«За Сталина!» стратег великой победы

Г. К. Жуков доказывал и неубедительность, и фальшь хрущевской версии, будто И. В. Сталин как Верховный Главнокомандующий изучал обстановку и принимал решения о боевых операциях «по глобусу». Вспоминая один из разговоров с И. В. Сталиным, Г. К. Жуков рассказывал, что вдруг Верховный спросил его про какую-то деревню, кем она занята — немцами или нашими. Мне, говорил Жуков, в то время руководившему действиями двух фронтов, было неизвестно, кем занята эта деревня. Он так об этом и сказал Сталину. Тогда Сталин подвел Жукова к карте и, сказав, что эта деревня занята немцами, посоветовал обратить на нее внимание.

«Как населенный пункт она ничего из себя не представляет, — продолжал Сталин, — может быть, самой деревни после боев вообще не существует. Но если взять конфигурацию всего участка фронта, то пункт этот существенный и в случае активных действий немцев он может представить для нас известную опасность».

После этого Жуков посмотрел на карте конфигурацию этого участка фронта. Я, заключил Жуков, должен был согласиться с правильностью оценки Сталина. И свой рассказ заключил так:

«Это всего лишь один пример такого рода. Вот, оказывается, каким был сталинский глобус!»

К этому, добавлял Г. К. Жуков, у И. В. Сталина «был свой метод овладения конкретным материалом предстоящей операции, метод, который я, вообще говоря, считаю правильным. Перед началом подготовки той или иной операции, перед вызовом командующих фронтами он заранее встречался с офицерами Генерального штаба — майорами, подполковниками, наблюдавшими за соответствующими оперативными направлениями. Он вызывал их одного за другим на доклад, работал с ними по полтора, по два часа, уточнял с каждым обстановку, разбирался в ней и ко времени своей встречи с командующими фронтами, ко времени постановки им новых задач оказывался настолько хорошо подготовленным, что порой удивлял их своей осведомленностью».

Рассказывая это, Г. К. Жуков специально подчеркнул: «Но все же главное состояло в том, что его осведомленность была не показной, а действительной, и его предварительная работа с офицерами Генерального штаба для уточнения обстановки перед принятием будущих решений была работой в высшей степени разумной».

Г. К. Жуков говорил, что на заключительном этапе войны Сталин мог ставить конкретные задачи даже перед командирами дивизий. Конечно, отмечал маршал, И. В. Сталин не работал с картами тактического предназначения, но это ему и не нужно было. Но в оперативных картах с нанесенной на них обстановкой он разбирался неплохо.

Г. К. Жуков говорил, что «идти на доклад в Ставку, к И. В. Сталину, скажем, с картами, на которых были хоть какие-то «белые пятна», сообщать ему ориентировочные, а тем более преувеличенные данные — было невозможно. И. В. Сталин не терпел ответов наугад, требовал исчерпывающей полноты и ясности. У него было какое-то особое чутье на слабые места в докладах и документах, он тут же их обнаруживал и строго взыскивал с виновных» [76, с. 294].

В руководстве вооруженной борьбой в целом, подчеркивал Г. К. Жуков, И. В. Сталину помогали его природный ум, опыт политического руководства, богатая интуиция, широкая осведомленность. Он умел найти главное звено в стратегической обстановке и, ухватившись за него, наметить пути для оказания противодействия врагу, успешного проведения той или иной наступательной операции. Несомненно, он был достойным Верховным Главнокомандующим [76, т. 2, с. 109].

Касаясь такого вывода маршала Г. К. Жукова, адмирал флота Н. Г. Кузнецов, который, как известно, отличался твердостью и самостоятельностью суждений и у которого сложились непростые и нелегкие отношения со Сталиным, уже будучи в отставке, писал: «За годы Великой Отечественной войны по военным делам с Верховным Главнокомандующим чаще других встречался маршал Г. К. Жуков, и лучше едва ли кто может охарактеризовать его, а он назвал его «достойным Верховным Главнокомандующим». С этим мнением, насколько мне известно, согласны все военачальники, коим приходилось видеться и встречаться со Сталиным» [32, с. 51].

