояс, он принялся срывать брезент. Бекас увидел внедорожник защитного цвета, оборудованный дополнительной защитной рамой из стальных труб.

– Бак полный! – объявил Николай. – Открывай ворота!

Бекас сообразил, что машина смотрит прямо на ворота. Он нашел на стене кнопку, нажал ее – створка начала медленно подниматься.

– За руль! – заорал Николай. – За руль и делай, что я скажу, – или я вышибу тебе мозги, сука!

Должно быть, ему было очень плохо, но отчаянным усилием воли он заставлял себя управлять пленником, понимая, что, если тот не возьмет себя в руки, обоим придется плохо.

Бекас и не заметил, как он оказался за рулем внедорожника. Николай с пистолетом в руке висел у него за плечом, отдавая приказы. Приказы казались дикими, но Бекас повиновался безоговорочно. Близость пистолетного дула начисто отшибла у него способность критически воспринимать действительность.

– По газам! – скомандовал Николай.

Бекас выжал газ. Машина с ревом вылетела из гаража через ворота и оказалась в узком проеме между двумя высокими бетонными стенами. Впереди маячили двустворчатые железные ворота. Они были закрыты.

– По газам!! – настойчиво повторил Николай.

Бекас, зажмурив глаза, выполнил приказание. Автомобиль ударил носом в ворота. Металлические створки с треском развалились пополам. Они выскочили в переулок.

Бекас с ужасом увидел, как под колеса бросился какой-то человек в плаще и тут же отлетел в сторону, вертанувшись как волчок. Бекас вскрикнул.

– Направо! – заорал Николай. – Вперед! Гони! Это они!

Как бы в подтверждение его слов машину тут же прошили пули. Бекас онемел. Лобовое стекло перед ним как по волшебству вдруг покрылось мелкими паутинными трещинами.

– Понял теперь? – прохрипел за спиной Николай. – Гони!

Он несколько раз приказывал Бекасу менять направление. Тот делал все безотчетно, повинуясь злому, начальственному тону. Куда они едут, Бекас не понимал. Вдруг Николай скомандовал:

– Притормози! Сверни вон туда, за кусты!

Только теперь Бекас осознал, что они находятся на каком-то залитом дождем пустыре. Слева из тумана вырисовывались расплывчатые силуэты жилого квартала. Справа угрюмо темнел лесопарк. Последним усилием Бекас повернул рулевое колесо, загнал внедорожник в пожелтевшие мокрые заросли и выключил мотор. Убирая руки с руля, он увидел, что они трясутся, как у паралитика.

– Нам надо было в другое место… – прерывающимся голосом сказал Николай. – У меня инструкция… Но я вот-вот выключусь, понял? Тут мой дом рядом. Поможешь дойти. Не вздумай бежать. Пристрелить тебя я еще успею. Отсидимся до вечера. Шеф нас найдет – скажет, что делать… А сейчас возьми в бардачке тряпку – протри все ручки, все, чего касались… Менты тачку найдут, а в ней кровь. Начнут суетиться, след искать. Пальцы оставлять ни к чему… Только ты хорошо все протирай, тщательно! Если менты за нами придут – я тебя первого кончу, это заруби себе на носу!

Бекас нисколько не сомневался, что Николай исполнит свое намерение. Поэтому он выполнил все очень старательно, стараясь не пропустить ни одного уязвимого местечка в машине. Потом они оба вылезли под дождь, Николай оперся о Бекаса, и они вдвоем медленно заковыляли в сторону жилых кварталов.

Глава 13

Казенная обшарпанная «Волга» серого цвета притормозила на самом въезде в Западное Бирюлево, прижалась к обочине и остановилась. Сидевший за рулем полковник Крячко заглушил мотор и повернулся к полковнику Гурову, который сидел по правую руку от него.

– Ну что, наш юный друг пойдет дальше пешочком? – весело поинтересовался он, имея в виду, конечно, Виктора Артюхова, сидевшего сзади и зажатого с двух сторон могучими плечами Милютина и Стенина.

Бывший санитар выглядел неважно, был бледнее обычного, с черными кругами вокруг глаз. Правда, одежда на нем теперь была чистая, и сам он был вымыт и выбрит, как перед казнью. Идея исполнить роль приманки ему не улыбалась – он и рассматривал ее как вариант казни, несмотря на то что и Гуров, и Крячко долго убеждали Артюхова в безопасности операции.

– Может, это… – безнадежным тоном сказал он, понимая, что мольбы его не будут услышаны. – Может, перенесем на завтра? Чего-то я сегодня не в форме.

– Мы тоже не в форме, – натянуто пошутил Милютин. – В гражданском все. Конспирация.

– Да я же серьезно!.. – уныло сказал Артюхов. – Чего-то мне хреново. Боюсь, подведу вас.

– Хреново тебе оттого, что ты, Артюхов, трусишь, – серьезно сказал ему Гуров. – Вот твое недомогание отсюда и проистекает. Но это ничего. Раз боишься, значит, голову не теряешь. Начнешь действовать, все пройдет. А откладывать нам дальше некуда. И так уже затянули с этим делом безбожно. И результатов почти ноль. Тебя вот взяли, но ты величина почти что мнимая.

– Мнимая я буду, когда меня пристукнут на собственном пороге, – мрачно сказал Артюхов.

– Да ты не журысь! – хохотнул Крячко. – Авось не пристукнут! За твоей квартирой следят – плотно, но ненавязчиво.

– Я догадываюсь, что следят, – упрямо пробурчал Артюхов. – Только и ждут, когда я туда нос суну.

– Нет, вы посмотрите на него! – возмущенно воскликнул подполковник Милютин. – Он еще торгуется! На пороге его пристукнут! Да следовало бы тебя пристукнуть – забыл, как ты нас в Молодежном встретил?