За семью замками. Снаружи
Шрифт:
Вспоминая, как когда-то очень на него рассердилась… Когда поняла, что Гаврила и «ребята» — это его люди… А потом простила так просто, что даже самой удивительно…
Тогда было так просто, а сейчас стало так сложно… При том, что он-то поменялся с тех пор. Он-то действительно старается. Страдает. Мыслит иначе. Он наказан уже. Очень сильно наказан…
Агата потянулась к телефону, перевернула его, открыла переписку с Veni…
Напечатала: «Я не сделала аборт».
Долго держала палец над стрелочкой. В итоге закрыла глаза. Задержала
Слышала, как с характерным звуком сообщение отправляется. Открыв глаза, увидела, что оно моментально прочтено…
С замиранием сердца следила, что Veni сначала молчит, а потом печатает…
Наверное, он несколько раз меняет решение, потому что набирает слишком долго, еще и с перерывами… Потом же Агате прилетает короткое:
«Спасибо».
И на душе сразу отчего-то становится легче. Она улыбается, подтягивает к груди и второе колено, блокирует телефон, снова устремляет взгляд в дверной проем.
Будто чего-то тут же ожидая…
Агате часто сложно было уснуть. В голове — полный винегрет, но сегодня не спалось по-особенному.
Костя больше не писал, она ему — тоже.
Просто призналась, что не избавилась от ребенка. И дальше…
Получается, снова карты в его руках. Как распорядится — вопрос, который вызывает одновременно страх и предвкушение.
Агата не убеждала себя, что у нее и у самой отлично все получится. Нет, конечно. Ей по-прежнему очень боязно. Вплоть до отчаянья иногда.
Она нисколечко не преувеличивала и не прикрашивала, делясь с Костей своим отношением к миру и населяющему его людям. Для многих здесь всё слишком просто, а кто-то страдает.
И они с Костей — представители разных сторон. Он знает, как легко распоряжаться. Она — как ужасно, когда распоряжаются тобой.
Они оба обожглись до мяса.
Они оба не умеют.
У них правда никогда не получится нормальная семья.
Но и сама ребенка Агата не вывезет. Это было понятно. Костя будет им необходим.
Не рукастый Гаврила, который сделает все, что попросят, с которым можно сьездить к врачу, на которого можно переложить часть бытовых проблем, а именно Костя.
Стабильный. Которого не она держит за горло кем компроматом, который он готов был дать. Который сам себя держит в руках. Учится уважать границы. Учится принимать отказы. Учится смирению. Тому, чего требовал от нее.
И Агате очень хочется верить, что у него получается. Но при этом, что он не умирает от отчаянья.
Потому что его боль в ней отзывалась.
И любовь не умерла. Такую не убьешь. Живучая…
Раньше, чувствуя, что в грудной клетке будто разрастается дыра, Агата «затыкала» ее подушкой, жалея, что в доме нет плюшевой игрушки.
Теперь же…
Даже подушка не нужна.
Обнять можно себя. И еще одного человека.
Четыре месяца живущего в ней. Растущего. Уже даже шевелившегося так, что она ощущала…
По словам врача — развивающегося
согласно норме. Акушерский срок — восемнадцать недель.По чувствам Агаты… Будущего мальчика.
Максима Константиновича Гордеева.
Ей казалось, будет красиво…
Она обнаглела настолько, что даже имя выбрала. Потому что когда есть имя — это точно человек.
Агата держала глаза закрытыми, прислушиваясь к благодатной тишине своей квартиры и ощущениям внутри, когда услышала, что в дверь звонят.
Сглотнула, села, ощущая, что сердце ускоряется.
Потому что посреди ночи в ее квартиру всегда ломился один единственный.
Осознание этого заставило сжаться девичье горло.
Агата шла к двери, чувствуя, что дрожит.
Поднялась на носочки, посмотрела в глазок, опустилась на пятки, выдохнула, прислонилась лбом к дереву…
Костя позвонил дважды. Больше не станет. Если она не откроет — развернется и уйдет. Это их договоренность. Он не имеет права настаивать.
И по уму ей не надо открывать, но…
Агата оттолкнулась, начала отщелкивать. Один за другим. Все семь.
Смотрела в постепенно расширяющуюся щель…
Сначала увидела его туфли, дальше — брюки, перетекающие в приталенный пиджак.
По шее вверх до лица. Любимых губ. Любимых глаз.
В которых ласка. Жадность. Просьба.
— Привет…
Агата шепнула первой, Костя улыбнулся только — еле-заметно, кивнул…
Глядя так же, как она на него, в ответ. По босым ногам, голым коленкам, коротким шортам, свободной футболке…
Задержался там, где уже должен быть живот, но скорее всего не смог понять — есть ли. Неопытный папаша… Усилием воли заставил себя скользить выше. По ключицам, шее до губ, по носу к глазам…
— Говорят, тут чаем поят… Если правильно позвонить…
Сказал вроде бы в шутку, но у Агаты снова сжалось горло. И сердце. И…
Из глаз брызнули слезы, с губ сорвался всхлип.
Она открыла дверь, отступая, пытаясь закрыть лицо руками.
Зная, что, наверное, делает огромную глупость, но она так ждала, что он придет…
Всё это время ждала. Сама позвать не могла, но безумно ждала…
Через пелену слез видела, как Костя заходит, как приближается, берется за её запястья, забрасывая на свою шею, подхватывает под ягодицы, делает несколько шагов вглубь квартиры к стене…
— Не реви… — Шепчет, прижимаясь носом к щеке… — Не реви, слышишь? — И повторяет. Вроде бы требовательно, но так тихо и ласково, что ну как тут не реветь?
Агата не может.
Обнимает его за шею со всей силой, в неё же вжимается, зная, что мочит воротник рубашки и немного кожу.
— Не плачь, Замочек… Ну пожалуйста… — слышит уже просьбу, произнесенную куда-то в висок, очень хочет исполнить, но не может толком. Это зависит не от нее.
У нее ведь гора с плеч, смело все сомнения. Просто потому что он пришел…