Говоря об этих двух выдающихся полководцах Великой Отечественной войны, нельзя обойти суждение Маршала Советского Союза Д. Т. Язова. На научно-практической конференции в Москве в ноябре 1997 г. он отметил: «Мне хотелось бы просить, чтобы товарищи, которые будут выступать, освещали бы роль Жукова как полководца, а роль Сталина — и как полководца, и как руководителя великого государства… Жуков сказал: «Неплохо было бы подавать по левому берегу Волги резервы, боеприпасы и войска…» Но Жуков не мог принять решение снять рельсы с БАМа, который еще строился до войны, и проложить по левому берегу Волги двухсоткилометровую железную дорогу за несколько недель… Подчеркиваю: не месяцев, а недель! Кто мог это сделать? Сталин! Кто мог приказать в течение тридцати дней прокатать броню в Кузбассе? Сталин!.. И прокатали! И промышленность наша дала в войну 96 тысяч танков, 108 тысяч самолетов» [83].

Г. К. Жуков не раз подчеркивал, что «Сталин нигде не сказал про меня ни одного плохого слова», что «попробуй меня кто-нибудь при нем обидь — Сталин за меня голову оторвет». Он говорил, что когда Сталин выслушал предложение Берии об аресте Жукова, то сказал: «Нет, Жукова арестовать не дам. Не верю во все это. Я его хорошо знаю. Я его за четыре года войны узнал лучше, чем самого себя».

Жуков признавался, что он благодарен И. В. Сталину за объективное отношение к нему. Он ценил, что Сталин уважал его «военную голову». Именно по предложению Сталина Жукову, первому из советских военачальников, в январе 1943 г., когда в войне уже произошел перелом, было присвоено высшее воинское звание Маршал Советского Союза. В представлении на звание Сталин написал всего три слова: «Жуков спас Москву». И, передавая документ начальнику управления Наркомата обороны генералу Румянцеву, сказал: «Я думаю, что этого будет достаточно» [138].

Маршал Г. К. Жуков был награжден орденом Суворова за номером один. Заместителю Верховного Главнокомандующего Маршалу Советского Союза Г. К. Жукову от имени и по поручению Советского Верховного Главнокомандования было поручено 8 мая 1945 г. принять безоговорочную капитуляцию вооруженных сил фашистской Германии в Карлсхорсте (Берлин).

По предложению И. В. Сталина Г. К. Жуков принял Парад Победы 24 июня 1945 г. в Москве на Красной площади в ознаменование победы Советского Союза над фашистской Германией. Это было высшее признание полководческих заслуг Г. К. Жукова.

Недруги пытаются изобразить дело таким образом, будто И. В. Сталин в 1946 г. решил избавиться от Жукова, поскольку, мол, видел в нем «соперника» себе как полководцу Отечественной войны. Однако правда в другом. Именно по предложению И. В. Сталина маршал Г. К. Жуков за годы Отечественной войны был удостоен самых высоких наград Советской страны. После войны И. В. Сталин предлагал назначить Г. К. Жукова наркомом обороны СССР. Против этого решительно выступили Хрущев, Булганин и некоторые известные военачальники. В результате Г. К. Жуков был назначен первым Главнокомандующим Группой советских войск в Германии и главноначальствующим Советской военной администрации с одновременным выполнением обязанностей Главнокомандующего Сухопутными войсками и заместителя наркома обороны. На XIX партийном съезде по предложению И. В. Сталина Г. К. Жуков избран в Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза.

В замечательной работе «Глазами человека моего поколения. Размышления о И. В. Сталине» фронтовик К. М. Симонов, рассказывая об обсуждении на заседании Политбюро ЦК партии кандидатов на Сталинскую премию, приводил слова И. В. Сталина о романе Э. Казакевича «Весна на Одере»: «В романе есть недостатки. Не все там верно изображено: показан Рокоссовский, показан Конев, но главным фронтом там, на Одере, командовал Жуков. У Жукова есть недостатки, некоторые его свойства не любили на фронте, но надо сказать, что он воевал лучше Конева и не хуже Рокоссовского. Вот эта сторона в романе товарища Казакевича неверная. Есть в романе член Военного совета Сизокрылов, который делает там то, что должен делать командующий, заменяет его по всем вопросам. И получается пропуск, нет Жукова, как будто его и не было. Это неправильно». Казакевич признался Симонову, что «Сталин правильно почувствовал, совершенно правильно» недостаток романа.